Лев Кассиль - Ранний восход
Он всюду теперь ходил с маленьким альбомчиком. Куда бы его ни посылали — в магазин или на почту, — он нигде не расставался с этим маленьким карманным альбомом в обложке, оклеенной суровым холстом.
Иногда, остановившись на улице, он, горя нетерпением, не желая откладывать дело до возвращения домой, зарисовывал то, что видел, тут же — лица, фигуры, группы. «Коряво у тебя еще человек получается, — говорила ему мама. — Смотри, как рука у него вывихнута. Разве локоть так сгибается? Ты смотри внимательнее».
Но и в этих фигурках, нанесенных на бумагу несколькими движениями карандаша, еще грешивших против всех правил анатомии, уже смутно возникал характер, уже чувствовалось движение. И одна какая-нибудь линия, пробившись через путаницу наспех набросанных штрихов, обнаруживала вдруг истинный замысел, ради которого делался рисунок.
После истории с дубом даже Викторин уже держал язык за зубами, а Женьча с уважением посматривал, как, собираясь куда-нибудь, Коля непременно засовывал за пазуху свой альбомчик.
— «Ни один хороший охотник не пойдет в поле без ружья, так и художник без красок и альбома», — объяснял при этом, как всегда застенчиво краснея, Коля. — Это так Суриков говорил. Я о нем в книжке читал.
И Женьча благосклонно соглашался: что, мол, делать, раз человек так привержен к своему делу.
ГЛАВА 2
«Зеленые» девочки
Вскоре появились у Коли новые знакомые не только в студии. Играли раз в хоккей возле бывшего сада при клубе глухонемых, на пустыре, куда теперь тоже был открыт доступ, так как заборы были снесены. Конечно, это был не настоящий хоккей: просто гоняли палками ледяшку по пустырю. О настоящих клюшках, которые настоящие хоккеисты, снимаясь всей командой, обычно выставляют вперед тесным рядком, похожим на молоточки в рояле, и мечтать не приходилось. Но от этого азарта в игре было не меньше, чем в настоящем хоккее.
Коля очень ловко водил по обледенелому пустырю ледяшку, изворачивался, проскакивал вперед, бил по воображаемым воротам. Увлеченный игрой, он, однако, успевал заметить, что на пустырь пришли снова «зеленые» девочки.
Так мальчики называли промеж себя двух девочек, которые постоянно приходили на пустырь, катались с горки на санках и хотя оставались в отдалении, но то и дело бросали взоры в сторону хоккеистов. Девочки были, вероятно, сестрами-близняшками. Обе в зеленых шубках, в зеленых шапочках, отороченных серым каракулем, в одинаковых серых варежках с белыми узорами и сами совершенно на одно лицо. Издали даже нельзя было никогда разобраться, которая из двух девочек пришла на пустырь.
Пробовали подсылать туда Катюшку, чтобы она замолвила словечко, не желают ли, мол, сестрицы познакомиться. Можно будет и на санках их прокатить и даже гору, если угодно, сделать повыше.
Катя, не раз уже выполнявшая обязанности ординарца, опять отправилась в дальний угол пустыря, побыла там с полчасика, как будто по своим делам, и, вернувшись, сообщила, что девочек зовут Кира и Надя, что они действительно сестры-близнецы, а фамилию она у них спросить забыла, и что они не прочь подружиться с хорошими мальчиками. Только пусть уж мальчики, если им так хочется завести знакомство, придут первыми к ним.
Коля хотел было пойти, но Викторин и Женьча сказали, что это будет уж чересчур и как бы девчонки не зазнались.
Тогда Коля придумал неожиданный и хитрый план.
Через минуту о ботик одной из «зеленых» девочек плюхнулся и разлетелся на мелкие белые комочки большой рыхлый снежок, прилетевший со стороны хоккеистов. Сестры собрались уже обидеться и грозно посмотрели в сторону мальчиков. Но тут они заметили, что из развалившегося снежка торчит разлинованная бумажка. Они подняли ее и прочли:
«Кира и Надя, приходите к нам играть, и будем знакомы. Коля, Женя, Викторин».
Издали видно было, что девочки засмеялись. Потом одна из них достала карандашик, послюнявила его, что-то написала на обороте записки и, скомкав снежок, сунула внутрь его скатанную трубочкой бумажку. Конечно, большой меткости тут заранее ждать было нечего, и снежок полетел совсем не туда, куда хотела направить его метательница, размахнувшаяся что есть силы, но не так, как нужно, — с отводом руки за плечо вниз, а как-то странно, через голову, как бросает большинство девочек. Тем не менее Коля, зорко следивший за полетом снежка и будучи, как известно, отличным футбольным вратарем, изловчился, добежал до того места, куда попал снежок, и, бросившись ласточкой на землю, поймал его с возгласом: «Взял!»
