Владимир Машков - Как я был вундеркиндом

– Небось, за кошкой гонялись? – пробурчал Гриша для порядка. – А надо было за кем? За Андреем. Эх вы, следопыты.

Наших противников нигде не было видно. Они, наверное, уже первые сны видели.

Гриша повёл своих собачек в подвал – укладывать спать.

Я поднялся на лифте домой.

Родители ещё не спали. Папа боролся со сном в кресле перед выключенным телевизором. Мама сама с собой играла в карты на диване.

Вообще, с тех пор как я стал обыкновенным ребёнком, папа и мама с нетерпением ждали меня домой, беспокоились, когда я долго не приходил. Раньше они считали, что со мной всё в порядке. Теперь они волновались, как бы со мной чего не случилось.

– Ну, снова пришёл весь мокрый, хоть выкручивай, – сердито сказала мама.

Папа открыл глаза и с иронией произнёс:

– Но зато он счастлив.

Усталость вдруг навалилась на меня с такой силой, что мне лень было рот раскрыть. Я только кивнул, соглашаясь со всем, что говорят родители, сбросил мокрую одежду и нырнул в постель.

Тут усталость припечатала меня на обе лопатки к кровати, и я провалился куда-то глубоко-глубоко.

ДНИ СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ

Мы с Гришей гоняли на улице с утра до вечера. Теперь у меня были уже не жалкие два часа свободного времени, а целые дни свободного времени.

Но иногда я отключался. Вокруг меня всё исчезало, всё пропадало. И неожиданно передо мной появлялись лица Янины Станиславовны, Валентины Михайловны и Льва Семёновича. У всех у них был такой несчастный вид, что мне хотелось реветь.

Я чувствовал, что всем им причинил боль.

Я зажмуривал глаза, чтобы не видеть их лиц. Но получалось наоборот. Когда я зажмуривал глаза, я видел лица моих учителей ещё лучше, ярче, как будто они стояли совсем рядом и глядели на меня в упор.

– Ты чего стоишь, как столб? – крикнул Гриша. – Я тебе дал пас, а ты?

Я очнулся. Оказалось, что я стою посреди площадки. Я махаю клюшкой, а шайба уже у нас в воротах.

Команда соперников вопит от радости и хохочет надо мной. И наша команда от огорчения готова меня съесть вместе с клюшкой.

– Я задумался, – тихо сказал я и почувствовал, как запылали мои щёки.

Хорошо, что на дворе стоит мороз, я разрумянился от игры, и потому никто из ребят не заметил, что я покраснел.

– Начинаем с центра, – кричит Гриша.

Мы играем в хоккей. У нас всё настоящее, как у настоящих хоккеистов. У нас настоящая площадка, правда, поменьше, чем у мастеров, настоящий лёд (это точно!), почти настоящая форма. Только вместо шлемов – зимние шапки. Если упадёшь на лёд, шапка тоже неплохо предохраняет голову.

Играем мы без коньков и без судей. Так интереснее.

Я снова получаю пас от Гриши, обматываю одного игрока, ко мне бросается защитник. Но я вижу, что Гриша оказался неприкрытым у самых ворот противника. Я проталкиваю шайбу другу. Тот забрасывает её в ворота.

Нас с Гришей окружают ребята. Меня тормошат, хлопают по плечу, пихают, нахлобучивают шапку на глаза.

Я вижу, как сияет Гриша. Он что-то кричит мне. Но из-за шума я не разбираю слов. Да что там разбирать, и так всё ясно. Гриша доволен мной.

Команда соперников начинает с центра и бросается в атаку.

А передо мной вдруг всплыло грустное лицо Льва Семёновича, и я услышал его голос: «Молодой человек, вы играете отлично. Но у вас есть один недостаток – вы избегаете силовой борьбы. А без силовых приёмов с канадскими профессионалами на равных не сыграешь. Сейчас я вам продемонстрирую один силовой приём. Глядите внимательно…»

Я загляделся на Льва Семёновича и сам растянулся на льду. Надо мной склонился разгневанный Гриша:

– Опять задумался?

– Нет. – Я ощупал голову, на которой не было шапки. – Я, кажется, получил травму.

– Смена! – крикнул Гриша.

Из-за деревянной перегородки с клюшкой наперевес выскочил заждавшийся мальчишка в рыжей шапке-ушанке. Вместе с Гришей они помогли мне подняться, на клюшке подали шапку. Я надел шапку и ушёл с площадки.

У нас смены не как в настоящем хоккее – на одну-полторы минуты. У нас как сменили, так уж до конца игры.

Теперь я гляжу, как играют мои товарищи, и могу думать о чём угодно. Вновь передо мной возникает Лев Семёнович.

«Всё было превосходно, молодой человек, – восклицает учитель, потирая руки. – Однако вы поторопились пойти на сближение с соперником, потеряли равновесие и потому упали. Вот поглядели бы вы, как выполняет силовые приёмы мой ученик Роберт Полозов».

