Юлия Кузнецова - Где папа?
— Мой папа, — сказала я, — детский писатель. И как-то раз он давал интервью журналу. И сказал: детские книги должны заканчиваться хорошо. Добро должно побеждать зло. Потому что в детстве нужно сделать прививку доброты. Сработает, не сработает эта прививка — никто не знает. Но её надо сделать.
— Идеалисты вы с папой, — вздохнула Улитка.
— Ну, я пошла, — поднялась я, — там проснулись… наверное.
— Кто?
— Ну, ребёнок.
— Какой ребёнок? У тебя что, ребёнок?!
— Он не мой.
— Немой?
Я подумала: может, я сплю? Что за бесконечный цирк с конями? То есть с козлами… Кстати, а соблазнительно наврать, что у меня ребёнок. Нет, хуже: у нас с Дроботенко ребёнок, и поэтому я его пытаюсь отмазать. А главное — в эту дурь Улитка небось и поверит. Класс.
— Сестра Андрюшина, я с ней сижу, — объяснила я.
— Зачем? Они тебе деньги платят?
— Просто так сижу. Потому что я её люблю.
— Можно подумать, я всех ненавижу, — пробурчала Улитка. — Ладно, Лиза. Ну, просто пойми меня. Мне ведь обидно, когда меня… как это сказать?
— Используют? То есть пользуются добротой? Я понимаю. Но, знаете, зато про вас только хорошее в классе говорят. Потому что знают, что к вам можно за помощью обратиться.
— Ладно, психолог, — улыбнулась Улитка, — иди домой, поздно. Разберёмся мы с журналом. А у тебя папа правда детский писатель? Принесла бы что-нибудь, прочли бы в классе.
— Но папа… Хотя ладно. Я постараюсь.
— Спасибо. Слушай, а ты… кулебяку не хочешь случайно?
Я совсем не хотела. Но и обижать Улитку тоже не хотела. Поэтому согласилась взять кусок с собой. А пока она отрезала и заворачивала его в фольгу, я спросила осторожно:
— А вы… знаете, что у вас на футболке написано?
— Это не моя, дочкина, она из Испании привезла, а что?
— Не очень приличная надпись. Честно. Извините, что я сказала.
— Да ладно, — отмахнулась она, — кто поймёт-то.
— Ну вот я поняла… Или испанцы какие-нибудь… Вдруг встретите.
— Хорошо, — засмеялась она, — в Испанию я в ней не поеду. Хотя я туда и так не собираюсь.
— Вы не обиделись? — уточнила я.
— Нет. Приятно, что кто-то заботится обо мне. Хорошая ты девочка, Лиза. Твои родители должны тобой гордиться.
Когда я вышла на улицу, то достала телефон и кинула папе эсэмэску. «Всё прошло отлично. Классная простит его, если я принесу от тебя новый рассказ для детей. Напишешь, а? Потом с мамой передашь. Целую. М-П».
А потом всё-таки развернула кулебяку и откусила кусочек. Вкусная она была, хоть и горелая.
Ответ
Чтобы закончить эту историю, скажу сразу: на следующий день Улитка вернула журнал на место, но по школе разнеслось, конечно, что в учительской было неладно — то ли спёрли туфли химички, то ли Ломоносову приклеили накладные ресницы (бюст стоял на учительском холодильнике). То ли украли журнал, но это вряд ли.
Андрюша, которого я в тот вечер нашла крепко спящим на коврике у кровати сестры, поклялся мне, что не подойдёт больше к Фоксу, и в доказательство уничтожил всю кулебяку.
После физики Алаша громко предложил Фоксу «разобраться с Дроботом», но тот отмахнулся: «Потом!», и я немного успокоилась.
А главная новость была такая: утром, передав Кьяру Татьяне, я обнаружила в мобильном ответ от папы. Он написал: «Вы с мамой можете приехать вдвоём в следующую субботу».
Часть 15
Комната ожидания
Тюрьма не была похожа на тюрьму. Ну, в смысле, такую, как в мультиках и книжках рисуют. Решётки на окнах, люди в полосатых пижамах… То есть пижамы, может, и полосатые, я не видела ещё ТЕХ людей, но внешне тюрьма напоминала что-то другое… Что-то знакомое. Из моей прошлой жизни.
Мама выскочила из машины, прижимая к груди кошелёк и наши документы, и побежала, минуя шлагбаум, к высокому кирпичному зданию, в котором была комната ожидания с «тёщиным языком», а главное — с телефоном, чтобы можно было позвонить и спросить разрешения на встречу с папой.
Я тоже выскочила, а потом оглянулась на Костю. Он спокойно вышел из машины, не закрывая двери, и начал потягиваться.
— Чаю хочешь? — спросил он, доставая из багажника термос.
— Я к папе хочу!
