Пётр Гаврилов - Егорка
Подводники захлопали в ладоши, вызывая Егорку на пляску и не веря тому, что медвежонок станет плясать. Но Егорка, как заправский танцор, пошёл и пошёл выделывать лапами всякие штуки. Правда, получалось у него это неуклюже, но он не стеснялся.
— Браво! Бис, артист зелёного леса! — смеялись и аплодировали подводники.
А Клюев сказал:
— Спасибо вам, Егорка, за танец! Пляшете вы, как испанец. А в награду вот вам кусок шоколаду.
Пока медвежонок лакомился, Клюев объявил второй номер:
— Теперь Егорка представит нам, что делают Сачков и Бачков, когда у них начинается болезнь мигрень, то есть когда им есть и спать хочется, а работать лень. У рояля, друзья, опять я.
И Клюев заиграл на двухрядке «Разлука ты, разлука». Егорка поднялся и приложил лапу к щеке, как будто у него заболели зубы. Клюев объяснил:
— Это Бачков. Зуб у него, конечно, не болит, но Бачков сам себе так говорит; «Лучше б и компоту не давали, только б на работу не посылали!»
Подводники засмеялись. Бачков густо покраснел и опустил голову. Неумолимый Клюев продолжал:
— А вот перед нами Сачков, он тоже притворяться здоров. Споткнувшись о пень, может проспать весь день!
Клюев заиграл песенку «Рыбки уснули в пруду», а Егорка почесал лапой бок, сладко зевнул, свернулся калачиком и даже всхрапнул, проказник.
Посуда в шкафу звенела от хохота подводников.
Сачков готов был провалиться сквозь палубу лодки на морское дно. Довольный Клюев продолжал:
— Будет представлять вам Егорка ещё, хоть в брюхе у него и тоще. Ну ладно, получалось бы складно! Даём номер заключительный, очень удивительный. Егор Топтыгин, скажите без стеснения: какое бывает у Сачкова и Бачкова настроение, когда работы нет и дан сигнал на обед?
У Егорки в лапах откуда-то появились ложка и кружка. Медвежонок облизнулся и ударил ложкой о кружку под весёлую музыку двухрядки Клюева.
— Ой, закройте мне глаза, чтоб я ничего не видел! — стонал от смеха черноглазый краснофлотец.
Боцман Дымба, вытирая глаза платком, смеялся, словно кудахтал. Бедные Сачков и Бачков сидели, понурив головы.
— Концерт окончен, — сказал Клюев и снял фуражку. — Занавес не опускается, его не полагается. Егорка вашим аплодисментам рад и рассчитывает получить за работу сахар и шоколад!
В фуражку Клюева посыпались куски сахара и шоколада. Тут раздалось приказание:
— Команде спать!
Егорка улёгся на койку Клюева, у него в ногах. Он доставал из фуражки то кусок сахара, то кусок шоколада и лакомился на славу.
Высоко вверху, над «Тигром», луна совершала свой неслышный обход.
Подводники крепко спали. Черноглазый краснофлотец всё фыркал и улыбался во сне, вспоминая проделки Егорки. Мягко светили синие ночные лампы. Под корпусом подводного корабля шелестел песок. На разные голоса тикали разные приборы. «Слухачи» прикладывались ушами к холодному корпусу лодки и чутко слушали. Нет, ничто не беспокоило сна подводного корабля.
Не спали лишь Сачков и Бачков.
— Дожили мы с тобой, товарищ, — прошептал Бачков, — даже медведи над нами смеются!
— А ну вставай! — прошептал Сачков. — Давай напишем товарищу командиру обязательство, что исправимся в короткий срок!
— Зачем писать? — отозвался Бачков. — Бумага — она всё вытерпит. Слушай-ка, что я тебе скажу. Писать ничего не надо, и виду не будем подавать. Забыли мы с тобой подводную пословицу: «Один за всех, все за одного». Так давай начнём жить так, чтобы быть не хуже, а лучше всех.
Бачков протянул руку товарищу, и Сачков её пожал. Друзья и не догадывались о том, как скоро они должны будут сдержать своё слово.
Наутро «Тигр», выбрасывая воду сжатым воздухом из своих цистерн, поднимался к солнцу. Море послушно расступалось перед отважными подводниками. В перископе становилось всё светлей и светлей. Вот мимо пронеслась голубая медуза, отскочила в сторону какая-то рыба.
Перископ пропорол море и вышел на поверхность. Командир зажмурился от лучей солнца. По верхней палубе захлюпала вода. «Тигр» стряхнул её со своего могучего тела и всплыл. Было разрешено открыть люк. Свежий воздух словно выстрелил в лодку. Подводники поспешили наружу.
Клюев вынес Егорку на верхнюю палубу. Чудесно сияло голубое море. Оно дышало вольно и глубоко. С мостика, звеня и булькая, сбегали ручейки. На железной палубе голубели лужи. Высоко-высоко в небе шёл самолёт. Он отражался в луже серебряной пчёлкой.
