Екатерина Мурашова - Класс коррекции
Глава 25
— Они объяснили мне! — Сергей Анатольевич старался кричать изо всех сил, но только приглушенно сипел в трубку — Елизавета Петровна! У них было достаточно аргументов, чтобы хотя бы проверить то, что говорили дети. Закон должен быть единым для всех! Ведь девочка действительно пропала! Ее отец в больнице с тяжелым инфарктом!
— Бросьте, Сергей Анатольевич! Вы слишком увлеклись этим… народничеством — и теперь не можете отличить зерна от плевел. Насчет Кондратьева — все ерунда! Артем — гордость школы, учится хорошо вовсе не потому, что его отец — наш главный спонсор и всегда готов отстаивать интересы гимназии на любом уровне. Нет — он учится потому, что хочет и может учиться. Другое дело — Димура и Табаков. Да, эти подонки на всякое способны. Да, этот ваш класс «Е», как и 7 «Д», изначально были рассадником всякой заразы. Да, я уже тысячу раз предлагала расформировывать их после начальной школы, пока они не стали социально опасными. Директор со мной не согласилась, и вот — пожалуйста… Теперь, после такого, я и дня не потерплю. Расформируем немедленно. В конце концов, почему мы, гимназия, занимающая первые места в городе по девятнадцати показателям, должны заниматься еще и психически больными детьми?! Пусть ими занимаются спецшколы! Если спецшкол не хватает, пусть построят еще!.. Что? Что вы сказали?!
— Я сказал, что вы гораздо более социально опасны, чем все классы «Е» в целом…
— Вы… вы у нас в гимназии больше не… Я это такие оста…
— Здравствуйте, Клавдия Николаевна! Извините, что я вас беспокою. Это Сергей Анатольевич, географ. Я хочу вам сказать: большая половина вашего класса задержана и сейчас находится в отделении милиции…
— Да, да, я знаю! Мне звонили! Это кошмар. Я не понимаю…Я сейчас же еду туда.
— Вы знаете, что случилось со Стефанией?
— Нет… А что с ней? Я ничего не понимаю…
— Давайте встретимся с вами прямо сейчас. Я вам кое-что попробую объяснить. Это не телефонный разговор…
— Разумеется. Назначайте место… Кстати, я говорила с Елизаветой Петровной, она сказала, что вас уволила. Это что — такая глупая шутка?
— Думаю, что нет. Записывайте адрес, я не могу уйти, мне могут звонить…
— И что же, если весь этот ужас, который вы рассказываете, правда, — что же будет со Стешенькой?! Ведь там, насколько я поняла, никого не осталось?
— Я оставил следить за происходящим совсем маленького мальчика, друга Юры Малькова, который непонятно как туда затесался, и еще мальчишку из другого класса. Он прятался в кустах, видимо, испугался, и его не тронули. У них есть телефон, если там хоть что-то произойдет, они мне сразу же позвонят. Правда, совершенно непонятно, что смогу предпринять в этом случае я сам…
— Но что же Стеша?
— Понятно, что если она там, они постараются незаметно вывезти ее куда-нибудь. Держать ее при сложившихся обстоятельствах в квартире слишком опасно даже для всесильного Кондратьева. Не всю же милицию он купил… Но вот что предпримет она сама, как себя поведет… От этого ведь зависят и действия укравших ее подонков… Я бы лучше спрогнозировал ситуацию, если бы вы рассказали мне о Стеше. Она что, всегда была такой?
— Нет, конечно! Она была обычным ребенком, училась в «В» классе. Училась не блестяще, но вполне прилично, играла в куклы и выделялась разве что своей удивительной внешностью, это уже и тогда было заметно…
— А потом?..
— Понимаете, отец Стеши — военный. Они много лет ездили по гарнизонам, дичь, глушь, все такое. Видимо, Стешиной матери все это надоело (говорят, Стеша унаследовала свою красоту именно от нее), она тайком от мужа подала объявление в газету, познакомилась с каким-то немцем и уехала в Германию, бросив мужа и дочь. Отец Стеши погоревал, конечно, но постепенно успокоился. Дочь он всегда любил без памяти, а жена, может, и надоела ему своими беспрестанными требованиями. В общем, он уволился-таки из армии, перебрался в Петербург, нашел хорошую работу, устроил третьеклассницу Стешу к нам в гимназию, и все вроде бы наладилось…
— Но…
— Но у его бывшей жены, Стешиной матери, в Германии тоже все наладилось. А других детей она либо не хотела иметь, либо уж не могла. Показала она своему немецкому мужу фотографию Стеши, он, как и все, поразился и сказал: «Дочь должна жить с матерью. Едем в Россию».
