Лариса Исарова - Тень Жар-птицы
— Человека и жалеть и уважать надо!
— Женщина всегда должна жалеть!
— Доброта необходима в отношениях с людьми…
— Всепрощение украшает женщину…
— В сказке о путешествиях Синдбада-морехода есть такой эпизод, — тихо начала Оса, и все мгновенно замолчали, — в лесу он встречает несчастного жалкого старика, который просит перенести его через реку. Синдбад подставляет старику спину, тот садится на него верхом, и больше он уже не может избавиться от этого паразита. У вас никаких аналогий не возникает?!
Многие переглядывались, пока Антошка не выкрикнула:
— Вот-вот. …Одни несчастны от обстоятельств, другие паразитируют на своих несчастьях, да?!
— Но учитель обязан любить своих учеников… — начал с пафосом Ланщиков, — как врач своих больных…
Оса улыбнулась.
— Ну вот как мне любить такого ученика, как вы, Ланщиков? Даже по инструкции человека, который списывает у товарищей, жалуется на них учителям, оскорбляет девочек, унижает слабых…
Одного нельзя отнять у Ланщикова — это нахальства. Он никогда не терялся, он тут же встал и раскланялся.
— Да, сложно любить друга, который может другому испортить отметку просто так, из вредности… — Реплика Антошки была негромкой, но многие усмехнулись. Ланщиков сегодня на физике заметил ее ошибку на доске, которую Кирюша прохлопала. Тут же поднял руку и объявил, хотя Кирюша собралась ставить Глинской «пять»…
— Я не признаю любви к ученикам без уважения, а если я не уважаю человека, исчезает и чувство! — сказала Оса.
— Женщина не должна жить головой! — крикнула Рябцева. — Главное — сердце…
И тут я увидел, какая брезгливая гримаса перекосила Митькино лицо. Точно он таракана увидел, он их с детства не выносил, один раз чуть не убил меня, когда я ему таракана за шиворот опустил в пятом классе.
— Значит, Марина Владимировна, — поднялась Варька, — вы не поможете ученику, если не будете его уважать?
Оса покачала головой.
— Не путай термины. Помочь я помогу тому, кто в этом будет нуждаться, но при этом я не обязана его любить.
— Но это жестоко!
— Интересненькое заявление! — сложил Ланщиков губы трубочкой.
— Я никогда не назову фашиста человеком, даже если он раскаялся, потому что каждый должен осознавать ответственность за свои поступки, — сказала Оса. — Предатель, из-за которого погибли другие люди, тоже для меня пустое место, хотя он, может быть, и сам страдает. Человек, годами унижающий другого человека, тоже в моих глазах выпадает из человеческого общества, как и пьяница, который калечит жизни не только окружающим, но и будущим поколениям…
— А разве пьяницы не больные люди? — застенчиво пискнула из-за спины Мамедова Комова.
Я смотрел на Осу и думал, что у нее много общего с Афифой, с Антошкой, что такие женщины и девчонки — люди интересные, но опасные. Влипнешь в дружбу, как в капкан. Хотя они верные. Если поверят в человека. И все-таки в той брачной консультации права психологиня, когда советовала женам прощать мужей, быть добрыми, мягкими, услужливыми, я бы никому не позволил бы собой помыкать…
Сегодня Таис Московская, в просторечии — Таисья Сергеевна — выгнала меня с английского. Жарко было, тошно, я набрал воду в стакан и стал из соломинки дуть Митьке в спину. Но не рассчитал и слегка полил нашу англичанку. Другого бы она в порошок истолкла, но дружка своего сыночка Мамедова только кротко попросила удалиться из класса.
Так что я отправился в буфет отдыхать и случайно увидел, как на Зою Ивановну в коридоре налетела мать Чаговой. Я тут же стал за выступ, обожаю такие концерты самодеятельности.
Вопила она примерно такое:
— Где это видано, чтоб девчонку с панталыку сбивать, я до гороно дойду, не смеет между матерью и дитем встревать.
— Скандалить вы умеете, товарищ Чагова… — Наша директор может быть и железобетонной при случае. Голос у нее стал таким, точно она укрощала пуму. — Но что вы этим достигнете? Кроме порчи нервов себе и другим?
Но мамаша Чаговой была в запале, она рванула на груди плащ, как матрос тельняшку…
— На своем горбу я ее до десятого дотянула?
— Может быть, пройдем в кабинет? — Зоя Ивановна говорила очень тихо. Точно догадывалась о моем присутствии. Хотя она вообще редко повышала голос.
— И теперь, когда я присмотрела ей местечко, когда ее берут в магазин, девка прямо сбесилась…
Странно, хоть они и похожи, но в этой красной толстой тетке ничего нет от нашей Чаговой. Нет, обязательно, если жениться решу, сначала тещу и даже бабку изучу…
— Чем работа продавщицы лучше санитарки? — спросила Зоя Ивановна.