Стоп, спохватился я, Роберт Полозов. Как я о нём раньше не подумал. Это же идея.

Как раз окончился матч, болельщики окружили Гришу и нашу команду. Мой друг силился выглядеть серьёзным, но улыбка распирала его щёки.

Я сразу догадался: мы выиграли.

По дороге домой я посвятил Гришу в свой план.

– А зачем это тебе? – удивился Гриша.

– Понимаешь, он расстроился, огорчился, – стал объяснять я. – А ведь он уже пенсионер, старый человек, у него больное сердце… Понимаешь?

– Не понимаю, – покачал головой Гриша.

– Ну какой ты непонятливый, – рассердился я. – Если у человека больное сердце, с ним в любую минуту может случиться беда…

– Это я понимаю, – перебил меня Гриша. – Я тебя не понимаю.

– Почему?

– Ты так хотел избавиться от своих учителей, называл их своими мучителями…

– Не называл, – сказал я.

– Называл, – упрямо стоял на своём Гриша.

– Ну скажи, скажи, когда называл?

Гриша засопел, наморщил лоб, но не мог вспомнить, чтобы я хоть раз плохо называл своих учителей.

– Ладно, не называл, – согласился Гриша. – Но думал о них так и хотел избавиться от них…

Тут уж я ничего не мог сказать.

– А что теперь получается? – спросил меня и себя Гриша и мне и себе ответил: – Теперь ты их жалеешь и хочешь, чтобы всё началось сначала.

– Я не хочу, чтобы всё началось сначала, – разозлился я. – Как ты не понимаешь?

– Тогда чего же ты хочешь? – спросил Гриша.

Вот парень, толковал ему, растолковывал, а он ничего не понял.

– Если бы ты был на моём месте, ты бы пожалел их? – спросил я.

– И не подумал бы, – покачал головой Гриша. – Они тебя жалели?

– Жалели, – поразмыслив, сказал я. – Ты придумал, как помочь Янине Станиславовне?

– Дело безнадёжное, – вздохнул Гриша.

– Тогда я пойду к директору бассейна и поговорю с ним, как мужчина с мужчиной, – выпалил я.

– Иди, – скривился Гриша. – Ох, и тяжело с вами, вундеркиндами… Слушай, ты уроки сделал?

– Сделал, – ответил я.

– Тогда я сейчас к тебе зайду, – обрадовался Гриша.

Я пришёл домой и твёрдо решил – сегодня ни за что не буду за Гришу решать математику. Просто надоело. Разве Гриша ничего не соображает? Нет, ему просто лень шевелить мозгами. Нашел мягкотелого вундеркинда, списывает и живёт себе припеваючи. А когда его просишь помочь, он задаёт тысячи вопросов и палец о палец не хочет ударить.

Дождавшись, когда Гриша раскрыл тетрадь и вопросительно уставился на меня, мол, подавай матешу, я спросил напрямик:

– А ты почему сам не можешь решить? Тебе что-нибудь непонятно? Что? Давай я объясню.

– Что с тобой сегодня? – опешил Гриша. – А-а, догадываюсь… Ты ударился головой об лёд, и теперь у тебя мозги набекрень?

– А ты когда ударился, что простую задачку решить не можешь?

Гриша почувствовал, что на сей раз «скатать матешу» ему не удастся, и буркнул:

– Объясняй, только сначала…

Я вспомнил, как поступал Александр Александрович, когда хотел проверить потолок – то есть уровень знаний. Я дал Грише задачку, которую мы решали в первой четверти, а сейчас уже бежала к финишу третья четверть. Я догадывался, что уровень Гриши будет где-то около нуля. Оказалось, ниже нуля.

Но как и Александр Александрович, я не терял присутствия духа. Набравшись терпения, я стал объяснять Грише. Наконец он одолел задачку из первой четверти.

По лицу моего друга поплыла улыбка. Он был счастлив, словно во второй раз выиграл хоккейный матч.

– Слушай, а ты, наверное, и вправду вундеркинд?

А ВСЁ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ!

Я нажал на ручку. Дверь, на которой висела табличка «Директор бассейна», не поддавалась. Если дверь не открывается, значит, в кабинете никого нет. Ладно, приду завтра. Или послезавтра.

Нет, сказал я самому себе, ни завтра, ни послезавтра, а сегодня. Раз пришёл, сиди и жди. До победного конца. Мне сегодня очень нужен победный конец.

Мимо меня быстро прошёл высокий широкоплечий человек. Его холодные, словно замёрзшие глаза равнодушно скользнули по мне. Я подхватился – директор!

Но прежде чем я успел раскрыть рот, директор открыл дверь и исчез в кабинете. Эта неудача меня не расстроила, наоборот, придала храбрости.

Я распахнул дверь кабинета и с порога решительно произнёс:

– Здравствуйте, мне необходимо с вами поговорить.

Сидя за столом, директор некоторое время внимательно изучал меня с ног до головы. Я сразу вспомнил, как он недавно говорил обо мне Янине Станиславовне: «Ноги коротковаты».