Кристина Сещицкая - Мой волшебный фонарь
Когда Люся ушла, папа поставил утюг на подставку и подошел ко мне. Я как раз запихивала в рюкзак пакетики с гороховым супом.
— Поедете впятером? — спросил он.
— Конечно! Если я сказала, что поеду, значит, поеду! Не могу же я их подвести.
— Что ж, поступай как знаешь… — пробормотал папа, снова берясь за утюг.
Ровно в назначенный час примчалась запыхавшаяся Кася.
— Ой, представляете, мою собаку искусала какая-то неизвестная дворняга! Разорвала ей ухо и вообще… Теперь мне нужно бежать с ней к ветеринару, мама сказала, что это моя обязанность! И еще она сказала, что сначала обязанности, а развлечения потом. Так что я не смогу поехать, ужасно обидно…
Глаза у нее были полны слез, только я не совсем поняла, отчего: то ли из-за искусанной собаки, то ли из-за сорвавшегося похода.
— С тремя ты, надеюсь, не поедешь? — спросил папа, когда дверь за Касей закрылась.
— Поеду! — твердо ответила я.
Пришлось сунуть в рюкзак еще два кило картошки, которые должна была взять с собой Кася. А потом зазвонил телефон, и Мажена скороговоркой деловито сообщила моей маме:
— Извините, пожалуйста, не могли ли бы вы передать нашей вожатой Яне, что я не смогу пойти в поход, потому что мама едет на воскресенье к бабушке и берет меня с собой.
Четверть четвертого явилась Реня. На спине у нее был битком набитый солдатский вещевой мешок, а к носу она прижимала скомканный мокрый платок.
— Мама велела мне взять два одеяла, потому что у меня сильный насморк. И температура, только я стряхнула градусник, чтобы мама не знала.
Я отправила Реню домой. От Марыли вообще не было ни слуху ни духу. Наш дом погрузился в молчание. Мама скрылась в кухне. Папа сунул нос в кухонную дверь, а потом заперся в ванной и долго оттуда не выходил. Я сидела на полу возле рюкзака, который мне очень не хотелось распаковывать. На душе у меня кошки скребли. Я вспоминала свою первую вожатую, в которую была влюблена, и старалась понять, каким образом ей удалось завоевать мое сердце. Я еще никогда не испытывала столь сильного разочарования в жизни!.. В открытое окно донеслась знакомая песенка: «Течет, течет Ока, словно Висла широка…» И вдруг мне показалось, что все это только дурной сон и что мои девочки ждут меня внизу, у подъезда. Я вскочила и выглянула в окно. По улице шагал Зенин отряд. Это ее девчонки распевали про Оку, потому что еще не научились петь харцерские песни…
Я уже расшнуровывала кеды, когда дверь ванной приоткрылась, и на пороге появился папа в довольно странном наряде: на нем были старые брюки и толстый свитер, который он носил только зимой.
— Собирайся, дитя мое! — энергично воскликнул он. — Пошли!
— Куда? — растерянно спросила я.
— Понятия не имею! Сегодня ты меня ведешь. Надеюсь, что на ту полянку.
— Папа… — сказала я мрачно, потому что мне совсем не хотелось идти с ним в поход. — Брось, пожалуйста…
— Я понимаю, что не могу выдержать сравнения с шестью двенадцатилетними девчонками, — ответил он. — Мне сорок лет, у меня седые виски, и я твой отец. Но мне кажется, это не должно нам помешать.
— Не в том дело, папа…
— Я знаю.
Он подхватил мой рюкзак и перебросил его через плечо.
— Я хочу пойти в поход с собственной дочерью. Надеюсь, ты мне не откажешь?
Мне очень не хотелось идти в поход с отцом. Но я ему об этом не сказала. И должна признаться, что никогда — ни до того, ни после — в такие замечательные походы я не ходила. Именно там, на маленькой, заросшей тимьяном полянке, я поняла, что мои заботы волнуют не только меня. Там я впервые отчетливо услыхала тихий колокольный звон…
* * *Агата шмыгнула носом и с упреком пробормотала:
— Ты нарочно рассказала мне эту историю, чтобы я расклеилась…
Хвост кометы
Ясек вернулся с тренировки чуть живой от усталости. Растянувшись на полу у меня в комнате, он закрыл глаза и долго лежал, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Когда я так напрыгаюсь, — сказал он наконец, — что с трудом доползаю до дома и у меня начисто пропадают всякие желания — только тогда я чувствую, что живу. Не смейся, я и без тебя прекрасно понимаю, что тут концы не сходятся с концами. Но ей-богу, так оно и есть на самом деле. Погляди на меня! Только внимательно! Вид у меня пострашней, чем у покойника, верно? Но ты даже представить себе не можешь, как я сейчас, в эту минуту, доволен жизнью…
Ясек говорил, не открывая глаз, неторопливо, словно вслушиваясь в таинственную музыку, которая звучала где-то у него там, внутри.
