Лев Давыдычев - Многотрудная, полная невзгод и опасностей жизнь Ивана Семёнова
Иван любил драться. Он вам не будет разбирать, кто свой, а кто чужой. Ему важно именно драться — машет он руками, а то и ногами во все стороны и даже бодается. И очень часто случалось, что он помогал противнику выиграть сражение, так как бил своих.
На этот раз всё произошло немножко наоборот. Не забудьте, что в данной драке совершенно невозможно было разобраться, кому кого надо бить. Но каждый решил: не беда, начнётся бой — видно будет, кто свои, кто враги.
Паша глаза по привычке закрыл, но руки его заработали сами собой.
Свой первый в жизни удар Паша нанёс своему другу — Ивану.
Иван от неожиданности рот раскрыл. А Паша ведь не видит, кого бьёт, и опять — раз ему в то же самое место, то есть в лоб.
Тут Иван до того растерялся, что закричал:
— Своих бьёшь!
А Паша ни остановиться, ни открыть глаза не может: страшно.
Тогда Иван тоже глаза закрыл. Что тут получилось, никакими словами не передать!
Ребята так устали, что драка кончилась сама собой. Все сели. Говорить никто не мог: кто язык прикусил, у кого губа распухла. И никто не может вспомнить, из-за чего друг друга молотили.
Вдруг откуда ни возьмись — учительница.
— Что у вас здесь происходило? — спросила она. Алик Соловьёв махнул рукой:
— Пер-дрались все.
А вы знаете, что когда нужно срочно определить виновника драки, им всегда оказывается тот, кому больше всех досталось. А на сей раз больше всех досталось Ивану.
— Семёнов, после уроков зайдёшь в учительскую, — сказала Анна Антоновна и ушла.
— Так тебе и надо, — сказал Колька, — не будешь человека килькой обзывать. Да ещё ноль руб пятьдесят коп банка.
Иван хотел ответить, но Колька закричал что было силы:
— Кто за то, чтобы Ивана шпионом выбрать, поднимите ноги!
А в это время — звонок.
Ребята все — бух на спину и ногами задрыгали. Это у них называлось голосованием.
Так Ивана выбрали шпионом.
Алик Соловьёв сказал:
— Пер-касно.
ТЯЖЁЛЫЙ РАЗГОВОР
После уроков Иван проговорил мрачно:
— Прощайте, товарищи.
Все молчали, опустив головы: человека в учительскую вызывают — не маленькие, понимаем что к чему.
— Ябедничать я, конечно, не буду, — продолжал Иван, — но учтите, что страдаю я из-за Кольки.
— Вот это я понимаю! — воскликнул Колька (так он говорил, когда чего-нибудь не понимал). — Он один раз из-за меня пострадать не может. А сколько раз я из-за тебя мучился! А? Кто в прошлом году в коридоре во время уроков лаял?
— Иван! — хором ответили ребята.
— А кому попало?
— Тебе.
— Мне! — и Колька ударил себя в грудь. — А кто придумал ручки в пол втыкать?
— Иван!
— А кому попало?
— Тебе!
— Мне! — и Колька так ударил себя в грудь, что ойкнул.
— Сравнил, — презрительно сказал Иван. — Подумаешь, собакой лаял. А тут — драка. Теперь меня как миленького из школы выгонят! — весело закончил он.
— Куда же ты тогда денешься? — спросил Паша.
— Не бойся, не пропаду. В милицию, например, устроюсь. Палку в руки и — пошёл! Раз — грузовик стоп, два…
— Иди-ка лучше в учительскую, — перебил Колька, — там тебе раз-два и стоп.
Ушёл Иван, а ребята загалдели: что делать, если его из школы выгонят?
Иван, подходя к учительской, думал: «Несчастный я человек. Дрались все, отвечать мне. Будет она меня мучить. Говорить начнёт. Мол, драться нельзя. Мол, выгнать тебя надо из школы. И ведь что обидно: не выгонят!»
Четыре раза подряд вздохнув, Иван вошёл в учительскую.
— Жаль мне тебя, — сказала Анна Антоновна, — живёшь ты плохо. Да?
— Плохо. — Иван опять вздохнул. — Не жизнь, а учёба. Мне бы только со школой разделаться, а там я… — Глаза его заблестели. — Да я сразу знаменитым человеком стану!
— Нет, не станешь ты знаменитым человеком, — сказала Анна Антоновна, — ты ведь знаменитый лодырь.
— Ну и что? Я ведь сейчас лодырь, а потом — нет.
— Потом поздно будет. Надо теперь же за ум браться. Жаль, жаль мне тебя, — повторила Анна Антоновна. — Плохо ты живёшь, неинтересно. Подумай над этим. Обязательно подумай. Можешь идти.
— Как?! — поразился Иван. — А насчёт драки?
— Сами разберётесь. Иди и даже не надейся, что будешь знаменитым человеком. Если, конечно, не исправишься. Никогда лодыри не становились знаменитыми людьми.
