Кристина Сещицкая - Мой волшебный фонарь

— А ты сама не можешь сообразить, балда? Сначала нужно вытащить мокрую пеленку.

Ясек исподлобья посмотрел на расплывшееся в блаженной улыбке лицо Агаты.

— Уммм… — процедил он сквозь зубы.

Вскоре Магда была вновь упрятана в розовое одеяльце. Анджей решил, что пора отправляться домой.

— Воображаю, что будет, если мама вернется раньше нас, — сказал он. — Не хочешь нас проводить, Агата?

Агата, разумеется, хотела. Когда они ушли, Ясек поднялся с пола и, вытирая грязную кисточку носовым платком, иронически заметил:

— Глендзен у нас настоящий Дон-Кихот. Рыцарь Печального Образа!

— С чего ты взял? Не похоже… Дон-Кихот сражался с ветряными мельницами, а Глендзен — обыкновенный парень, разве что немного получше других.

— Немного получше… — повторил Ясек. — Плохо же ты разбираешься в людях, сестрица. Глендзен в сто раз лучше других.

— Тогда зачем ты вечно к нему пристаешь?

— Сам не знаю, — честно признался Ясек. — Но ты не думай, если дело дойдет до чего-нибудь серьезного, я… я за него в огонь и в воду!

Подойдя к окну, Ясек посмотрел вниз.

— Идут, — сказал он. — Анджей тащит младенца, а наша Агата скачет вокруг них как собачонка на задних лапках.

Помолчав немного, он как-то неуверенно спросил:

— Ты знаешь, от кого она получает цветочки?

— Нет. А ты?

— Знаю. — ответил Ясек.

— От кого же?

— А ты ей не скажешь?

— Не скажу.

— Честное слово?

— Честное слово.

Ясек ткнул пальцем в окно.

— От него.

— От Глендзена? — недоверчиво переспросила я. — Ой, ты чего-то путаешь…

— А вот и нет! Я точно знаю. Мне самому иногда приходится эти цветы засовывать ей в сумку, если Анджей в школе не успевает. Поэтому я и сказал, что он Дон-Кихот. Романтик. Вообразил, что в жизни ему предстоит совершить невероятные подвиги. У нас в классе не я один — все его понемножку донимают. И, наверно, другие тоже толком не скажут почему. Однажды я над этим задумался, и знаешь, к какому пришел выводу?

— К какому?

— Мне кажется, всякий норовит подколоть Глендзена только потому, что иначе пришлось бы им восхищаться. А это вроде бы глупо — восхищаться своим одноклассником! Если б он был ученый, открывший сыворотку против полиомиелита, или космонавт, или хотя бы девчонка, вытащившая троих малышей из горящего дома, тогда другое дело. А Глендзен вдобавок постоянно усложняет нам задачу. Представь себе, что его вызвали, например, по математике, а он стоит у доски и ни бе, ни ме. Как тут прикажешь быть? Заслуживает он в эту минуту восхищения?

— Ну, это ты загнул, Ясек!

— Только, пожалуйста, не вздумай меня переубеждать! — испуганно воскликнул мой брат и на всякий случай удалился в ванную отмывать кисти.

Примерно через час пришла Агата. Щеки у нее горели, она явно была чем-то взволнована.

— Что случилось? — спросила я. — Пани Глендзен вернулась домой раньше времени?

— Нет. Ничего не случилось! Ровным счетом ничего.

Я подумала, что, может быть, Анджей признался насчет маргариток, но об этом она бы, пожалуй, сама доложила, не дожидаясь расспросов. Я с тревогой посмотрела на сестру. Она это почувствовала.

— Я же тебе говорю: ничего не случилось! — раздраженно повторила Агата и наклонилась над Ясеком, который уже заканчивал афишу. — Неплохо у тебя выходит! — сказала она и, повернувшись на каблуках, выскочила из комнаты.

Свою тайну Агата раскрыла только на следующий день. Утром, перед уходом в школу, она забежала ко мне и, положив на одеяло адресованный Ане белый конверт, смущенно сказала:

— Понимаешь, когда вчера ты спросила, что случилось, я просто не знала, как тебе рассказать! Если хочешь, прочти письмо. Я написала обо всем Ане. Но я не собираюсь это от тебя скрывать! Только прочтешь, когда я уйду, ладно?

Я сгорала от любопытства и, не в силах дождаться этой минуты, нетерпеливо подгоняла Агату:

— Иди скорей, опаздываешь! Гляди, Ясек уже убежал! Почему ты такая копуха? Сколько можно торчать в ванной?

Около восьми Агата снова зашла ко мне. Она была аккуратно причесана, и нос у нее блестел меньше обычного.

— Нагнись! — попросила я.

Поцеловав Агату в щеку, я убедилась, что мои подозрения не лишены оснований. От моей сестры пахло пудрой.

— Ты что, рехнулась?

