Ирина Стрелкова - ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст)
Нурлан - к досаде Фариды - вроде бы даже обиделся на нее за безголосого майора. Она мигом застрадала: какой Нурлан впечатлительный! Вслух предложила:
- А может, и нам пора? Надоели больному человеку.
- Ничего не надоели, - сказала Маша. - Скучно целый день одной.
- Я бы пожил один, - позавидовал Колька. - Мне дома и минуты покоя нет. Малышня лезет… Вчера только отвернулся - уволокли паяльник и комод разрисовали. А от бабки кому попало? Мне! - Он сидит за Машиным письменным столом, разбирается в будильнике: куда приладить оставленную Витей «лишнюю» детальку? - А зимой прошлой они Курбана обрили. Я машинку для стрижки чинил, а они уволокли. Морозы начинаются, а у нас пес с одного бока голый. Что делать?! - пришлось жилетку шить из овчины.
Нурлан побренчал струнами:
- Не крути, рассказывай про фамилию.
- Всегда эта Фаридка заскочит! Ну сорока! - проворчал Колька, навинчивая рычажок завода. - Сейчас посмотрим, ходит или не ходит. - Он накрутил рычажок до отказа, поднес будильник к уху, счастливо заулыбался. - Тикает! Ей-богу! Тикает! Сейчас звон проверим. - Он еще покрутил рычажки: - Без звона будильнику грош цена! - Прислушался озабоченно, перевел стрелки, и будильник в Колькиных руках залился оглушительным звоном. - Голосистый! - похвалил Колька. - Орет, как бабкин кочет! - Он поставил будильник Маше на тумбочку: принимай работу.
- Ты мастер!
Будильник стучал деловито, по-Колькиному.
- Да там был-то пустяк! - отмахнулся мастер.
- А я что говорила? - вставила Фарида. - Я всегда говорила: у Кольки технический талант. У Нурлана музыкальный, а у Кольки технический.
Колька сразу заскучал. Собирал будильник - интересно, а разные там спасибо и комплименты, какой он мастер, Колька не любит. Ему бы еще чего сейчас в руки - он бы занялся с удовольствием, но Нурлан - ни словечка из губ не выпуская - струнами явственно вытренькивал: «Ра-а-аскажи про де-е-еда-а-а, ра-а-аскажи про де-е-еда…» Научил чертов Ржавый Гвоздь свою гитару разговаривать человечьим голосом.
- Ты сам расскажи! Ты от деда слышал столько раз.
- И расскажу! - загорелся Нурлан. - Если хочешь знать… Если хочешь… я песню сочиню!
Нурлан с маху бросил пальцы на струны - и нет Ржавого Гвоздя, есть другой человек, красный кавалерист в шлеме островерхом.
В любой роли Нурлану легко и просто. Всё он знает: как глядеть как ходить, какие найти слова. Но кто подскажет, как сыграть ему себя самого, Нурлана Акатова? Фаридка? Она вся тает от восторгу таращит влюбленные глаза. «Фы плюс Ны». Он еще доберется, кто по всему поселку такую дурость пишет.
Через неделю чья-то рука написала на небеленой стене одноэтажного поселкового клуба: «Коля К., люби не по красоте, а по сердцу». Колька самолично замазал жидким саманом первый признак девчачьего интереса к его особе, а также выпад против Сауле. Заодно Колька проштукатурил и все трещины: не пропадать же задаром ведру самана.
Приходя к Степановым вместе с Нурланом, Колька вовсе не интересовался аквариумом, хотя однажды помог Вите исправить подводное освещение. Колька с малолетства не признавал игрушек - любил настоящее дело.
Нурлан - на почве любви к гитаре и песне - подружился с Коротуном.
Маша, когда пришла в школу после болезни, уже была подругой Фариды, а это - за две недели отсутствия - поставило ее в классе на определенное место, соответственно сложившимся там за школьные годы отношениям. Она поняла: испытательный срок кончился, шарик вкатился в лунку. Что тут стало теперь? Чет или нечет?
…У казахов пятнадцать лет - возраст совершеннолетия. А у нас?
Тебе уже четырнадцать - не маленькая! Тебе еще только четырнадцать - что ты стала о себе воображать? Тебе четырнадцать - пора быть самостоятельной… Тебе четырнадцать? Кому нужны твои рассуждения!..
В четырнадцать лет человек оказывается на ничейной земле. На вспаханной полосе, где отпечатывается каждый твой шаг. Отец рассказывал Маше - давно, еще маленькой. На границе есть контрольно-следовая полоса - рыхлая, взбитая в пух земля. Один нарушитель пытался обмануть пограничников - привязал к ботинкам коровьи копыта, но пограничники сразу заметили, корова перешла границу какой-то очень странной походкой.
