Тамара Воронцова - С тобой товарищи
— Скучаешь? После Москвы оно, ясно, скушно покажется, — добавил он миролюбиво и дотронулся до Иринкиных кос.
Иринке действительно было скучно. Книги, захваченные с собою из Москвы, она уже все перечитала, подружек еще не завела, а одной, известное дело, веселиться трудно. Но… уж не жалеет ли ее дед Назар? Самолюбиво отстранившись от деда. Иринка не ответила.
— Курить у вас можно?
— Кури-и, — протянула бабушка.
Дед Назар вытащил из кармана трубку, разжег ее, не вдыхая и себя, пыхнул несколько раз и сразу же обволокся дымом.
— Гляжу я на тебя, Назар, — быстро-быстро нанизывая на крючок петельки, начала бабушка. — В молодости ты форсист был и к старости от этого не избавился. Ну на кой ляд тебе трубка, если ты курить не умеешь?
— А нечисть всякую чем отшибать? — отмахиваясь от дыма, отозвался дед. Обращаясь к Иринке, добавил: — У нас в тайге такие звери летают. Во! — Дед Назар широко развел руки.
Иринка засмеялась:
— Разве звери летают?
— Бывает, — отмахиваясь от дыма, отозвался дед Назар. — Например, овод, маленьким щупленьким, а куснет — волком взвоешь.
Иринка опять засмеялась.
— А что, Ириша… — потушив трубку и спрятав ее и карман, обратился к ней дед Назар. — Я сегодня к дружку своему собираюсь. Чем тебе скучать одной, поедем-ка со мной.
— Куда ты ее сманиваешь? — настороженно спросила бабушка.
— К Егору на остров сплаваю. Чет-то он глаз не кажет. Не заболел ли?
— А-а, — протянула бабушка и вздохнула. — Стар становится Егорушка, на подъем тяжел. — Она отложила чулок, встала. — Чайку попьешь, Назар?
Дед Назар не ответил. Смотрел на бабушку с какой-то грустной внимательностью. Бабушка легко прошла от стола к буфету. Закинув за спину еще густую и длинную, по-девичьи заплетенную косу, достала чашки, вазочку с медом, таким прозрачным, что сквозь него виделось узорчатое донышко посудины.
— Цветками пахнет! — удовлетворенно сказал дед Назар, попробовав мед. Откинувшись на спинку стула, мечтательно произнес: — А помнишь, Даша, какие цветки на той опушке возле березовой рощицы росли?
Наверно, оттого, что дед Назар назвал бабушку по-молодому Дашей, она смущенно покраснела.
— Ай, ну тебя, Назар, тоже вспомнил. Тому, чай, полста лет.
— Ну и что с того, что полста! Тебя и годы не берут. И коса такая же… — Дед Назар вдруг расхохотался. — А помнишь, как эта коса-краса тебя подвела?
Увидев, что бабушка сердито свела брови, приглушил смех, подмигнув Иринке, потянул из чашки чай.
На берегу, куда привел дед Назар Иринку, лежало с десяток лодок, густо промазанных смолой. Перевернутые вверх днищем, они издали походили на уснувших китов: их Иринка видела в книжке. Одна лодка качалась на воде. Когда волна ударяла и ее борт, лодка вздрагивала, приподняв корму, устремлялась за убегающей волной, но тяжелая цепь ревниво не пускала ее вперед. Дед Назар потянул цепь. Лодка послушно проскрипела носом по влажному песку.
— Садись, Ириша.
Иринка с готовностью прыгнула в лодку. Размотав со столбика цепь, дед Назар оттолкнул лодку, вмиг очутился на узеньком сиденье, завел мотор. Круто развернувшись на волне, лодка подняла от носа веер радугой блеснувших на солнце брызг. Плеснул Иринке в лицо свежий прохладный ветер, затеребил упрямый завиток у виска, колоколом приподнял короткую Иринкину юбку. Иринка хлопнула по юбке рукой, зажмурившись от солнца, от ослепительной реки, засмеялась.
— Дедушка Назар, а еще быстрей можно?
— Ишь ты… А не боишься?
Иринка помотала головой, повернулась лицом к ветру.
Город уменьшался, точно река смывала дома, деревья, острые колокольни старых недействующих церквей. Но зато вырастал лес на другом берегу. Высокие сосны с красноватыми на солнце стволами протянули друг к другу широкие лохматые лапы, сомкнулись, словно не хотели пропустить туда, в свою темную глубину, даже Иринкин взгляд. Только у самой воды легкомысленный тальник махал вслед лодке тонкими ветками. Но Иринка и не смотрела на тальник. Притихнув, глядела на сосны, слушала, что поет дед Назар. Мелодия ей показалась знакомой.
— Издалека долго, — уловила она слова.
Песня была знакома. Мама часто пела ее и всегда удивлялась:
— Ну что за прелесть, а? Послушай, Андрей. Ты не находишь, что в мелодии чувствуется перелив волны, настоящей, волжской?
— Это когда поешь ты, Лидочка — папа снимал очки и глядел на маму большими и очень близорукими глазами. — А вот если запою я…
Мама сразу же зажимала уши.
