Яков Длуголенский - Жили-были солдаты

За его спиной в две шеренги выстроился взвод: орёл к орлу, грудь колесом. Правда, большинство в очках. Сказывалась, как говорится, консерваторская подготовка. Однако на груди некоторых мой начальник не без удивления заметил бело-голубые значки, говорящие, что их владельцы не раз имели дело с парашютом.

Капитан Насибулин, приложив руку к фуражке и чеканя шаг, направился к нам. Его подчинённые «ели» глазами начальство.

— Товарищ полковник! Музыкантский взвод…

Все формальности были соблюдены. Оба полковника замахали на него руками.

В сопровождении командира части и капитана мой начальник прошёлся вдоль музыкантского строя, расспросил, кто какой год служит, кто что окончил, кто на чём играет, кто сколько раз прыгал с парашютом. Затем проверил, в каком порядке хранятся музыкальные инструменты. Кажется, внешний вид инструментов его удовлетворил. Но если он искал среди труб, корнетов, тромбонов, медных тарелок и прочего сорок три злополучные балалайки и сорок три недавно выданные гармоники, то эго, скажем прямо, был напрасный труд. Все они хранились на своих местах в клубе. Это я знал точно.

Затем оба полковника поинтересовались, что сейчас по расписанию должно быть в музыкантском взводе.

По расписанию значился урок сольфеджио. Оба полковника, не сговариваясь, захотели присутствовать.

Музыкальный диктант прошёл вполне успешно, если не считать многочисленных ошибок, допущенных рядовым Карымшаковым (медные тарелки). Парень служил первый год, обладал безусловными способностями, но не имел никакого музыкального образования. Капитан Насибулин взял его из полковой самодеятельности.

По тому, как мой начальник реагировал на всё происходящее во время диктанта, стало ясно, что кое-что в музыкальной грамоте он понимает. Следовательно, он был не так прост, каким нам казался.

Прослушать игру оркестра решили вечером, в клубе.

Я всё ждал, когда мой начальник заговорит о балалайках и гармониках. Ведь ради них мы сюда и приехали!

Заговорил он о них лишь в кабинете командира полка. Он тактично спросил, зачем полку все эти гармоники, балалайки, незапланированные валторны и кларнеты, в которых, по-видимому, особой надобности нет.

— Как нет?! — изумился полковник Яковенко. — Да у нас только один оркестр гармонистов и балалаечников насчитывает сто человек!.. А инструментальный секстет? А эстрадный ансамбль?.. — Полковник продолжал перечислять, загибая пальцы. — Жаль, что у нас, военных, так мало личного времени, чтобы заниматься музыкой.

— Мне тоже очень жаль, — искренне сказал мой начальник.

Тут полковник Яковенко вынул из шкафа какую-то папку, подержал её на ладони, словно прикидывал вес, а потом сказал:

— Здесь письма, адресованные капитану Насибулину. Из училищ, консерваторий и так далее. Вот последнее — из Ленинградской филармонии.

— Простите, — удивился мой начальник, — но какое отношение имеет прославленный филармонический коллектив к капитану Насибулину?

— Самое прямое: почти половина его участников — бывшие воспитанники капитана Насибулина. Как видите, пишут ему, а отвечать приходится нам.

Вечером в клубе мы слушали концерт духового оркестра под управлением капитана Насибулина.

К полному удовольствию моего начальника, завершал концерт самодеятельный оркестр гармонистов и балалаечников. Не знаю, о чём думал мой начальник, разглядывая лица сидящих рядом с ним солдат, но я думал о капитане Насибулине.

На третий день мы вернулись в управление. Полковник тут же собрал офицеров и с ходу спросил:

— Товарищи офицеры! За время моего отсутствия из парашютно-десантного полка не поступало никаких заявок?

— Нет, — ответили ему.

Казалось, наш начальник был удивлён.

— Думаю, что поступят. Надо обязательно послать им десять малых барабанов. Я обратил внимание, что именно этих инструментов у них явно не хватает.

Мой друг капитан Осипенко посмотрел на меня, я, улыбаясь, — на него.

— И последнее, — продолжал наш начальник. — Поднимите, пожалуйста, руки, кто из вас давно и хорошо знает капитана Насибулина?

Поднялся лес рук.

Встал майор Гаврилов:

— Товарищ полковник, вероятно, не нужно ничего объяснять, но каждый из нас, правда в разное время, служил с капитаном Насибулиным. И если мы что-то понимаем в музыке и полюбили её, так это только благодаря ему.