Они приехали, и началась обычная, к сожалению, война взрослых амбиций. О девочке все как бы и позабыли, поливали друг друга помоями в ее присутствии, задаривали подарками и прочее… Сами можете вообразить. Но дело никак не решалось, потому что речь шла еще и о гражданине другой страны… А потом разыгралась трагедия. Стешин отец позволял матери и ее новому мужу разговаривать с дочерью только в его присутствии и вообще всячески препятствовал их встречам. Их это, естественно, не устраивало, они куда-то обратились (в народный суд или что у нас сейчас вместо него), и эта инстанция приняла решение в их пользу. Отец решение суда попросту игнорировал, и тогда они решили добиться своего силой. То ли кого-то наняли, то ли еще что… В общем, отец окончательно сошел с ума, заперся со Стешей в квартире и отстреливался через дверь. Даже кого-то ранил, по-моему. Потом была психиатрическая машина, ОМОН, ломали дверь, отца вязали, в общем, кошмар… Когда спохватились, оказалось, что девочки в квартире нет. Решили — убежала. Искали по всему городу. Она трое суток пряталась в тумбочке, в опечатанной квартире. Не ела и, кажется, даже не пила. Потом вылезла из тумбочки, позвонила кому-то из друзей отца. Он приехал, опять взломал дверь, забрал Стешу к себе. Тогда она на некоторое время вообще говорить перестала. Милиция между тем, как могла, разобралась в ситуации. Мать с немцем попросили вернуться в Германию. Отца как-то отстояли армейские сослуживцы. А Стеша… Стеша стала такой, какой вы ее знаете. Скажу вам честно: если бы не ее удивительная красота и не энергия отца, ее бы уже давно… ну, в общем, в гимназии она не осталась бы…
— Безумие какое-то! — пробормотал Сергей Анатольевич и потер лицо сложенными ладонями. — И ведь все это они делали из любви к ребенку…
— Вот именно! — энергично поддакнула Клавдия Николаевна. — Но что же сегодня-то? Куда делся с места действия Юра Мальков, инвалид? Я в милиции в первую очередь поинтересовалась. Есть же, в конце концов, какие-то пределы! И они мне совершенно четко ответили, что никакого ребенка-инвалида у них нет и не было. Но ведь он там точно был, его все видели…
— Юра Мальков там был, я видел его своими глазами. И сейчас там осталась его инвалидная коляска. Кроме того, там были Антон Антонов и Миша Штекман. Они тоже бесследно исчезли.
— Может быть, они… ну, увели Юру?
— Куда они его увели? Почему не взяли коляску? Почему не сообщили о себе? Дома их нет. Родители с ума сходят. Юра, вдобавок к его обычному состоянию, тяжело болен. У него миокардит. А Миша? Его мать утверждает, что в сумерках он практически слеп. Куда потащил Антон двух инвалидов? И что такое сам Антон? У меня сложилось впечатление, что в этот класс он попал по какому-то недоразумению… Он, несомненно, организовывал поиски Стеши и координировал действия остальных. По идее, лидер должен постоянно находиться в эпицентре событий. Куда же переместился эпицентр после прибытия милиции? И почему вместе с Антоном туда отправились практически недееспособные на настоящий момент Миша и Юра? Что вы думаете по этому поводу, Клавдия Николаевна?
— Ах, Сергей Анатольевич, я уже ничего не думаю! У меня просто голова кругом идет! А Антон… тут, знаете, нет никакого недоразумения… Как он, кстати, показался вам, на свежий взгляд?
— Проще всего сказать так: Антон — герой, который почему-то отказывается быть героем. Нужно полагать, что у него для этого есть какие-то очень веские основания. Потому что по природе он — безусловный лидер, и к тому же очень умен и образован для своих лет. Юра с Мишей сюда опять-таки вписываются — классические спутники героя, почти по мифологии. Но в этом классе…
— Повторяю, никакого недоразумения здесь нет. Антон действительно классический вундеркинд, когда-то совершенно самостоятельно поступил в гимназию в «Б» класс, набрал при поступлении максимальное количество баллов и блестяще там учился…
— Но…
— Антон неврологически нездоров. Так же, как и остальные ученики «Е» класса. У него бывали (да, кажется, и сейчас бывают) совершенно ужасные припадки неконтролируемых эмоций…
— Эпилепсия?
— В том-то и дело, что — нет. Эпилепсию нынче успешно лечат. А у него — какие-то последствия родовой травмы. Во время припадков он не терял сознания, но становился как бы диким. Мог сказать или сделать что-нибудь ужасное, социально недопустимое. Дети, да и учителя, боялись его, родители требовали убрать «психа» из приличного класса. Администрации, сами понимаете, пришлось с ними согласиться.
