Твердые орешки - Ефим Петрович Чеповецкий
— Подождите, Нина Васильевна! Подождите, — начал Валерий. — Саша не виноват.
— А кто виноват? Может, лошадь? Сама попросила: «Сядь на меня, пожалуйста, верхом!»? Так, что ли?
Мы все молчали, а Валерий Николаевич сразу признался:
— Это я виноват. Решил их научить верховой езде и не подготовился…
— Не подготовились?! Ну, как вам это нравится! — возмутилась Нина Васильевна. — Вы так говорите, как будто верховая езда у вас сегодня по путевке! А кто вам разрешил это делать? Вы же могли погубить детей!.. Ой, простите! — вдруг спохватилась она. — Идите, ребята, отсюда. Нам надо с Валерием Николаевичем поговорить.
Мы, конечно, отошли в сторону.
— Все, — съехидничал Захар. — Интересно, кто у нас теперь вожатым будет? Я же знал, что этим кончится!
— А разве он виноват? Разве ты сам не хотел покататься верхом? — возмутилась Мая. — Надо старшей все объяснить!
— У нас так весело в отряде стало! — сказала Оля Мацейко. — Очень жалко, если Валерия Николаевича заменят.
Я вспомнил, что сегодня как раз кончается его испытательный срок. Что же делать? Я даже не мог себе представить наш отряд без Валерия…
Нин-Вас еще долго отчитывала его, потом решительно махнула рукой и показала на лошадь. Та все еще стояла у ограды и как ни в чем не бывало пощипывала траву.
— Ваше счастье, что я тороплюсь в город, а то бы мы сейчас продолжили разговор у начальника лагеря!
Эти слова Нин-Вас произнесла так громко, что мы все услыхали. Раскрасневшаяся, с растрепанной прической, она быстрыми шагами пошла к своей палатке. Валерий постоял немного, потом взял лошадь за веревку и повел назад. Я догнал его и зашагал рядом с ним. Валерий даже не посмотрел в мою сторону. Я тоже молчал. Так мы и дошли до хоздвора. Тут Валерий вручил лошадь дяде Кузьменко, а мне, как всегда, сказал:
— Пойдем, председатель, что ли, — и положил руку на плечо.
Я хотел сказать ему что-нибудь утешительное, но не мог найти подходящих слов. От волнения пересохло в горле и язык никак не хотел поворачиваться.
Валерий посмотрел на меня.
— Ну, вот и все. Видимо, будем прощаться… Понимаешь? Старшая говорит, что эта смена очень ответственная: приезжает секретарь ЦК комсомола по школам, работа должна быть поставлена на «отлично»… В общем она, наверное, сама с вашим отрядом будет…
— Не будет этого! Не будет! — закричал я. — Мы не допустим! Мы докажем! Вот увидите… Нам хорошо с вами…
Я очень волновался и не мог больше говорить. Еще несколько секунд постоял возле Валерия и побежал к ребятам. Надо было срочно что-то предпринимать.
Мы с Маей друзья
Я шел медленно по центральной аллее, как вдруг неподалеку от себя, на стороне девочек, услыхал голоса. В палаточном дворике стояли Мая, Оля, Зина и Таня Захарова. Они спорили с каждой минутой громче и громче. Зинка ерепенилась больше всех. Оля отвечала ей, как всегда, спокойно, а Мая поддерживала ее. Хрупкая маленькая Таня кусала ногти и испуганно смотрела на Зинку.
— Нина Васильевна лучше знает, что нужно! У нее опыт! — захлебываясь, говорила Зинка. — Вот увидите, провалим работу! Провалим!
— Не провалим! — твердо заявила Оля. — Просто она не знает, что творится у нас в отряде.
— Это я, это я виновата! — со слезами в голосе начала Таня. — Я должна была еще тогда сказать, что она не права! Пусть бы начальник все знал… Я пойду и сама ему все расскажу…
— Ну и беги к своему начальнику! Беги! — Зинка заметила меня, полоснула злыми зелеными глазами и убежала.
Я подошел к девочкам. Они смотрели и ждали, что я скажу. Но я молчал.
— Ты председатель отряда, ты и решай, что будем делать! Смотри, — Оля показала на наш палаточный дворик, — Зина и Захар подговаривают ребят.
На стороне мальчиков толпилась половина нашего отряда. Зина и Захар стояли в центре, что-то доказывали и размахивали руками. Меня удивило только то, что Сашка Кикнадзе внимательно их слушал. Ведь он страшно непостоянный. Неужели они его собьют на свою сторону?
— Ладно, — решительно сказал я. — Сегодня же соберем отряд. Я все расскажу! Все!.. А вы должны поддержать. Только не сидите, набрав воды в рот…
Наверное, у меня был очень свирепый вид, потому что Таня Захарова закрыла глаза и схватилась руками за щеки.
— Ой, как страшно!
— Нас все равно будет больше, — сказала Мая.
— Правильно, — подтвердила Оля и протянула руку. — Ну что ж, значит, союз?
— Союз! — сказал я, но Оля отвела ладонь, и я почувствовал крепкое пожатие Майной руки. Оля положила свою сверху и строго спросила у Тани:
— Ну, а ты чего ждешь?
И на тугой узел, сплетенный нами, легла тонкая прозрачная рука Тани.
— Пошли! — неожиданно сказала Оля и, обняв Таню за плечи, направилась к ребятам.
У меня сразу стало легче на душе. Лес ожил и зазвенел птичьими голосами. «Тер-рентий! Тер-рентий!» — кричали воробьи, бесстрашно, у самых ног устраивая свалку.
Я все еще ощущал пожатие Майной руки и слышал ее голос.
Мая минутку молчит, а потом говорит:
— Раз мы с тобой, Митя, дружим, то между нами не должно быть никаких тайн!
Она так и сказала — «мы с тобой дружим»! Даже не покраснела при этом! А я и не знал, что между нами уже настоящая дружба. Конечно, я отношусь к ней лучше, чем к Оле или Тане, и если она так считает, то это очень хорошо. Тогда, конечно, никаких тайн между нами не должно быть… Да, да, ей нужно рассказать о письме, о том, что дома происходит что-то непонятное. Но прежде… прежде нужно сказать ей, что и она мой друг и что я рад этому. Но как? Ведь я такого не говорил еще ни одной девчонке!.. И я чувствую, что краснею и не могу произнести: «Да, конечно, дружим… Друзья!» Ведь это так просто! И вдруг вижу — рыжий кот! Сидит за деревом и облизывается. Толстый, лоснящийся, тот, что всегда возле столовой вертится… «Вот противный!» Я давно хотел его отлупить.
Бегу и
