Екатерина Мурашова - Дверь, открытая всегда
– И чего мальца-то трясут? Теперь самый крайний стал, потому что голодный и грязный. Небось, взрослый карманник спер, а этого ловят, потому что легче…
– Да у них все куплено. Может, этот-то, милиционер, тоже в доле…
– Дяденька милиционер! Пустите меня! Я не брал ничего! – жалобным голосом блеет мальчишка. – Только яблочко одно. Вот! – он достает из кармана помятое яблоко и показывает милиционеру и собравшимся людям. – Но оно на земле валялось…
– А чего же убегал? – спрашивает милиционер.
– Да я испугался, – робко улыбается мальчишка. – Как закричали: Держи! Держи! – так я и побег. А чего – сам не знаю. А потом уж, как водится: меня ловят, я убегаю…
– Врешь ты все, – устало говорит милиционер, отпускает мальчишку и вытирает тыльной стороной ладони вспотевший лоб. – Но лопатника у тебя нет – это правда. Успел скинуть – твое счастье.
– Это какое такое счастье?! – визжит непонятно откуда взявшаяся толстая тетка и хватает мальчишку за ухо, выкручивая его. Мальчишка тоненько кричит. – Он бумажник вытащил, больше некому, продавщица видела, как он рядом крутился. Пущай теперь скажет, куда дел! Вы-то, милиция, на что?!
– Отпусти мальца, тетка!
– Обыскали же его, нету твоего кошеля! Чего ухи-то крутить?
– Нажралась до того, что жир из ушей течет, теперь вот нашла самого счастливого…
– Пройдемте, граждане, в опорный пункт, разберемся! Где свидетели кражи? Есть свидетели?
– Вот еще! – фыркает молоденькая продавщица белья, и уходит, виляя туго обтянутым джинсами задом.
– У меня товар дорогой, я не могу, – бормочет продавщица шуб. Ей понятно, что шубу у нее сегодня уже не купят. – Меня хозяин заругает, если отлучусь надолго.
– Я не пойду! Я никуда не пойду! Пусть она меня отпустит! – визжит мальчишка, пытаясь выкрутиться из цепких теткиных пальцев. – Я не брал ничего!
– Отпусти мальчишку, свинья жирная!
– Кто свинья?! Я – свинья?! Вовчик! Ты где? Да я сама тебе глаза выцарапаю, голодранец несчастный!
– Граждане, разойдитесь! Разойдитесь, я сказал! Немедленно!
Мальчишка под шумок ныряет под руку ближайшего зеваки и растворяется в толпе. Впрочем, его тут же ловит за воротник и останавливает один из рыночных охранников. Лицо у него широкое, добродушное, с неоднократно переломанным «боксерским» носом.
– Слышь, пацан, ты поосторожней, понял? Капустка там, баночки, жратва какая – это одно. А лопатник у клиента – это совсем другое. Следующего раза не будет – я ясно сказал? И валил бы ты отсюда вообще… А не то… В колонию тебя по малолетству не возьмут, но детприемник я тебе обещаю.
– А мне детприемник по барабану. У меня батя родительских прав не лишен, вернут, как миленькие, под родной кров, – ухмыляется мальчишка.
Охранник жестче сжимает рукой мальчишкино плечо. Мальчишка морщится, молча изгибаясь. В глазах мужчины появляется угроза, смешанная с каким-то непонятным сожалением.
– Вали отсюда! Понял? Семья есть хоть какая, так в школу иди! Учись! В футбол играй! Малолеток еще, жизнь впереди! Ну!
– Что «ну»? – мальчишка взглянул с любопытством. – Не запрягал вроде.
– А, чтоб тебе! – мужчина безнадежно машет рукой. – Я сказал! Еще раз – и все! Понял?! Пошел!
Мальчишка отбегает в сторону, оборачивается. Охранник смотрит ему вслед с той же непонятной смесью злого и жалостного чувства.
– Эй, дядя! – кричит мальчишка. – А ты в детстве в футбол играл или как?
Охранник грозит ему кулаком, но мальчишка уже не видит. Он, на ходу потирая распухшее ухо, со всех ног несется в сторону компьютерных прилавков. Мальчика в очках там уже нет. Мальчишка мечется из стороны в сторону, и вдруг замечает знакомую фигурку уже за воротами рынка. Бежит вслед, резко хватает за плечо, мальчик в очках разворачивается, смотрит с удивлением.
– Ты чего?
– Отойдем. Вот сюда… А вещица-то моя? Позабыл? – нехорошо ухмыляется мальчишка.
– А! – вспоминает мальчик в очках. – Это ж ты мне оставил. А я и позабыл. Да. Где ж оно? – Достает из сумки несколько компьютерных дисков, сует в руки мальчишке. – Подержи. Сейчас. Где же? А – вот, я в отдельный карман положил. Держи. А что это такое? Это… Это… – до мальчика в очках начинает медленно доходить. Мальчишка в куртке весело смеется, обнажая неровные зубы и розовые десны. – Это ты… украл?!