— Забыла? Там же ждать ещё долго…
— Лучше там буду ждать, — упрямо сказала я и поспешила за мамой. Ещё чего, снаружи стоять, чай пить! У меня сегодня — право на встречу с папой, законное! Я сегодня — один ребёнок старше двенадцати лет!
Перед комнатой ожидания был внутренний дворик с беседкой и лавочка, на которой сидели ярко накрашенные пожилые тётки. Справа был сам вход в комнату. Мама заполняла бумаги. По телевизору на этот раз показывали не «Войну микробов», а передачу по каналу «Культура».
За столом сидел всё тот же парень, спортивный, улыбчивый, нос его сегодня не показался мне таким большим — может, я уже немного привыкла. Он был легко одет — в светлых летних штанах с карманами и белой футболке, но, может, он такой спортивный и накачанный, что не ощущает холода. Он приветливо улыбнулся, как будто запомнил с того раза, и принялся за книгу, которую читал. На этот раз было не про йогу, а про народную медицину и травы.
— Вот, — кивнула мама на телефон, который стоял на полочке, — мы позвоним. Скажем, что пришли на свидание к папе. Потом они нам перезвонят, скажут, что мы можем пройти.
— Прямо сейчас можно звонить? — обрадовалась я.
— С девяти, — сказал парень.
Я глянула на часы — было восемь.
— Зачем мы так рано приехали, мама?
— А затем… мы уже пятые в очереди… на звонок.
— Пятые?! Во сколько же остальные приехали?
— Бывает, с пяти утра уже в очереди стоят, — сообщил парень. — А что, их поезд в пять привозит, куда им ещё деваться?
У мамы зазвонил телефон.
— Папа? — выдохнула я, но мама наступила мне на ногу.
Я вспомнила, как она объясняла: в приёмной никаких разговоров о том, что у папы есть телефон, это же противозаконно! Пойдут и отнимут! А тут могут оказаться подслушивающие устройства, да что там, вот этот улыбчивый парень тоже может сообщить куда следует!
— У папы нет телефона, — вполголоса объяснила мама, покосившись на парня, и он ответил ей широкой улыбкой.
— Ладно, — вздохнула я, поднимаясь с кресла, — пойду с Костей чаю попью…
В небольшой прихожей, которая предваряла комнату ожидания, висели объявления, но я не стала их читать. Там попадалось слово «зэк», а мне казалось, что оно неприменимо к папе. Мы же знаем, он невиновен.
Мама догнала меня перед выходом.
— Подожди! Артур сказал, надо подписать заявление у начальника тюрьмы. Я побежала туда, а ты жди девяти часов и звони.
— Кому? — обалдела я.
— Дежурным на проходной. Скажешь папину фамилию и отряд.
И она убежала, оставив меня с Артуром, читающим про травы. Я снова села на диван. По «Культуре» показывали чей-то творческий вечер. Или творческое утро — судя по свету за нашим окошком.
Лучше бы MTV включили. Там таких персонажей иногда показывают, что тоже лучше без звука смотреть. Зато хоть есть на что посмотреть, не то что у этого: на шее зелёный шарф, рядом на столике — серая шляпа.
Попросить, что ли, Артура? Но я постеснялась. Подумала, вдруг из-за моих странных просьб у папы потом неприятности будут.
Начал прибывать народ. Дядька с золотыми зубами, весь растрёпанный, загорелый, в наполовину распахнутой рубахе, бормочущий, что приходит в последний раз, и больше ни-ни; те две накрашенные, которые сидели на скамейке; девица в белых шортах и сиреневых кружевных сапогах, с пухлой девочкой лет семи; пожилая женщина, обмотанная серым пуховым платком, и ещё куча людей.
Их было явно больше пяти. И они выстроились в свою, новую очередь. Я испуганно переводила взгляд с одного на другого. Мама не сказала, за кем именно она заняла!
А люди заходили и заходили, и места им уже не было в маленькой приёмной. Я сообразила вскочить с дивана и пойти в конец очереди. Передо мной было шестнадцать человек. Я не пятая! Мама меня убьёт, а самое главное, папу мы увидим только через сто часов…
Что-то капнуло мне на куртку, и я с ужасом поняла, что это мои собственные слёзы.
Вот бред-то!
Я попыталась вытереть их рукавом кофты, но они текли и текли — паразиты, а не слёзы. Ну точно как тогда, когда я стояла за материнским сертификатом для Симбы.
Вдруг женщина, обмотанная платком, сказала хрипло:
— Ну, не плачь… Скоро свидишься.
Я хотела промолчать, но всё-таки не сдержалась:
— Не скоро! Мы вообще-то пятые были…
— Пятые? — спросил дядька с золотыми зубами. — В зелёном пальте твоя мамка, что ль?
— Да…
— Так она за мной занимала. Проходи.
Дядька чуть шагнул в сторону, и я встала за ним. Кто-то в очереди улыбнулся, кто-то нахмурился.