— А я буду, — упрямо проговорил Иван. — Да вы знаете, кем я буду? Лунатиком! Первым лунатиком! — И сразу успокоился.
Анна Антоновна рассмеялась.
— Кем? Кем? — сквозь смех переспросила она.
— Лунатиком, — с гордостью ответил Иван. — На Луну полечу. Здоровых ведь будут подбирать.
— Так ведь… так ведь… — смех мешал Анне Антоновне говорить. — Лунатиком!.. Ох… ведь лунатик… это болезнь такая… Кто ею болеет, того и называют лунатиком.
— Да ну? — удивился Иван, но, человек упрямый, добавил твёрдо: — Так я лунатик и есть. Давным-давно болею.
Вышел он из учительской, плечами пожал. Стало ему непонятно отчего грустно.
— Ну? — спросили ребята. — Здорово попало?
— В том-то и дело, что не попало, — ответил Иван. — Но разговор был тяжёлый.
— Тяжёлый? — спросили ребята. — Это как?
— А вот так. Лучше и не спрашивайте. И жизнь у меня тяжёлая, и даже разговоры у меня тяжёлые. Не то что у вас. И ещё она сказала, что я не лодырь, а просто несчастный человек.
— Врёшь!
— Не верите, не надо. И ещё она сказала: будешь ты, Иван Семёнов, знаменитым человеком.
— Да врёшь! — возмутился Паша. — Ты же двоечник!
— Ну и что? Она сказала, что все знаменитые люди в детстве были двоечниками.
— А это видал? — спросил Колька, показывая Ивану три пальца, сложенные, сами понимаете, в одну фигуру, названия которой я что-то не припомню.
Иван сжал кулаки.
— Пер-катите! — крикнул Алик. — А то опять пер-дерётесь!
— Тем более, — грозно проговорил Иван, — что я, к вашему сведению, лунатик.
— А это ещё что такое? — с удивлением спросили ребята.
— Болезнь, — важно объяснил Иван. — Страшной силы болезнь. Просто не знаю, что и делать. — И, взглянув на ошеломлённых приятелей, сказал: — Играть начнём в двенадцать часов ноль-ноль минут. Ещё пожалеете, что меня шпионом выбрали!
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой описывается игра в шпионов и встреча Ивана с настоящими шпионами, которые оказались ненастоящими
СТРАННЫЙ ЧЕЛОВЕК В ТЁМНЫХ ОЧКАХ
В двенадцать часов ноль-ноль минут милиционер Егорушкин заметил около клуба речников странного человека в пиджаке с поднятым воротником и в соломенной шляпе. Глаза его прятались за тёмными очками, руки были засунуты в карманы. Он всё время оглядывался по сторонам и злобно скалил зубы.
В двенадцать часов ноль три минуты милиционер Егорушкин подошёл к нему и спросил:
— Что это ты в таком подозрительном виде разгуливаешь? Да ещё на территории клуба? Да ещё зубы скалишь?
Странный человек ответил хриплым голосом:
— Не понимайт!
Милиционер Егорушкин проговорил сердито:
— Вот доставлю в отделение, сразу поймёшь.
Человек в тёмных очках вытащил из кармана пистолет, прицелился милиционеру в нос, крикнул:
— Бах! Бах!
И бросился наутёк.
— Я тебе дам «Бах! Бах!»! — крикнул Егорушкин. — Ты у меня побахаешь!
Вскоре странный человек появился в продовольственном магазине. Он бросился к прилавку, оскалил зубы и хриплым голосом сказал:
— Биттэ, дриттэ, фрау, мадам, цвай брот, шпиндель!
Продавщица спросила испуганно:
— Чего, чего?
— Р-рюки вверх! — прохрипел человек в тёмных очках. — Гутен так! Драй! Си бемоль! Урна!
Продавщица схватила нож, крикнула:
— Сам руки вверх, шпиндель!
Тогда странный человек вытащил пистолет, прицелился продавщице в нос и:
— Бах! Бах!
И выбежал из магазина.
ШПИОН УБИВАЕТ ДЕДА ПО ПРОЗВАНИЮ ГОЛОВА МОЯ ПЕРСОНА, А ДЕД ПЫТАЕТСЯ ВЗЯТЬ ШПИОНА В ПЛЕН
Он промчался по улице и через несколько минут был у здания конторы. Там грелся на солнышке дед по прозванию Голова Моя Персона.
Человек в тёмных очках подсел к нему, тяжело дыша.
Дед спросил:
— В шпионов, что ли, играете?
— Не понимайт!
— Я говорю: в шпионов, что ли…
— Р-р-рюки вверх!
Дед послушно поднял обе руки вверх и недовольно пробормотал:
— Посидеть спокойно не дадут. А ежели я тебя самого в плен возьму?
Человек в тёмных очках вытащил пистолет, прицелился деду в бороду и:
— Бах! Бах!
И дед повалился на скамейку. Странный человек от изумления открыл рот. Вы, конечно, догадались, что пистолет у него был деревянный и никак не мог выстрелить по-настоящему.