Нагнув удивлённо голову, Егорка смотрел, смотрел да как хватит лапой по луже — и обрызгал всех.
Пчёлка исчезла вместе с лужей; Егорка для верности стёр оставшиеся капли лапами, как тряпкой со стола.
Любуясь медвежонком, Дымба засмеялся:
— Фу-ты ну-ты, настоящий боцман: порядок любит!
Ветер шелестел ленточками на Егоркиной бескозырке. «Тигр» спешил в родную гавань…
Беда
Между Прочим встретил Егорку сюрпризом. Пока «Тигр» плавал в море, кок всё своё свободное время трудился над костюмами для медвежонка. Портняжничеством раньше кок никогда не занимался. Он исколол себе все пальцы, потерял три напёрстка, но костюм вышел на славу: белые широкие брюки и белая рубашка с синим воротником.
Когда Егорку нарядили, краснофлотцы ходили за ним толпами. Между Прочим сиял.
Фордик тоже бегал за медвежонком и презабавно тявкал раз по десять подряд.
Зато Иван Кузьмич на глазах у всех прямо-таки похудел от злости. Козёл пыхтел, тряс несуществующей бородой и, спрятавшись под старую шлюпку, целые дни раздумывал о том, как бы отомстить медвежонку.
Егорка не обращал на козла никакого внимания. Он беззаботно ковылял из одного кубрика в другой, и везде его встречали смехом, ласками и гостинцами. Брюхо у медвежонка становилось тугим, как барабан…
Егорка скучал лишь тогда, когда долго не возвращался Клюев, но Между Прочим кормил медвежонка так вкусно, что и тоска-то Егоркина была сладкой от компота и сгущённого молока.
Но однажды случилось такое, от чего Егорке стало так тоскливо, что не помог ни компот, ни сахар.
Поздней ночью медвежонок был разбужен резкими звонками тревоги. Егорка соскочил с койки Клюева и выскочил наружу. Со всех сторон в ночной темноте бежали, одеваясь на ходу, краснофлотцы.
Вот отошла от стенки подводная лодка «Акула», за ней вышел в море «Казбек», Ночь была такая непроглядная, что корабли как отошли от стенки, так и растаяли в темноте, словно потонули в чернилах.
Блеял Иван Кузьмич в темноте, Фордик лаял как-то тоскливо, словно плакал. Егорка взволновался. Вдруг чьи-то руки подняли его. Медвежонок учуял знакомый запах камбуза.
— Егорушка, милый друг, беда стряслась! — зашептал Между Прочим. — Пойдём-ка, брат, в кубрик.
Кок сел на койку Клюева и рассказал Егорке о том, что произошло.
«Тигр» после боевого учения возвращался домой. Море было неспокойно, стоял густой туман. Вдруг с лодки услыхали непрерывный рёв сирены и звон судового колокола. Какой-то корабль терпел бедствие и звал на помощь. Командир повернул лодку и полным ходом пошёл к месту катастрофы.
Скоро из тумана стал вырисовываться терпящий бедствие корабль.
Это был иностранец, крепкий пароход полувоенного типа.
Заметив подводную лодку, пароход прекратил подавать сирену и звонить в рынду и вдруг, дав полный ход, круто повернул на «Тигра».
Боцман Дымба ловко отвернул «Тигра» от смертельного удара.
Всё же удар был настолько сильный, что пароход пропорол борт «Тигра». Вода ворвалась в отсек, и подводная лодка быстро погрузилась.
Семь краснофлотцев, находившихся в этом отсеке, спаслись и были подобраны миноносцем «Гневный», проходившим поблизости.
«Гневный» держался на месте аварии. Он арестовал иностранный пароход и дожидался дальнейших приказаний командования.
Раненый «Тигр» лежал на глубине десяти саженей, на плохом, илистом грунте.
Командир «Тигра» сообщил по радио о том, что семь краснофлотцев подобраны «Гневным», недостает краснофлотцев Сачкова и Бачкова, остальные живы.
— Чуешь теперь, Егорка, что произошло? — шептал Между Прочим. — Не иначе, как тот пароход нарочно таранил нашего «Тигра». Хитростью хотел взять. Я, мол, в тумане не заметил. Не нравится фашистам, что растёт наш флот, ох как не нравится! Ну ничего, от «Гневного» ему не выбраться! Притащит он сюда иностранца, а тут увидим, что к чему. А вот Сачкова и Бачкова уж никогда мы не увидим…
Между Прочим положил медвежонка на койку и сказал, вытирая ладонью мокрые щёки:
— Между прочим… ты никому не рассказывай, что я тут того… этого… Приходи утром — черносливом угощу. Штука важная!
Кок ушёл к себе. Егорка долго лежал неподвижно, потом вдруг заурчал и забился под подушку Клюева.
В кубрик вошёл дежурный командир. В другое время крепко бы попало медвежонку за беспорядок — валяться на койке с ногами, — но на этот раз командир надвинул фуражку на лоб и вышел, не сказав ни слова.
