Лев Штуден - Шкатулка дедушки Елисея
Однажды в местах, где странствовал Табольд, ему случилось встретиться с богатым сеньором из соседнего графства Каталонии. Сеньор почтительно приветствовал Табольда; он сказал, что хотел бы послушать его игру. Табольд удовлетворил просьбу незнакомца. Сеньор был в восторге. Он попросил повторить. После второго раза его похвалы сделались столь бурными, что Табольд вынужден был сыграть и в третий раз. Между тем к площади, где всё это происходило, начал стекаться народ. Все были поражены и удивлены искусством Чёрного Флейтиста.
«Я боюсь наскучить вам своими просьбами, — сказал знатный путешественник, — но если бы вы согласились сыграть для меня ещё хотя бы один раз, то я подарил бы вам вот это».
С последними словами каталонец сделал знак своим слут гам, и они принесли тугой мешок, доверху набитый золотыми монетами.
«Мне жаль огорчать любезного сеньора, — сказал Табольд, — но даже два таких мешка не заставят меня повторить мою игру ещё раз». «В таком случае, я не пожалею и трёх», — заявил знатный незнакомец, и тут же, по его знаку, к ногам Табольда были поставлены ещё два мешка с золотом.
Все горожане, бывшие при этом, внимательно следили за торгом. Говор на площади совершенно стих; люди ждали; что будет дальше. Табольд на этот раз промолчал,, но вместо ответа лишь отрицательно покачал головою.
«Я вижу, мой друг, вы неуступчивы, — улыбнулся каталонец. — Хорошо. Я готов отдать вам за вашу игру самое ценное, что у меня есть».
И он опять сделал знак своим людям.
На этот раз они принесли ларец, богато украшенный драгоценными каменьями. Каталонец открыл его и показал Табольду. Там лежала потемневшая от времени древняя книга.
«Здесь, — сказал знатный сеньор, — лежит священная книга египетских жрецов. Тот, кто её имеет, будет знать все тайные науки, которые дают власть над миром… Повторите свою игру, прекрасный рыцарь, и вот вам моё слово благородного сеньора, что всё это будет принадлежать вам».
И помутился от этих слов гордый разум рыцаря Табольда, и в четвёртый раз он прижал флейту к своим губам… Но как только принялся он играть — небывалой свирепости ураган поднялся над городом, на потемневшем небе прямо над площадью столкнулись три тучи, из них вырвалась молния, как вырывается меч из ножен, и поразила в голову Чёрного Флейтиста. После этой бури никто больше не видел знатного каталонца — он точно сквозь землю провалился, а его мешки, вместо золота, оказались наполненными щебнем и глиной. Тогда-то и поняли люди, что в облике знатного сеньора их город посетил сам Сатана… После этого происшествия флейта Гильома исчезла бесследно, и никто не мог даже предположить, куда она девалась.
С тех пор, говорят, дух Табольда бродит по всему свету в поисках пропавшей флейты. Пока он не найдёт её, не будет ему покоя во веки веков. Так был наказан за свои безбожные дела Чёрный Флейтист из Руссильона».
Когда к концу чтения я поглядела на моего братишку — я пожалела, что познакомила его с этой легендой. Откуда, интересно, у него такая дикая впечатлительность?
Он начал быстро ходить по комнате, размахивать руками и бормотать что-то себе под нос. Амадей тоже забеспокоился: он спрыгнул со стула на пол и начал озираться. Потом выгнул спину, потряс головой, сказал: «Ф-ф-у!» — и залез под кровать. Я молча наблюдала за этой бурной сценой. Интересно, какие ещё «версии» появятся в буйной Вовкиной голове? Но в одном он оказался прав: в бумагах деда и в легендах, которые он собирал, действительно, очень часто упоминается флейта.
Вовка вдруг перестал бегать по комнате, сел на кровать и погрузился в глубокую задумчивость.
— Вот что, — сказал он, наконец, — В бумагах деда обязательно должна быть одна штука.
— Какая штука?
— Ну вот… рисунок один. Ты помнишь — белый рисунок на чёрной двери? Звезда внутри многоугольника?
— Помнить-то помню. Но почему тебе это кажется важным? Зачем тебе нужен этот рисунок?
— Не знаю… Мне кажется, он не случайно на двери стоит. И ещё… постой: а ты помнишь рисунок на обоях в Музыкальной Комнате? Ведь там этот знак тоже нарисован! Помнишь?
Действительно, на обоях был начерчен именно этот знак, я, конечно, его заметила, но не обратила особого внимания на эту странную деталь.
