Айвен Саутолл - Поселок Тополи
День так страшно на него гневался, что он не решался ему перечить.
В доме, за спущенными шторами, было темно и не так жарко, и Лорна сказала, что в холодильнике есть кувшин с лимонной водой. Стелла не сразу его нашла: лампочки в холодильнике не было, и вся кухня тонула в полумраке. Она повернула выключатель на стене, но лампа под потолком тоже не зажглась. В конце концов она принесла стакан лимонной воды Лорне в ее комнату и спросила:
— Выпьешь это или хочешь лучше чаю?
Лорна выпила лимонную воду.
— А как с завтраком? — спросила Стелла. — Ты сама-то завтракала?
Лорна кивнула.
— Хочешь корнфлексу или еще чего-нибудь?
— Нет. Но если ты чего-нибудь сваришь, я поем с тобой за компанию.
— Ты лежи, не вставай. А может, хочешь принять ванну?
Лорна слабо улыбнулась:
— Ты хочешь сказать, что мне не мешает принять ванну?
— Ванна тебе поможет успокоиться. Особенно теплая.
— Да, наверно. — Лорна спустила ноги с кровати. — Пожалуй, правда приму ванну и переоденусь.
— Сейчас я напущу тебе воды.
— Там керосиновый нагреватель, Стелла, не как у вас — в доме. Греет страшно медленно и шумит ужасно.
— Ничего, справлюсь.
— Лучше я сама. А то еще устроишь взрыв. И ведь ты хотела попробовать найти по телефону Джона.
— Да, сейчас попробую.
— Поешь сначала.
— Глупости. И не подумаю.
— Ты очень добрая, Стелла.
— Ничего подобного. Совсем я не добрая.
Разговаривать было трудно. И начинать не стоило. Они вместе пережили страшные минуты и еще не пришли в себя. Лорну нервное напряжение совсем лишило сил. Отчаяние и боль еще не прошли, куда там! Она чувствовала, что в присутствии Стеллы выставила напоказ свою душу, и до сих пор смущалась этого, даже стыдилась, потому что Стелла, хоть и была ей другом, не была близким другом. Близкого друга у Лорны не было ни одного на всем свете. Ей требовалось время, чтобы вернуть себе чувство собственного достоинства, чтобы под воздействием новых событий немного утихла боль в сердце, в голове, в теле. И Стелла с необычной для себя чуткостью, как будто поняла ее состояние. Ей и самой нужно было опомниться. Очень уж потрясла ее первая в жизни встреча с чужим несчастьем. Никогда еще она не видела вблизи такой муки. Это всю ее перевернуло.
— Сначала я позвоню в пожарное депо, — сказала она. — А если там не ответят, попробую к священнику.
— Ой! — сказала Лорна.
— Ты что?
— Как это я раньше не подумала про священника!
— О господи, еще чудо, как ты о стольком другом успела подумать!
Стелла пошла в общую комнату к телефону, а Лорна поплелась в ванную. Спички, видимо, свалились с подоконника в темную щель за ванной. И свет не зажигался. Она несколько раз нажала выключатель в ту и другую сторону — никакого толку. Решив, что перегорела лампочка, она попробовала выключатель в коридоре. Там свет тоже не горел.
И когда Стелла сняла телефонную трубку, ответом ей было мертвое молчание. Она пробовала еще и еще раз, но гудка не было.
Она услышала позади себя шаги Лорны.
— Не работает?
— Нет…
— Это я виновата. Надо было проверить, прежде чем отпускать мистера Фэрхолла.
— Ну как ты можешь себя за это винить?
— И света нет.
— Знаю…
— Не везет мне сегодня, верно?
Стелла не нашлась, что ответить. Лорна тяжело опустилась в глубокое кресло с кожаной спинкой и закрыла глаза. Лицо у нее было как у маленькой девочки-замарашки. Ей можно было дать восемь лет.
— Ох, Стелла, это так несправедливо…
Мальчики не знали, что дедушка близорук. Они решили: раз он ничего не сказал по поводу того ада, что бушевал над горной грядой, значит, дело не так серьезно, как кажется, хотя казалось оно достаточно серьезным. Едва машина одолела длинный подъем, как охваченный пожаром горизонт ударил им в глаза. От горизонта валил дым. Казалось, на огромном протяжении вдоль горного хребта земля дала трещины, через которые вырвались запертые под ее поверхностью мощные запасы дыма и пламени. Это был взрыв, сплошной, непрекращающийся взрыв неимоверной силы, мрачное, злобное кипение. Невозможно было представить себе, чтобы в гуще его могло уцелеть хоть одно живое существо, хоть одна возведенная человеком постройка. Казалось, сама земля вот-вот расплавится…
Уоллес обернулся и встретился глазами с Гарри. В широко раскрытых глазах Гарри было предельное удивление и недоверчивость. «Неужели это мы устроили? Быть того не может!» Уоллес услышал эти слова так явственно, как будто Гарри произнес их вслух. Но дедушка Фэрхолл не выказал ни удивления, ни озабоченности. Он упорно смотрел вперед, на дорогу, осторожно держался скорости тридцать пять миль в час и объезжал самые заметные навалы сучьев, сбитых ветром с придорожных деревьев. Доехав до перекрестка за пустующим картофельным полем, он повернул на запад, к Прескоту. Указатель гласил: «Прескот. 2 мили».