– Нет – подарили, – мальчишка искренне веселится, сбрасывая накопившееся напряжение. – Ну, ты теперь мой подельник, тебе тоже причитается. – Он открывает бумажник, не глядя, вытаскивает пятисотрублевую купюру и протягивает ее мальчику в очках. – Держи, заработал! – Мальчик в ужасе круглит глаза, отдергивает руки.
– Ну-у, какие мы чистоплюйчики, – разочарованно тянет мальчишка. – И дурак ты получаешься! Погулял бы. Или дисков еще прикупил. Держи вот свои-то. В сумку, в сумку положи. Чего тебя, паралик, что-ли, прихватил? Ну ладно. Не переживай. И смотри, не болтай никому. Понял? Как тебя звать-то?
– Родион, – шепчет мальчик, который явно все еще переваривает случившееся. – А тебя?
– Красиво. А меня – Шпень. Если ласково – Шпендик. Ну бывай, Родион? – Мальчишка протягивает руку. Родион берет ее в свою, потом на лице его появляется неуверенность.
– Ништяк, – ухмыляется мальчишка. – Я в прошлую среду руки перед обедом мыл. Недели еще не прошло.
– Я не поэтому, – пытается оправдаться Родион. Объяснить, что он не решается обменяться рукопожатием с вором, решительно невозможно.
– Ништяк! – подтверждает Шпень.
– А… А я в лицее учусь. В математическом. А ты в какой школе учишься? – мальчик в очках не решается завершить ситуацию, но и что делать дальше, явно не знает.
– Я вообще в школе не учусь, – гордо заявляет Шпень, и тут же его посещают некие подозрения. – А тебе зачем? Заложить меня хочешь? Не выйдет, даже и не думай. Тем более, ты сам повязан. Забудь! Ладно, пока.
Шпень ныряет обратно в толчею рынка, а Родион еще долго стоит на месте и смотрит на свою руку. Люди обходят, толкают его, ворчат, но он даже не замечает этого.
Довольно поздний осенний вечер. Ветер. Крупные капли дождя летят наискосок через улицу, падают в черные лужи и тонут в них. Редкие прохожие идут по улице торопливо, подняв воротники или натянув капюшоны. Над спуском в подвал небольшая светящаяся вывеска: «Компьютерный клуб «Хоббит»». Спускаемся по скользким, недавно отремонтированным ступенькам, отворяем оббитую железом дверь. В тесном предбаннике трое подростков курят и возбужденно доказывают что-то друг другу. Человеку, незнакомому с миром компьютерных игр, их речь совершенно непонятна. Впереди видно довольно обширное подвальное помещение с низким сводчатым потолком, уставленное множеством компьютеров. Почти за каждым компьютером сидят мальчишки и юноши от 10 до 20 лет приблизительно. Под потолком горят люминесцентные лампы. Мигают экраны, дрожит свет ламп, цвет лиц сидящих за компьютерами мальчишек колеблется от бледно-голубого до ярко зеленого. Кажется, что действие происходит на морском дне или на том свете. Слышны приглушенные разрывы гранат, свист пуль, стоны, крики ярости. Мальчишки лихорадочно нажимают на кнопки или водят «мышью», в их глазах отражается мерцание картинок на экране, и поэтому все глаза, независимо от их исходного цвета, кажутся одинаковыми – серо-буро-малиновыми. И пустыми до самого дна.
Шпень в длинном, почти до колен свитере, с зажатой в пальцах сигаретой пробирается к выходу между стоящими в разных позициях компьютерами. Останавливается за спинами играющих, иногда молча смотрит, иногда подает реплики. Некоторые гонят его («Не мешай!» «Иди, иди куда шел!»), некоторые вступают в разговор. Шпень не обижается, ухмыляется своей кривоватой ухмылкой, идет дальше.
Взрослый мужчина в хорошем джинсовом костюме разговаривает с белобрысым парнем, который собирает деньги с играющих, замечает Шпеня, приветственно машет рукой.
– А, Шпендик! Чего-то тебя давно не видно было. Теперь при деньгах? Забогател?
Шпень уже открыл рот, чтобы произнести нечто хвастливое, но в последний момент спохватывается, окорачивает себя, щурит и без того узкие глаза.
– Куда там, Альберт! Откуда у бедного беспризорника деньги? Так, сдал бутылочки, насобирал грошиков, теперь вот культурно отдыхаю…
– Ну, отдыхай, – улыбается Альберт и окидывает мальчишку доброжелательным в общем-то взглядом. – А вот все хотел спросить: почему у тебя, Шпендик, всегда такой прикид… удлиненный, что ли? Навырост или как?
– Навырост, – усмехается низкорослый Шпендик и не удерживается, чтоб не съязвить. – А я вот тоже спрошу: отчего твой клуб «Хоббит» называется? Разве у тебя, Альберт, шерсть на ногах растет?
Ближайшие мальчишки за компьютерами и белобрысый сборщик платы дружно подхихикивают, а Альберт опять улыбается. На этот раз его улыбка откровенно грустна:
– Нет, Шпендик. С ногами у меня полный порядок. У меня шерсть в другом месте растет. На ушах.