В полк прибыло новое пополнение. Молодые, крепкие ребята из разных городов и областей. Все — недавние выпускники ПТУ: механизаторы, сталевары, наладчики станков с программным управлением, токари, фрезеровщики. В общем, специалисты своего дела.

Несколько студентов. И один учитель начальных классов. Фамилия его была Соламатин.

Ещё когда ехали в поезде, выяснилось, что почти каждый не раз и не два прыгал с парашютом. Одни — с настоящих самолётов, в аэроклубе. Другие — посещая городской парк культуры и отдыха, с парашютной вышки.

Сержант, который вёз новобранцев, невольно думал: «Ребята бывалые. Но морока с ними будет. Одно дело — прыгаешь, когда хочешь, и совсем иное — когда не хочешь, а над о».

Учитель слушал, о чём говорят его более опытные товарищи, и настроение у него всё ухудшалось и ухудшалось Ни с самолёта, ни с какого иного сооружения он никогда не прыгал, а если и решился однажды, то с трёхметрового трамплина в воду.

Один новобранец с пушкинскими бакенбардами и шкиперской бородкой (бороду и бакенбарды ему потом сбрили) рассказывал, что примерно на сотом прыжке с одним его другом приключился комический случай: друг повис на самолётном хвосте.

— Обхохочешься, — говорил новобранец. — Висит мой друг, как сосиска, а я подруливаю к нему левым галсом… то есть управляю телом в воздухе, что очень важно… обрубаю стропы… И мы вдвоём приземляемся на моём парашюте. Обхохочешься! Или вот ещё. У другого моего друга не раскрылся основной парашют. Переходит он на запасной…

«А ведь действительно, — думал учитель, — почему только основной и запасной? Материала жалко?.. Нажимаешь кнопку на пульте. И раскрываются сразу пять запасных. Пульт у тебя на груди. Исключается всякая случайность. Полная гарантия и надёжность».

Ночью в поезде под впечатлением передуманного учитель стал составлять своим ученикам письмо.

«А Дёмину передайте, — мысленно сочинял он, — что я его прощаю. Только пусть не думает, что я не знаю, кто подбил мою курицу. Если останусь жив, так и быть, поставлю ему годовую тройку».

Молодое пополнение встречали с оркестром.

Пока новобранцы выгружались из вагонов, пока строились, учитель смотрел на оркестр и думал: «А ведь и я бы сейчас мог… вон как тот… дудеть в трубу. И горя мне было бы мало…»

«Дудел в трубу», а точнее, играл на корнет-а-пистоне младший сержант Чудик — центральный нападающий полковой сборной и правая рука капитана Насибулина.

Но учитель Соламатин не знал ещё ни капитана, ни Чудика. Он просто смотрел, как младший сержант беззаботно раздувает щёки и нажимает на клапаны инструмента.

«Счастливчик», — думал Соламатин.

«Что он на меня так смотрит? — гадал младший сержант Чудик. — Учились вместе?..»

Вопрос так и остался открытым, поскольку новобранцев наконец построили и повели в баню. Где за два часа остригли, помыли, одели во всё новое, и сами они стали как новенькие.

Через несколько дней была экскурсия в учебный городок. Будущим десантникам показывали, с чем им в ближайшие дни придётся иметь дело, пока — на земле.

Экскурсию вели несколько офицеров и сержант, который новобранцев вёз.

Молодого учителя потрясло обилие тренажёров и прочих снарядов, помогавших десантникам приобретать и оттачивать своё воздушное мастерство. Но назначения всех этих приспособлений учитель не знал. Он впервые увидел в такой близи даже обыкновенную парашютную вышку.

На краю поля стояли макеты транспортных самолётов. В брюхе каждого была пропилена огромная квадратная дыра. Внизу под дырой была натянута сетка. Как гамак.

«Для безопасности, — благодарно подумал учитель. — Кто-то вот позаботился. Когда будем, тренируясь, вываливаться из самолёта, чтоб не шлёпались как лягушки о землю… А могли бы и везде натянуть. Летишь, скажем, с километровой высоты и уже знаешь, что тебя ждёт…»

Сержант подвёл свою группу к металлическому сооружению, похожему одновременно на детские качели и на взрослый турник.

— Многим из вас, — сказал сержант, — этот снаряд хорошо знаком. Во всяком случае, тем, кто занимался в аэроклубе. Ну вот, допустим, вы, — обратился он к бывшему бородачу. — Как этот снаряд называется?..

«Бородач» ошалело посмотрел на снаряд и, как двоечник на уроке, выдавил из себя:

— Т-турник…