— Так уж сразу «рехнулась»! Попудриться нельзя…

— Немедленно вымой лицо, Агата! Так ты в школу не пойдешь!

— Сейчас вымою… — с досадой сказала она. — Но когда ты прочтешь мое письмо, ты поймешь, что я уже почти взрослая!

— Может, и пойму, только даже почти взрослой девице ни к чему пудриться перед школой. Всё! Больше мне сказать нечего.

— Слава богу… — пробормотала Агата.

Через минуту входная дверь с грохотом захлопнулась, а я вытащила письмо из конверта.

Пишу тебе, потому что сегодня в моей жизни произошло необыкновенное событие, о котором я не могу никому рассказать — слова застревают в горле. Наверно, ты догадываешься, что в этой истории не обошлось без мальчика!

Ты права! Этот мальчик учится со мной в одном классе. Он мне нравится, но никогда раньше мне и в голову не приходило, что я могла бы… ну, ты понимаешь… могла бы в него влюбиться, или что-то в этом роде. А вчера впервые об этом подумала! Я тебе подробно опишу, как это случилось. Он был у нас в гостях вместе со своей сестренкой. Ей три недели, и она просто прелесть. Когда они собрались уходить, Анджей предложил, чтобы я проводила их до дому. Я согласилась, потому что эта малышка мне в самом деле очень нравится. По дороге нам попался навстречу одни парень из нашего класса, Раймунд Чапский. Увидел он нас, остановился, присвистнул и завопил:

— Пани и пан Глендзен, какая встреча! А я и не знал, что у вас уже появился наследник!

Раймунд вообще ужасное хамло. Он может отколоть такой номер или такое ляпнуть, что иной раз просто теряешься и не знаешь, как себя вести. Но Анджей не растерялся. Он сказал:

— Советую тебе, Раек, приберечь свои шуточки для конкурса сатириков. И мотай отсюда, понял?

— «Мотай отсюда, мотай отсюда»! — передразнил его Раймунд. — Даже не подумаю. Вашей светлости не нравятся мои шутки, да? Что ж, может, тебе это больше придется по вкусу! — и сунул ему под нос свой кулачище.

Анджей нес сестричку, а с грудным ребенком на руках, сама понимаешь, в драку не очень-то полезешь. Поэтому он осторожно передал девочку мне.

— Постереги ее, — сказал он. — И гляди, чтоб не вылетела из одеяльца…

Я прижала к себе Магдусю, а Анджей засучил рукава свитера и рявкнул, точно злющий цепной пес:

— Кулак мне твой тоже не нравится! И вообще рекомендую на будущее шуточки насчет Агаты держать при себе!

Раек бросил окурок — я забыла тебе написать, что он курит, — придавил его каблуком и волком посмотрел на Анджея.

— Уж это извините! Я что захочу, то и буду делать, а вы мне не указ, пан Глендзен!

Тогда Анджей, не глядя на меня, как крикнет:

— Отойди, Агава!

И рубанул Раека по руке. Тот сразу разжал кулак. Я попятилась. Сердце у меня бешено колотилось, я боялась, как бы оно не выпрыгнуло. Впервые в жизни из-за меня дрались! Из-за меня — понимаешь?

Не знаю, что случилось: то ли я слишком сильно прижала к себе Магдусю, то ли в ней неожиданно пробудились родственные чувства, но она вдруг заверещала не своим голосом. А Анджей продолжал драться с Раеком, не обращая внимания на вопли сестры. Не знаю, чем бы дело кончилось, если б не наш участковый. Мы его прозвали Летучим Голландцем, потому что он всегда появляется, когда его совсем не ждешь, и так же внезапно исчезает.

Летучий Голландец схватил Раймунда за воротник нейлоновой рубашки, которую этот болван, придя из школы, нацепляет на себя в любую жару. Анджей, вовремя заметив опасность, успел отскочить в сторону.

— Что здесь происходит? — спросил Летучий Голландец.

— А что, пан начальник, ничего! — сказал Раек, почти повиснув в воздухе. — Обменялись парой слов с приятелем, вот и все.

— Я тебе покажу пару слов! Своих не узнаешь! — сказал Голландец не слишком любезным тоном.

Похоже было, Раек со своими проделками уже здорово ему надоел.

Потом он мрачно посмотрел на Анджея:

— А ты чего с ним связываешься?

Сестра Анджея вопила так, словно с нее заживо сдирали кожу. Летучий Голландец повернулся ко мне и сначала молча открыл рот от удивления, а потом спросил:

— Откуда у тебя этот ребенок?

Я посмотрела на Глендзена. Он вытер рукой нос и сказал:

— Это мой ребенок, пан участковый! Моя сестра! Я ей только дал подержать.

— А-а-а! — сказал тогда Летучий Голландец и пошел, уводя с — собой совсем скисшего Раека.

Анджей взял у меня Магдусю.

— Тихо, балда, прекрати реветь! — сказал он.