На бумажке, извлеченной из снежка, на оборотной стороне вернувшейся записки, Коля прочел:
«Мы согласны. Выходите на середину. И мы тоже. Кира, Надя».
Так, не спасовав друг перед другом, не унизив своего достоинства и в то же время выказав взаимно должное уважение, наши хоккеисты и «зеленые» девочки сошлись точно посередине пустыря, где и состоялось знакомство.
И всем было очень хорошо и весело в этот ясный, хваченный морозцем, полный алмазного блеска денек. Играли в снежки уже без записок, строили снежную крепость, катались на санках с горки. Причем Коле вышло кататься вместе с Кирой, и он увидел, что у нее на щеке возле уха маленькая родинка, которой нет у сестры. Впрочем, Коля теперь и так сразу даже издали отличил бы Киру от Нади. Он даже удивился, как это раньше девочки казались ему так схожими между собой. Они были, оказывается, совсем разными. Надя была покрепче и более смелая. А Кира казалась очень застенчивой, краснела так же, как сам Коля, и глаза у нее были внимательные, тихие, не такие, как у быстроглазой хохотушки-сестры.
Горка была не очень большая, но у Коли замирало сердце, когда он, ловко управляя санками, скользил вниз, придерживая за локоть сидящую впереди Киру, почти прижимаясь разгоряченной щекой к зеленой шапочке, из-под которой ветер выбивал каштановые кудряшки, щекотавшие Колин нос. Ах, как хорошо было! Даже когда санки перевернулись, на них наехали другие, все спуталось и полетело кувырком в снег, забивавшийся в глаза, в ноздри, за воротник… Сколько тут было хохота, возни, визга! Впрочем, визжала больше Надюша. Кира лишь вскрикивала слегка и смеялась, закинув голову и тряся колечками волос, с которых сыпался снег.
А потом все, запыхавшиеся, разгоряченные, красные, отправились провожать «зеленых» девочек домой и условились встретиться завтра здесь же. Коля лишь попросил собраться немножечко позднее, так как у него были занятия в студии. Он не сказал, где у него занятия, но выдал Женьча.
— Он ведь у нас художник, без пяти минут Репин, — сказал Женьча.
— Репкин-Морковкин, — сострил Викторин.
Все рассмеялись. А Коля нахмурился и был рад, что в темноте не видно, как он покраснел. Он не обиделся на шутку, но ему просто было неприятно, что сразу заговорили о его самом заветном, очень для него важном, может быть, самом главном теперь в его жизни. Не любил он, когда об этом много болтали, и сам никогда первый не заговаривал о своих занятиях в студии.
Когда шли обратно, проводив девочек, Женьча спросил:
— Ну как? По-моему, с такими дружить стоит. Тебе, Коля, какая больше?..
— Ну, я как-то, правда, не думал еще. По-моему, обе славные, веселые.
— Нет, я считаю, эта, которая поздоровше. В ней как-то живости больше. Надя, в общем. А уж та больно тихая какая-то. Верно?
— Не знаю, — сказал Коля.
— А по-моему, в обеих ничего интересного нет, — изрек Викторин. — Вот когда я был в эвакуации, у нас там в нашей квартире жила одна балерина. Так вот у нее дочка была…
— Ну ладно, — прервал его Коля, — завтра кому-нибудь доскажешь! Я пошел. Мне заниматься нужно. У меня еще не все уроки сделаны.
— Будь здоров, не кашляй, Морковкин-Репкин! — закричал Викторин. — Беги, а то папочка с мамочкой заругают. Художник! Ты картина, я портрет, ты скотина, а я нет!..
Коля ничего не ответил, скрылся в темноте. Но скоро он услышал за собой быстрые шаги и тут же почувствовал, как кто-то взял его за плечо. Коля оглянулся. Это был Женьча.
— Брось ты, Коля, на него серчать. Он парень ничего, только на язык дурной, — сказал Женьча. — Мы его, если не хочешь, завтра и на пустырь не возьмем. А то еще сморозит чего-нибудь, так уши зачахнут.
— Да ну его! Привадился! Как ты только можешь с ним?.. Грязь он, — проговорил Коля. (А Женьча знал, что это в устах приятеля самое обидное слово.) — И ребята, с которыми он таскается, — это такие все лбы! — добавил Коля.
— А до чего они обе друг на дружку похожи, верно? — продолжал свое Женьча. — Я даже сперва обознался. Мне с горки надо с Надей ехать, а я Киру на санки сажаю! Ну одна в одну!
— Нет… — сказал Коля. — Нет, — повторил он раздумчиво, — ты ошибаешься, Женя. Они разные и даже не очень схожие. Только надо внимательнее посмотреть.
А «зеленые» девочки, прибежав домой, сбросив с себя взмокшие шапочки, отряхнув снег с шубок, кинулись к матери.