Когда папа рассказывал про нарушителя на коровьих копытах? Очень давно. Еще в Мусабе. Маша помнит: тесный дворик с глиняными стенами, посередке, на очаге, котел с кипящим бельем. Маша тянется к огню, выкатывает из-под котла дымящиеся комочки, у дыма щекочущий в носу, звериный запах. Откуда ни возьмись - птица Перышки пестрые, коричневые с белым, пестрый хохолок, нос длинный. Птица сидит на деревянной крышке котла. Ее одурманило едким мыльным паром, а то она не далась бы в руки маленькой девочке. И Маша - будь она постарше - разве потянулась бы ловить птицу голыми руками? Птицу не возьмешь голыми руками. Только сетью, ловушкой. Но Маша тогда ничего не знала. Она просто дотянулась через едкий дым и взяла удода за бока. Может быть, не окажись рядом несмышленой малолетней девчонки, удод, ошалев от мыльного пара, свалился бы в кипящую воду или дымные угли… Да, очень дымный горел огонь под котлом и пахнул дым незабыто - такой особый, щекочущий в носу запах. Когда Еркин сел рядом за парту, от его суконной куртки чуть слышно донесся тот - из Мусаба - дымок очага. Маша помнит: с удодом в руках побежала к терассе, огибавшей весь дом. Споткнулась на повороте - носом в потрескавшуюся глину, а удод вырвался, посидел на перилах, отдышался и взлетел - поминай как звали. На Машин рев прибежал отец. Он-то и назвал - по ее слезному, взахлеб описанию - пеструю длинноносую птицу удодом. И чтобы утешить, стал рассказывать случай про нарушителя на коровьих ногах.
Очень давно это было. Еще в Мусабе. Почему какие-то случаи, обрывки разговоров человеку запоминаются, а многое другое уходит бесследно? Что случается с человеком в тот миг, который врезался в память со всеми незначительными подробностями? Произошла какая-то вспышка? Но чем она могла быть вызвана? Главная причина, по которой вдруг так четко сработала память, потом забывается, а остаются самые простые подробности. Почему же люди что-то главное забывают, а мелочи помнят?
Тогда, в Мусабе, Маша была еще маленькая. А теперь ей четырнадцать лет, и она не потянется взять птицу голыми руками, глупым незнанием своим не спасет попавшего в беду.
Маше уже четырнадцать, и ей еще только четырнадцать. Она идет по вспаханной полосе: с одной стороны детство, с другой - взрослая жизнь. Из одной ушла, а в другую ей еще идти: не поперек, а вдоль полосы, глубоко отпечатывая каждый свой шаг. Что же такое привязать к ногам? Какой хитростью всех перехитрить?
В четырнадцать лет человеку неохота, но приходится обманывать. Он врет, как ему кажется, легко и свободно, потому что уже привык скрывать свои мысли, прятать подальше чувства. Ему ничего не стоит лишний раз соврать, однако перед ложью и после нее во рту появляется привкус горечи - у самого корня языка, там, где обычно начинается ангина, где врач давит чайной ложкой: «А ну скажи: а-а-а!» Горечь неправды возникает там, где рождается первый звук речи.
Зачем же тогда говорить, что юность открыта и непосредственна. Эту ложь не могли придумать четырнадцатилетние. Ее придумали другие про них.
Четырнадцатилетние знают: скованы все их движения и самолюбие настороже. В четырнадцать лет человек не понимает сам себя: таким, каков он есть и - всего вероятней - будет. Он начинает придумывать себя заново. Совершенно заново. И за то, каким он себя придумывает, никто не в ответе - только он сам.
Чем больше человек придумывает, тем меньше он сам про себя после помнит. Оттого все люди очень ясно и чисто помнят раннее свое детство, но редко кто помнит, каким был в четырнадцать лет. Многое, что бывает перед шестнадцатью, исчезает, пропадает, рассеивается, как горьковатый дым.
Шолпан проснулась среди ночи: кто-то плакал в спальне старших девочек.
Она сама вот так же, бывало, плакала в мокрую подушку. Ночь в интернате - для невидимых слез: от обид, от тоски по дому - мало ли от чего! Темно - не видно, не стыдно. Такой одинокой нигде не бываешь, как ночью на плоской интернатской подушке. В доме столько ребят, а ты одна-одинешенька. В степь от всех уйдешь - это не одиночество, просто ты сама с собой. Иногда хочется побыть только с собой, подумать без помех. А одиночество - это другое. Когда люди рядом, близко, но не с тобой.
Плачет Амина. Но не встанешь, не подойдешь к ней. Ведь Амина надеется - никто не слышит, все спят.
Весь интернат уже знает: Амина перестала встречаться со своим солдатом, с Левкой Кочаряном. Левке мать написала, что не хочет знать никакой другой невесты, кроме той девушки, которая ждет Левку на родине.
Исабек обрадовался: прибежал, вызвал Амину в коридор. Но она сразу же вернулась - сердитая. Не нужен Амине силач Исабек. А кто нужен? Левка!
Шолпан прислушивается к всхлипываниям, вспоминает недавние бесстыдные рассказы по ночам Амины о встречах с солдатом. Левка всплывает перед глазами Шолпан, и ее трясет дрожью отвращения.
