Новый год - Валентин Одоевский
Сержант уже вытащил пирожные, которым все были несказанно рады и уже вовсю поедали их. В кружки и, непонятно откуда взявшиеся, гранёные стаканы наливались знаменитые «фронтовые» …
– Парни, – обратился Шевчук к своим бойцам, и все они оторвались от еды и взяли в руки кружки.
– Помянем… старый год, чтоб грядущий был лучше и тише…
Артиллеристы одобрительно заголосили, и все стали чокаться и выпивать, занюхивая рукавами курток, а кто-то тут же принимался закусывать огурцами.
– Ну, что? Второй тост? – предложил Шевчук после небольшой паузы. – За грядущий год. Чтоб, как и в этом никто у нас не погиб…
Снова послышались одобрительные возгласы бойцов, все стали чокаться, выпивать и занюхивать рукавами.
– Третий тост…
Все, как один поднялись с мест, а лица мгновенно стали серьёзными. Лейтенант на мгновение задумался.
– Хоть у нас во взводе никто не погиб… за всех пацанов, что полегли здесь…
Никто на этот раз не чокался. Все молча, «залпом» опустошили кружки. Из радио, стоявшем на одной из коек, послышался голос Генсека.
– Ой, товарищ лейтенант, давайте громче, Андропов говорит, – попросил сержант.
Шевчук сделал громче и голос первого лица государства уже звучал на всю казарму, подводя итоги уходящего года.
И тут, снаружи зазвучала сирена – сигнал боевой тревоги…
***
Снаружи была темнота.
Одинокая луна светилась на небе в окружении звёзд. А тем временем по земле бежали артиллеристы… все в значках и медалях, которые только что сидели в казарме и ждали наступления Нового года, до которого оставалось чуть меньше пяти минут…
Солдаты и офицеры разбегались по машинам. Все готовили свои установки к бою, проверяли прицелы и заряды. И пусть они, возможно, и не увидят результатов своей работы, но все они понимали её важность, особенно в эти минуты. Последние минуты уходящего года…
Из своего штаба вышел Клоктунов во всех своих орденах и медалях. Вид у него был ещё мрачнее чем днём. Он выпрямился и громко, рокочуще скомандовал:
– Батарея! По квадрату «восемнадцать», осколочно-фугасным! Огонь!
Командиры взводов, находившиеся в кабинах, повернули ключи.
По горам раскатился рокот, затряслась земля, а в небе показались огненные хвосты ракет, улетающих по самому прямому назначению.
Залп прошёл успешно, машины отошли на перезарядку.
– Ну, ё-моё! – воскликнул Руденко. – Минута до Нового года!
– Эх, вот не фортануло! – отозвался Шевчук. – Давай отсчёт что ли?
Сержант стал отсчитывать секунды.
Совсем скоро он стал считать громче:
– Пять! Четыре! Три! Два! Один!
На часах «пробило» полночь.
– С Новым годом! – раздался громовой голос Клоктунова, и он залпом выпил спирта из крышечки фляги.
По горам разнеслось громогласное «ура!»
Перезарядка подходила к концу. Капитан подозвал к себе командиров взводов.
– Товарищи офицеры! – торжественно начал он. – Несмотря на испорченный Новый год, мы успешно его отмечаем и выполняем боевые задачи!
Комбат вытянулся.
– Благодарю за службу!
– Служим Советскому Союзу! – отозвались хором лейтенанты.
Капитан снова налил спирта в крышечку фляги, офицеры последовали его примеру.
– С Новым годом, товарищи! – торжественно произнёс он, и все чокнулись этими маленькими крышечками, которые были тут же опустошены.
– Приготовиться к залпу, огонь по команде, – приказал Клоктунов, и офицеры разошлись по машинам.
Через две минуты машины снова вышли на позиции. На этот раз по рации раздалась команда:
– Батарея! По врагам Советской Родины! Огонь!
Снова были повёрнуты ключи, и снова в ночном небе показались огненные хвосты многочисленных ракет…
***
Машины снова уходили на перезарядку.
Это был последний залп. Из полка пришла команда «отбой» с благодарностью батарее за отличную стрельбу. Как говорили, «духов» много полегло…
– Вот тебе и «с Новым годом»! – восклицал Клахадзе, когда они вернулись в казарму.
– Ага, – отзывался Руденко. – Ни снега, ни метели… солнце, так ещё и ракеты посередь ночи!
– С Новым годом, бача! – усмехнулся Шевчук, поднимая кружку. – М-да… знатная сегодня вьюга выдалась…
– Ага, по-афгански! – сказал Соколов.
– Руденко, разливай всем, тост буду говорить! – распорядился лейтенант. – И не скупись!
– Это мы с радостью! – рассмеялся сержант и принялся наливать всем бойцам спирт в кружки.
Шевчук на минуту задумался, а потом также задумчиво произнёс:
– За победу как-то глупо пить будет… нехорошо… Давайте, за то, чтоб живыми вернулись…
– Поддерживаю! – отозвался сержант.
Тут же послышались одобрительные возгласы, и вновь все принялись чокаться и выпивать, занюхивая рукавами куртки… И каждый чувствовал в своей душе какое-то непонятное семейное тепло, даже несмотря на то, что настоящая семья была очень далеко, где-то за речкой и, даже несмотря, на огненную вьюгу, которую пришлось только что пережить, и в которой довелось встретить очередной Новый год….
Новый год
Вьюга за окном кружится,
Это старый год хмурится.
Снегом все дома занесёт,
Ночью к нам придёт Новый Год.
А.Е.Бадажков
Декабрь.
Казалось бы, первый месяц зимы, а в пору цитировать Пастернака:
«Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.»
Неплохо, конечно, было бы заменить на «декабрь», но что-то как-то не подходит.
Да и вообще какой-то странный месяц.
Вроде бы, Новый год не за горами… все суетятся, покупают подарки, украшают дома… все рады… а мне одиноко…
На улице вечер.
В эти часы небо уже тёмное, покрытое звёздами, иногда даже луна удостаивает нас честью показаться.
В моей квартире темно.
Надо бы включить свет, да не хочется – глаза привыкли к темноте, я просто уже слился с ней, особенно потому что сам-то хожу во всём чёрном… это уже часть имиджа (но кто я такой чтобы иметь свой имидж, не правда ли?).
Окно нараспашку (или настежь?), а я сижу, курю на подоконнике, согнув одну ногу в колене, под которым стоит пепельница.
Снаружи холодно, редкие снежинки попадают на меня, а я этого не чувствую.
Я вижу окна дома напротив, в них зажигается свет, и через некоторые шторы видны силуэты людей. Кто-то садится за стол, кто-то с кем-то общается, смеётся… люди счастливы – у них кто-то есть… всем бы так…
Дурная привычка курить, но ещё дурнее – не докуривать… так и сейчас – только пол сигареты выкурил, а уже в пепельнице…
И я всё сижу на подоконнике, у открытого окна, за которым падает снег, как время, отпущенное нам на жизнь…
Я начинаю чувствовать холод, что сковывает меня везде.
Я понимаю, что надо бы закрыть окно, но