— А что они имеют, ваши санитарки? Семьдесят рублей — и вся любовь? Да что больные в руку суют. Так это еще уметь надо взять, потребовать, намекнуть. Моя-то коровища постесняется, если в рожу не плюнет, у нынешних фанаберии не приведи господи!
А в прошлом году отец Чаговой попал пьяный пол грузовик, и ее мамаша сказала Таис Московской:
— Хоть освободилась…
Мне Мамедов рассказал, Чагова никто не мог утихомирить, когда он в штопор входил, только Таисья Сергеевна, они на одном этаже жили. Как начинал бушевать, мать Чаговой за ней. Таисья, она и красивая, и веселая, и с каждым из мужчин найдет общий язык. Мамедов проболтался, что отец ее до сих пор ревнует…
А потом Таисья Сергеевна однажды на уроке месяца через три стала нашей Чаговой внушать, что, раз мать вышла замуж за квартиранта, который взял ее с тремя детьми, ласковый, не пьет, надо порадоваться за нее.
— Пойми ее как женщина женщину и не дуйся…
Чагова молчала, только ее бледные голубоватые глаза изучали яркое лицо Таисьи Сергеевны, подрисованное, нарядное, как дом после капремонта.
— Мать плачет, жалуется, что ты с ним холодна…
— Чего же она хочет?
— Чтоб папой называла, у тебя не было до сих пор настоящего отца, вспомни, как он над вами издевался…
— А когда я была маленькой, он тянучки мне приносил…
Таисья замолчала, она ждала продолжения, но Чагова опустила голову, а после урока сказала:
— Передайте, не буду портить ей жизнь…
А теперь мать ей портит, разве это справедливо?
Я отключился на минутку, а когда опять на них посмотрел, они уже прощались, и до меня донеслись слова Зои Ивановны.
— Ваша дочь прирожденный детский врач, такая мягкая, спокойная… Не мучьте ее, дайте девчонке возможность учиться…
— Не согласная я… — И мамаша Чагова уплыла колыхаясь, а Зоя Ивановна долго стояла на одном месте, и я вдруг подумал, что ни за что не стану учителем…
Все ходят злые и усталые, хотя год только начался.
— Повеяло казенщиной! — сказал Сашка Пушкин. Он еще больше ссутулился за лето, голова прямо свешивается на грудь, но лицо осталось детским, без единого волоска, и уши болтаются, и чубчик дошкольный…
— Я не оракул, но Наталья Георгиевна рвется к власти…
И тут я вспомнил, что стали у нас появляться при входе какие-то доски объявлений, графики дежурств и соревнований, и множество всякой раскрашенной бумаги…
А недавно она пришла на урок Эмилии Игнатьевны, и та вызвала Пушкина. Сашка так мекал и тянул слова, что Наталья Георгиевна спросила:
— Он что — косноязычный? Не натягиваете ли вы ему пятерки?
У Эмилии Игнатьевны брови стали торчком, и она завопила басом о его способностях…
Потом завуч забрала ключи от радиорубки у Мамедова, хотя Петряков с Куровым лично по винтику все там собирали, на больших переменах включая фирменные диски.
И все время в школе какие-то комиссии. Приходят на уроки, шепчутся, учителя зеленеют, даже Таис Московская, хоть ей море по колено, о ней недавно писали в «Учительской газете».
А Нинон-Махно, сам слышал в буфете, стала говорить дяде Васе, что «нам нужна в школе твердая рука», «Зоя Ивановна слишком либеральна»… Хорошо, что мы кончаем, тем, кто за нами, не позавидуешь, если Наталья Георгиевна «съест» Зою Ивановну.
Да, Антошка перестала разговаривать с Ланщиковым, и теперь он цепляется к ней где только может. Я не знаю, в чем дело, но Митька проболтался, что на какой-то вечеринке Ланщиков стал приставать к Антошке, чтоб она выпила водку. А Антошка ничего, кроме соков, не пьет. Она обозлилась и сказала, что нечего из себя ему строить султана… Она никому не позволит собой командовать, даже любимому парню, а не такому примитиву, как Ланщиков.
Митька даже испугался, до того Ланщиков позеленел, а потом заявил, что настоящей любви можно посвятить всю жизнь, как и ненависти. Но Антошка еще подлила масла в огонь, добавив, что, когда человек травит других, он себя на страшное одиночество обрекает, ходит как еж, весь ощетинившись от внутренней пустоты. Ланщиков засмеялся, стал пить водку, и Антошка ушла. Неужели Ланщиков всерьез втрескался в эту малявку?!