— Ой, не надо. Андрюшка! — И смеялась звонко, на всю квартиру.
У Иринки голос был, конечно, от мамы. Но сейчас она не запела — слушала деда Назара. Пел он негромко, смотрел на лес, на реку и пел. В голосе его звучала едва заметная печаль и еще что-то, что стояло за этой песней, чего Иринка не видела, а Назар даже знал.
Издалека долгоТечет река Волга,Течет река Волга,А мне семнадцать лет.
Иринка подумала, что действительно когда-то деду Назару, сейчас бородатому, морщинистому, было семнадцать лет. И бабушке тоже. И они собирали цветы, о них он вспомнил там, за чаем.
— А какие цветы были в березовой рощице? — спросила Иринка, поправляя волосы и глядя на деда Назара из-под руки. Взгляд ее был лукавым. «Наверно, любил бабушку, — подумала она. — Вот интересно, такие старые, а любили».
Дед Назар, конечно, понял Иринкины мысли. Он вынул свою трубку, долго чиркал спичками, но ветер все время тушил желтоватый прозрачный огонек. Так и не разжег, положил трубку за голенище высокого сапога, окинул взглядом реку. Иринка ждала, что он скажет, и неожиданно повалилась на бок: это дед Назар круто повернул лодку носом к острову. Остров был небольшой и весь кудрявый. Кудрявился мощно разросшийся вдоль берега кустарник, кудрявились резные прозрачные листья папоротника и даже березы, густо обвесившиеся сережками, тоже кудрявились, распуская по ветру свои легкие, зелено шелестящие ветви.
На Иринкины колени села большая стрекоза. Радужно поблескивая узкими стеклышками крыльев, повертела маленькой головкой с большими светящимися глазами.
Дед Назар выключил мотор. Лодка, мягко раздвигая кустарник, ткнулась в низкий отлогий берег.
— Э-ге-ге! — прокричал он вставая и протянул Иринке руку.
В ответ только сочно прошелестели деревья.
— Кажись, Ириша, нету наших Робинзонов. Вылазь-ка, посиди на бережку, а я схожу погляжу.
Иринка боязливо огляделась.
— А ты не бойся. Тут нечего бояться, — подбодрил ее дед Назар. — Пока я хожу, ты вот под этим лопушком червячков покопай. Не боишься червяков? — Иринка мотнула головой. — Вот и ладно. А хозяева придут, мы их рыбкой угостим. И им хорошо будет, и нам за делом ждать их сподручней.
Дед Назар вернулся скоро: у Иринки в банке крутился всего-навсего один черняк. Она сконфуженно протянула деду посудину.
— Ничо, сейчас мы это дело поправим, — не огорчаясь, сказал дед Назар, как-то очень ловко стал копать землю, а Иринке казалось, что он копает именно там, где были червяки, будто видел их.
Через пять минут они уже сидели в лодке, и дед Назар, поплевав на приманку, забросил удочку и реку.
Солнце встало уже высоко, но деревья отбрасывали на берег легкую полупрозрачную тень. Дед Назар сидел не шевелясь, глядел на чешуйчатую рябь реки. Иринка посмотрела на его коричневые, узловатые пальцы, на ссутулившуюся спину, вздохнула. Дед Назар обернулся. И Иринка увидела взгляд совсем молодых глаз.
Текла река, шелестели над головами листья, лениво чмокая, билась о лодку заблудившаяся волна…
— А твоя бабушка была очень красивая. Ириша, — вдруг сказал дед Назар, и Иринка, вспомнив свой вопрос о цветах там, в лодке, повернулась и примолкла, ожидая.
— Веселая была твоя бабушка. Косища — всем девчатам на зависть. А главное — умная. Остальные девчата все песнями да танцульками увлекались, а она нас, дураков, все уму-разуму учила. Я, например, только от нее и узнал, что был на свете такой писатель Тургенев. Я и тогда рыбалкой да охотой увлекался. Вот и подсунула она мне книжку «Записки охотника». А там и не про охоту вовсе. После той книжки и стал я думать о людях, о человеческой судьбе, о своей собственной жизни. А цветы, Ириша, были красные. Это бабушка твоя придумала в день Первого мая пройти по улицам с букетами из них. И не придерешься вроде, цветы ведь, а не знамена. А цвет-то наш красный, рабочий. Уразумела?
Иринка кивнула. Вот тебе и дед. Он, оказывается, революционером был. И бабушка… Иринка сползла со скамейки, придвинувшись к деду, спросила:
— А как это ее коса подвела, дедушка?
Дед Назар улыбнулся.
— Подвела, Ириша, подвела. Попало нашей Дашеньке при всем честном народе. Понимаешь, восстание у нас в мастерских готовилось. Бабушка твоя об этом знала. Переоделась она хлопцем, чтобы винтовку получить. Да косу свою спрятала плохо. А коса-то ее на весь губернский город одна такая была. Вот по косе и узнал ее отец. Странный он был человек: сам в бой рвался, а дочку свою все хотел запрятать, боялся, как бы чего с ней не случилось. Чуть с ума не сошел, когда узнал ее. Бить начал, да не как взрослую, а все по мягкому месту, по мягкому месту, точно малолетку. Опозорил девушку.
