Радий Погодин - Земля имеет форму репы (сборник)
Но не едят ничего мастера и телевидением не увлекаются. Молчат.
Тихо так в санатории Марфы Посадницы.
И вдруг однажды самый старый мастер Федор Андреевич шепчет:
— Слышите? Сердце мое бьет, будто колокол. Так оно только единожды билось — тогда я молодым парнем был и впервые увидел старуху свою — она тогда тоже была молодой девушкой.
— Наверно, «курносая» за нами пришла, — сказал другой мастер. — Пора бы ей.
А тут входит в палату милиционер товарищ Марусин.
— Здравствуйте, — говорит. — Извините за беспокойство. У меня к вам вопрос. Думаю, только вы на него мне сможете ответить.
Достал милиционер товарищ Марусин из своей милицейской сумки бумагу странную с нарисованной головой сфинкса.
— Кто бы это мог нарисовать? — спрашивает. — И когда?
И подает рисунок самому старому мастеру Федору Андреевичу.
Федор Андреевич долго на рисунок смотрел.
— Вот, — говорит, — почему у меня сердце-то колотилось. Я ее издалека почувствовал. Пробилась к нам, значит. Кто-то нам, значит, ее посылает, чтобы «курносую» отогнать. Откуда-то издревле. Кто-то за нее, значит, жизнь отдал…
— Кого вы имеете в виду? — спросил милиционер товарищ Марусин.
— Красоту рукотворного мастерства, — ответил Федор Андреевич. — Сейчас я очки найду. Хочу на нее пристально посмотреть.
Сначала он на кровати сел. Потом на пол встал. Потом очки в тумбочке нашел и к окну подошел.
— Рисовал это большого таланта гений. Рисовал тогда, когда в сфинксов верили. Потому что без полной веры так нарисовать даже гению невозможно.
Федор Андреевич передал рисунок другим мастерам. И каждый из них, посмотрев на сфинкса, принимался очки искать, пить от волнения клюквенный морс и пиво. Один старый мастер, еще недавно совсем бездыханный, даже песню запел дребезжащим тенором.
Пошел милиционер товарищ Марусин по всем палатам. Везде то же целебное действие, те же слова. А уж как к нему этот рисунок попал, милиционер товарищ Марусин не рассказывает, мол, это большая милиционерская тайна.
Когда товарищ Марусин пришел к Попугаеву Вовке, чтобы возвратить драгоценный рисунок и попросить Вовкину маму беречь его как зеницу ока, случилось вот что.
Входит он, а мама Вовкина вся в слезах. Слова сказать не может, но все же чаю ему предложила.
И протягивает Вовкина мама милиционеру товарищу Марусину телеграмму от мужа. «СО СВЕЖИМИ СИЛАМИ ЗА УЧЕБНИКИ ТЧК ЦЕЛУЮ ЗАВТРА ПРИЕДУ ТЧК»
— Поздравляю, — сказал милиционер товарищ Марусин, возвращая Вовкиной маме и телеграмму и драгоценный рисунок. — Это хорошо.
— Чего же хорошего? — сказала Вовкина мама, заплакав. — Нету Вовы. Нет моего сыночка ненаглядного. Умницы моего. Золотка. Он исчез.
Проводила Вовкина мама милиционера товарища Марусина в Вовкину комнату.
— Я тут ничего не трогала. Ждала вас. Я же знаю из литературы, что на месте происшествия ни к чему прикасаться нельзя.
Милиционер товарищ Марусин подошел к дивану. На подушке, где осталась ямка от Вовкиной головы, лежит оплавленная огнем закопченная хоккейная маска. Товарищ Марусин одеяло отбросил — в изножии кровати лежат тоже обгорелые ныряльные ласты. «Это они в тот раз обгорели, — подумал товарищ Марусин, — когда я у волшебной колонны стоял…»
И одежда Вовкина на месте, и валенки, что Яшка Кошкин Вовке принес.
Сел милиционер товарищ Марусин к столу. Задумался.
На столе бутылка стоит с зеленой водой.
Вдруг почувствовал милиционер товарищ Марусин — запахло солнечными можжевеловыми полянами, белыми боровыми грибами, земляникой и ландышем.
— Эх, Маков Цвет, Маков Цвет, — тихо сказал товарищ Марусин, — хоть вы и волшебница и как бы даже не существуете, но могли бы прийти рассказать нам о своих методах, опытом поделиться и вообще помочь. Устаем мы — не знаем многого. Я имею в виду инспекторов милиции по работе с детьми и гражданами старческого возраста.
И так захотелось милиционеру товарищу Марусину туда, где сказочные холмы, где таинственная и премудрая царевна-лягушка, где Кащей Бессмертный и царь Горох. Туда, где волшебное обыкновенно, как в Новгороде телефон.
Взял милиционер товарищ Марусин бутылку с зеленой водой, вспомнил о первом «А» классе, полном решимости и надежды, и пошел, пообещав Вовкиной маме, что в конце концов все устроится.