— У меня ноют все мышцы… болит большой палец на левой руке… болит правое колено… я растянул сухожилие… желудок у меня куда-то провалился, сердце вот-вот выпрыгнет! И тем не менее я чувствую себя великолепно. Если бы не лень было пошевелиться, я бы тебе показал значок нашего спортклуба — мне как раз сегодня вручили, но значок приколот к куртке, куртка висит на вешалке, вешалка стоит в передней, а до передней чертовски далеко ползти…
— Я вижу, ты и впрямь в отличной спортивной форме! — рассмеялась я.
— Угадала! Жизнь чертовски хороша! И кто только ее придумал? Я, кстати, довольно часто размышляю: откуда взялась жизнь на матушке-земле, но пока не нашел ответа. Наша биологичка говорит, что это не беда и что за такой пробел в моих знаниях она отметки снижать не станет. Впрочем, если б снизила, я бы финишировал с двойкой за год. К великому огорчению — не столько моему, сколько мамы с папой. Ох! Как зверски болит под лопаткой! — с восторгом воскликнул Ясек. — Это прекрасно, клянусь…
— Съешь что-нибудь, — предложила я.
— Зачем?
— Для восполнения затраченных калорий.
— Сейчас восполним. Мама дома?
— Нет. Пошла относить документы.
— Значит, она все-таки решила сменить работу?
— Да.
— Кстати, а вы читали мамину биографию? — спросила Агата, которая в эту минуту вошла в комнату.
— Я читала.
— И я, даже два раза.
— Ну и как? Ничего вас там не поразило?
— Меня нет, — ответила я, немного подумав.
— И меня нет, — сказал Ясек и сел, скрестив ноги. — А что ты в ней нашла такого особенного?
— По-моему, биография у мамы просто ужасная, — заявила Агата. — Чертовски скучная.
— Подумаешь… — презрительно фыркнул Ясек. — Все биографии скучные. «Родился тогда-то и там-то, в школе учился с такого-то по такой-то, окончил то-то». И точка.
— Вот именно! — воскликнула Агата. — А я считаю, что их нужно писать по-другому. Совершенно иначе. Мамина биография, например, — это одни слова. Живого человека за ними и не видно. А какой тогда в этой бумажке толк, скажите на милость? Кому нужны пустые слова? Что из них можно понять? Из биографии должен выглядывать человек! Пусть в ной будут самые важные события его жизни. И смешные, и грустные…
Агата умолкла. Ясек тоже ничего больше не стал добавлять. Я задумалась над Агатиными словами. Пожалуй, кое в чем она права. В самом деле: до чего интересно было бы читать личные дела, если б каждый описывал свою жизнь так, как предлагает моя сестра.
— Моя биография получилась бы еще скучнее, — вдруг заявила Агата. — Но ничего, я постараюсь заполнить ее интересными фактами. Кое-какие идеи у меня уже появились.
— Первым делом, — рассмеялся Ясек, — ты должна туда вставить сегодняшнюю драку с Мариушем!
— Какую драку? — встревожилась я. — О чем он говорит, Агата?
— О моей сегодняшней драке с Мариушем, — с готовностью объяснила Агата.
— Ясек! О чем ты говоришь?!
— Сегодня на большой перемене Агата сцепилась с Мариушем. Не понимаю, что тебе не ясно?
Я переводила взгляд с Ясека на Агату и обратно в надежде, что мне все станет ясно, но тщетно. Мариуша я знала — здоровенный верзила, чуть пониже нашего Ясека.
— Я его свалила с копыт! — похвасталась Агата, а я почувствовала, что уж совсем ничего не понимаю, но не подала виду.
— Ах, вот оно что, — сказала я невозмутимо, точно долгий жизненный опыт научил меня не удивляться подобного рода вещам. — Свалила с копыт? Превосходно.
Догадливый Ясек с подозрением покосился на меня.
— Не веришь? — спросил он. — И все-таки это правда. Агата его в два счета, как соломенное чучело… Признаться, я только порадовался, когда Мариуш плюхнулся на пол. Не люблю я его… Впрочем, если хочешь, могу изложить эту увлекательную историю своими словами. После того как пани Рудзик заставила меня своими словами пересказать «Мужиков» Реймонта[6], для меня это раз плюнуть.
— Рассказывай.
— Значит, так: Мариуш подошел к Агате и вывернул ей руку. Тогда Агата… — Тут Ясек оборвал свой рассказ на полуслове, задумался и быстро проговорил: — Забыл про название. Погоди минутку, это не так-то просто. Угум… угугумм… — напряженно соображал он. — Пожалуй, лучше всего эту историю озаглавить следующим образом:
