Рейн и Рийна - Холгер Янович Пукк
— Ты же знаешь… — жалобным тоном оправдывается Рийна, и в голосе ее звучит что-то приниженное и жалкое.
Слышно, как выдвигают ящик стола. Затем открывается и закрывается какая-то дверь.
Взгляд Рейна продолжает скользить по комнате Ильмара — простой, даже строгой, обставленной лишь самым необходимым. Но эта светлая мебель не похожа на стандартную, приобретенную в магазине.
Строгость обстановки подчеркивает и покрывающий паркет однотонный зеленоватый ковер, и несколько броских эстампов на выкрашенных в светло-серый цвет стенах. Общее впечатление нарушает только стена, возле которой стоит широченная тахта, эта стена сплошь заклеена всевозможными цветными фотографиями, наверняка вырезанными не только из иллюстрированных журналов, но и всяких книг и брошюр.
На фотографиях изображены боксеры, гонщики, убийцы, мужчины, женщины… Обширная, чуть ли не во всю стену экспозиция подобрана так, что каждая ситуация, каждый момент — это запечатленный страх или боль, жуткое видение, чудовищная сцена или противоестественная поза — только жестокость, только садизм! Одни кошмары, одни муки!
«Ну и собрал себе выставку! — думает Рейн. — И охота человеку изо дня в день разглядывать эти картинки! Мерзость какая!».
Тут Рейну вспоминается один весенний вечер. Они тогда учились, наверное, классе в пятом. Как-то — то ли вчетвером, то ли впятером — пришли они к Ильмару. Почему именно к Ильмару, трудно теперь сказать. Скорее всего потому, что в сарае у Ильмара стоял стол для игры в корону. Играть им никогда не запрещали, только прежде надо было сделать что-нибудь полезное: полить грядки, вырыть ямки для саженцев, убрать мусор… Такой вот порядок был установлен в доме для товарищей Ильмара, и мать строго соблюдала его.
В тот вечер в корону почему-то не играли, они просто так бродили по саду. Вероятно, отец с матерью куда-то ушли, сарай был заперт, а ключа Ильмар не нашел.
И вдруг Ильмар предложил:
— Хотите, номер покажу?
— Конечно.
Ильмар сбегал к штабелю досок, оставшихся после строительства дома, и вытащил из-под него большую четырехгранную бутыль с какой-то желтоватой жидкостью.
Ильмар сунул бутыль под мышку и позвал приятелей следовать за ним.
Они миновали несколько поперечных улиц и вышли почти к самому лесу, где был обнесенный забором сад. Сад сторожила большая овчарка. Злая не злая — никто не знал, но лаяла она оглушительно. Стоило только раздаться за забором легкому шороху, как пес тут же оповещал об этом хозяев.
Поперечины забора, это Рейн хорошо помнит, были с наружной стороны. Ильмар поставил бутыль на землю, подтянулся и встал на верхнюю поперечную планку.
Пес заходился лаем и прыгал на забор, но Ильмар не обращал на него никакого внимания: забора псу все равно не перепрыгнуть, а хозяина в этот час дома не бывает.
Потом они подали бутыль Ильмару и тоже взобрались на забор.
Ильмар отвинтил пробку и стал поливать ее содержимым пса. Стоило только псу броситься на забор, как Ильмар тут же плескал на него жидкостью из бутыли.
Все хохотали. Они-то были уверены, что Ильмар просто дразнит пса, что в бутылке обыкновенная пожелтевшая от стояния вода.
Но когда пес заскулил, завыл, стал кататься по земле, биться головой, они поняли, что дело нешуточное. И трава, и листья на кустах, куда попала желтоватая жидкость, стали совсем бурыми.
— Ты что делаешь? Перестань! — кричали ребята, но Ильмар только смеялся, когда пес, взвизгивая от боли, катался по земле.
Они спрыгнули с забора и пустились наутек. А Ильмар не ушел, пока не вылил на пса все, до последней капли.
— Чем это ты его? — спросили они Ильмара.
— Серной кислотой. Она все что хочешь разъест! — ответил Ильмар.
— Зачем ты так? — спросили они.
— А интересно. Хотелось посмотреть, что будет. Как он выл! Сила! — ответил Ильмар с каким-то злорадным удовлетворением.
На другой день хозяину пришлось пристрелить своего верного сторожа — ожоги оказались настолько глубоки, что их было не вылечить.
О случившемся ребята и словом не обмолвились. Смелости признаться в том, что они видели всю эту ужасную сцену, у них не было.
И с тех пор перестали ходить к Ильмару играть в корону. Хотя он и звал их, и мама его приглашала заходить поиграть. Теперь-то, задним числом, можно с полной уверенностью сказать, что в саду и во дворе наверняка ждали их какие-нибудь работы по хозяйству.
Неужели Ильмар до сих пор такой, каким он показал себя тогда?
И только ли коллекционирование таких вот картинок доставляет ему удовольствие?
Наконец открылась дверь, в комнату вошел Длинный, сел в кресло-качалку с высокой спинкой, закурил сигарету. Он вроде бы не подчеркивает ничем своей значительности, но и в осанке его, и в жестах угадывается сдержанная самоуверенность и властность. Да взять хотя бы то, что сам он сел в кресло, тогда как Рейн сидит у его ног на низкой тахте.
— Ты, значит, строишь из себя кавалера и верного рыцаря, — с легкой насмешкой произносит Ильмар. Но заметив, как Рейн мрачнеет и принимается теребить футляр фотоаппарата, он только лишний раз убеждается, что Рейн воспринял происшествие очень даже болезненно, раз нет у него ни малейшего желания шутить по этому поводу.
— Да-а… фотоискусство… самое молодое из искусств… — философствует Ильмар, делая вид, будто хочет вникнуть в заботы Рейна, будто он способен оценить его увлечение. — Тут надо чувствовать своеобразие. Тут талант нужен. Иначе — пустые снимочки, а не настоящее искусство… Да-а, я помню, как ты еще тогда каждую копеечку тратил на фотографию. Пленки, химикаты, бумага… Ты ведь, факт, только из-за этого и решал всяким идиотам задачки, за деньги, понятно. Все бегут мороженое себе покупать, а ты — в фототовары! Ведь так оно и было, верно?
Рейн невольно кивает: что было, то было. Порция мороженого частенько оставалась для него недосягаемой мечтой, мороженое он позволял себе лишь в исключительных случаях. Как, впрочем, и сейчас. Не говоря уж о более дорогих лакомствах.
Неожиданно Ильмар вскакивает — пустое кресло продолжает раскачиваться — достает из бара бокалы, бутылку, разливает вино. Красная влага искрится в бокалах.
— Прополосни-ка горло! Настроение сразу поправится! — он протягивает Рейну бокал и чокается.
Рейн отхлебывает чуть-чуть, смакует вино, рассматривает его на свет. И снова прихлебывает, на этот раз без опаски.
Хорошее вино. Не кислое, не сладкое, со своеобразным привкусом. Совсем не похоже на то сладкое пойло, на какое они скидывались с ребятами. Летом, в колхозе, когда выдался как-то дождливый день… И в городе было дело… Пошли в баню и бутылочку с собой прихватили, решили проверить, правда ли, что в жару вино сильнее в голову ударяет.
В