А Вовка снова был там, под палящим солнцем пустыни в старинном городе Фивы. У подножия неподвижного сфинкса.
Нет, не услышал он зова последней надежды. Просто сердце его толкнулось туда, где остался его Полувовка. Защемило Вовкино сердце в предчувствии беды. Возникла, как возникает отвага, забота помочь Полувовке. Сейчас же. Сей миг.
И вот сидит уже Вовка на лапе сфинкса.
Под сфинксом, завернутый в белый лен, покоится скульптор. Они с Полувовкой в тот же вечер, перед новолунием, прокопали под сфинксом траншею и уложили туда художника. На грудь ему положили дощечку с надписью: «Пал смертью храбрых». Засыпали песком и следы заровняли.
И вот сидит Вовка на лапе у сфинкса, а Полувовки нет. А тревога растет.
И вот появилась колесница, запряженная четверкой белых лошадей. Колеса с золочеными спицами, ступицы и ободья колес пурпурные. И двое воинов фараона в золоченых нагрудниках и золоченых шлемах.
Сняли воины с колесницы мальчика, он тоже в белом. Глаза у него завязаны белым льняным бинтом.
Полувовка!
Подвели воины мальчика к сфинксу (Вовка-то спрятался). И, поклонившись, ушли.
Когда ускакали белые лошади — унеслась колесница, Вовка вышел из-за надгробья и прошептал:
— Брат, это я…
Полувовка улыбнулся. И улыбка уже не сходила с его лица, пересиливая боль и страдания.
— Я знал, что ты придешь… Сними с меня бинт.
Вовке стало страшно. Снова заныло Вовкино сердце.
— Может, не надо…
— Сними. Пусть пообдует ветром.
Вовка развязал тугой узел. Снял бинт. И отступил на шаг. Чуть не бросился наутек. Вместо глаз живых в глазницах у Полувовки горели синим огнем драгоценные камни.
Случилось так.
Когда первый «А», выстояв до рассвета, упал от усталости и уснул, Полувовка остался один у сфинкса. И еще день он прожил один. И вдруг приехали за ним на колеснице от фараона.
Помыли его, одели в белые чистые одежды, чтобы он предстал перед богоравным Хашсупотепом.
Привели Полувовку. И фараон сказал:
— Ты — чужестранец.
— Да, — сказал Полувовка. — Моя земля далеко.
И фараон спросил:
— Ты помогал магу? (Так он назвал скульптора.)
— Да, — сказал Полувовка.
И фараон спросил:
— Он видел лицо бога?
— Да, — сказал Полувовка, имея в виду гений.
— И ты, мальчик, скажи нам, тоже видел лицо бога?
— Да, — сказал Полувовка, имея в виду скульптора.
И повелел фараон Хашсупотеп извлечь Полувовкины глаза из глазниц и, уложив их в золотой ларец, спрятать в царской сокровищнице.
— Глаза, видевшие лицо бога, должны принадлежать фараону, — сказал Хашсупотеп.
«И повелел царь, да будет он жив, здоров, невредим, вложить мальчику-чужестранцу, ученику мага, драгоценные каменные зеницы…»
Вовка-то Попугаев плакал, ясное дело.
А Полувовка ему говорил:
— Не плачь, брат. Мне бы только дойти до родной земли. На родной земле я прозрею… Маков Цвет — не цветок мака, а красота земли нашей. Она всесильна.
— Так пойдем, — Вовка вскочил. — Я тебя поведу.
— Что ты, брат. Идти-то не день и не два. Лет десять идти. А может быть, двадцать…
— Тогда не мешкай, — сказал Вовка. — Пойдем. Давай руку…
Как только Вовка взял Полувовкину руку в свою, то почувствовал, что не стало ни его, ни Полувовки — только земля зеленая, с елками и березами, озерами и ручьями. Запах прогретых полян ощутил, земляничных и можжевеловых. И понял вдруг: что это он, что все в нем. Даже волшебница Маков Цвет…
Прибежали милиционер товарищ Марусин и первый «А» класс в музей. Столпились вокруг волшебной колонны. И дышать им всем трудно, как в ожидании грозы.
Колонна волшебная стоит чистая, светлая, мрамор розовым стал, словно в нем жизнь дремлет.
А вокруг красота: полотенца расшитые, душегрейки парчовые, кокошники в жемчугах, расписная посуда, финифть, изразцы, филигрань…
Вдруг закипело внутри колонны, и каждый увидел: кто речку, кто васильки во ржи, кто ландыш лесной, кто тучку в небе. Милиционеру товарищу Марусину кони привиделись гривастые, крепкогрудые. Но он не это хотел увидеть.
Тогда собрал он свою хорошо натренированную милиционерскую силу воли. Кипение прекратилось. И все увидели ее — волшебницу Маков Цвет.
Улыбнулась она. Рукой помахала.
— А Вовка-то? — спросил первый «А».
— Вот же он…
И погасла колонна.
А по лестнице, по ковровой дорожке поднимался Попугаев Вовка. Волосы выгорели — стали как белый лен. Одежда на плечах ветхая. И ноги босые.