«Он как будто не волнуется, — подумал Гарри, — Наверно, это только на вид так страшно».
А Уоллес подумал: «Ну и выдержка у старика, черт возьми!»
На спуске за поворотом дедушка круто затормозил. Поперек дороги лежало дерево, они чуть не наехали на него. Это была исполинская старая акация, подгнившая у корня от работы жуков и личинок и теперь обрушившая на дорогу продолговатую груду сломанных сучьев, ветвей и листвы футов в двадцать высотой. Чтобы убрать ее отсюда, десяти человекам с топорами и пилами потребовалось бы не меньше часа.
— Придется объезжать по шоссе, — пробурчал дедушка, — Иначе ничего не выйдет.
Он развернулся и поехал обратно к Тополям, а потом на север, прямо навстречу отвратительному небу, по извилистой Тополевой дороге, мимо пустынных питомников «Коллинз и сыновья», пока дорога не уперлась в шоссе у дома Нилла Робертсона. Тут другой указатель подтверждал, что до Прескота те же две мили. Истерзанные пожаром горы подступили, казалось, совсем близко. За серой, взбаламученной ветром поверхностью водохранилища темно-зеленый лес карабкался к дыму. Ближе, гораздо ближе к ним, ползла в сторону Прескота вереница машин, набитых женщинами, детьми и домашним скарбом. А поперек дороги, мешая дедушке проехать, стоял щит, которого он никогда раньше здесь не видел.
— Это еще что за нахальство? — взревел он.
Он остановился, потому что не мог ехать прямо на щит и отнюдь не был уверен, что сумеет его объехать.
— Идиотство! — рявкнул он. — И чего эти люди забили всю дорогу?! Им бы надо ехать в обратную сторону, к станции.
— На щите, кажется, есть объявление, сэр, — сказал Уоллес.
— А ну ступай посмотри.
Уоллес выскочил из машины и прошел немного вперед.
— Написано «Проезда нет»! — крикнул он.
— Ладно. Оттащи-ка его немножко в сторону, чтобы я мог проехать.
— А вы думаете, ничего, сэр?
Дедушка побагровел:
— Я знаю, что делаю!
Уоллес отодвинул щит, и дедушка проехал.
— Поставить его на место? — спросил Уоллес.
— На место? Еще чего! Оставь, где стоит. Не смеют они закрывать дорогу для местных жителей. Лезь в машину!
Уоллес послушался, и дедушка влился в поток машин, но тут же понял, что со скоростью надо распроститься. Шоссе было сейчас единственной незакрытой дорогой, и ему волей-неволей пришлось ползти так же медленно, как всем остальным. Он пытался образовать второй ряд, чтобы можно было обгонять, но это оказалось рискованно. Шоссе было узкое, расширялось только перед самым Прескотом. Но и там ему не удалось обогнать: полиция регулировала движение, направляя всех влево, к центру поселка, а дедушке надо было ехать вправо. Он уперся обоими ногами в педали и стал на самой развилке. Когда же полисмен заорал на него, он заорал в ответ, и Уоллес с Гарри готовы были провалиться сквозь землю. Ведь здесь был уже не тот безлюдный лесной уголок, что лежал всего в нескольких милях позади, — здесь их окружали дома, люди, шум машин, голоса и кучки зевак.
Здесь машины выстраивались на обочине у заправочной станции, провозили бочки с водой, огнетушители, кипы мокрой дерюги и десятки громко переговаривающихся молодых людей. А дальше, по Главной улице, стояли еще и еще машины, груженные мебелью, телевизорами, детскими колясками и узлами. И толпами бродили — без смысла, без цели — люди из горных поселков, растерянные и недоумевающие: что это с ними произошло, и стоит ли еще родной дом, или от него осталась груда пепла и искореженного железа, — люди, совершенно пришибленные бедой, что так внезапно на них свалилась. Отсюда, в конце Главной улицы, они еще видели свои горы, темные горы под тучей густого дыма, горы, из которых по временам вырывались далекие столбы пламени, такого яркого, что оно прорезало мглу и дым с силой ночного орудийного выстрела.