— Помнить-то я помню, — сказала я Вовке. — Но при чём тут этот рисунок? Почему ты именно сейчас о нём вспомнил?
— Машенька, я тебе потом всё объясню. Но ты, пожалуйста, поищи прямо сейчас, ладно? Это же так легко! Мне надо обязательно увидеть в дедушкиных бумагах этот рисунок!
Делать нечего, я принесла из секретера ещё кипу материалов. Это были уже знакомые нам чертежи. Мы долго их перебирали. Тот самый рисунок, однако же, не хотел попадаться нам в руки.
Наконец, я открыла тетрадку, озаглавленную «Магические действия и знаки» — и там сразу на него наткнулась. Рисунок звезды, вписанной в многоугольник, был изображён там в нескольких вариантах, и там, наконец, мы прочли его название: ПЕНТОГРАММА. Под одним из таких рисунков было начертано рукой дедушки Елисея: «Знак, ограждающий от Духа Тьмы».
Мой Вовка ликовал.
— Ну что, теперь-то тебе понятно или нет?
Я честно призналась, что ничего по-прежнему не понимаю.
— Но это же так просто! — воскликнул мой бесподобный Шерлок Холмс, — Надо только соединить три звена. Смотри внимательно: во-первых, в легенде сказано, что Чёрный Флейтист повсюду ищет свою волшебную флейту. Скитается по земле и ищет… Так? Во-вторых: где он ещё может её искать, как не у человека, который собирает старинные инструменты и сам изготовляет точно такие же? Значит, он уже приходил в этот дом, а?
Какими бы ни были вздорными рассуждения моего Вовки, но признаюсь, в ту минуту мне стало не по себе. Я даже оглянулась по сторонам: не прячется ли где-нибудь здесь, за портьерой, Чёрный Флейтист?
— Ну тебя… С твоими фантазиями, знаешь, свихнуться можно, — сказала я Вовке. — Так что же: ты решил, что наш дед таким образом преградил Чёрному Флейтисту путь в свою Музыкальную Комнату?
— Естественно! — всплеснул руками Вовка. — Как ещё можно объяснить этот третий факт — пентограмму на двери? Неужели у тебя может быть другая версия?
— Вот что, Владимир, — сказала я очень строго (моего Вовку я называю Владимиром только тогда, когда очень рассержусь) . — Вот что, мой любезный братец. Хватит с меня всех этих магических знаков, чёрных флейтистов, духов тьмы и тому подобных глупостей. Ты прекрасно знаешь, что ничего этого на самом деле нет… Я, слава Богу, пока ещё не сошла с ума и тем более не хочу, чтобы мой единственный брат на этом свихнулся. Пожалуйста, будь добр, позабудь теперь о всех этих сказках и вспомни, что у тебя на носу учебный год! Каникулы не будут продолжаться вечно, а у тебя всегда были нелады с математикой. Не лучше ли, голубчик, тебе заняться настоящим делом?
Мой Вовка ничего мне на это не ответил: он посмотрел на меня таким красноречивым взглядом, что слова тут были не нужны. В этом взгляде я могла прочесть всё — сожаление, укор, разочарование, даже сострадание к моему убогому взгляду на мир — что угодно, но только не желание опять засесть за школьные уроки.
Ах, кто бы объяснил мне, какую магию я должна употребить, чтоб убрать всю эту сказочную чертовщину из Вовкиной головы?
XVI. Кот Амадей
Вчера я ощутил на себе взгляд сестры моего юного Хозяина. Она сказала:
— Не пойму, что с ним творится. По-моему, кот у нас стал какой-то нервный.
Ха! Тут станешь нервным. Теперь у меня сама собой выгибается спина и уши без всякого моего желания прижимаются к затылку, а шерсть то и дело встаёт дыбом, как если бы вместо неё у меня из спины росли гвозди. И так — по любому поводу! На нашем языке жестов это всё равно, что кричать «Караул!» в ответ на вопрос: «Который час?» Ужасно стыдно, конечно.
Я всё время пытаюсь справиться с собой. Каждый день я начинаю с мыслью о том, что надо, в конце концов, взять себя в лапы и вести себя так, как подобает уважающему себя чёрному коту. И всякий раз что-то неожиданно происходит.
А началось всё с этих проклятых крыс. Столько, сколько их собрал мой юный Хозяин, играя на флейте, я не видел ни разу в жизни! С крысами, конечно, мне приходилось иметь дело не раз, хотя, должен вам признаться, любая мышь мне гораздо симпатичней, чем этот серый танк с глазами. Она мягче на зубах, удобней в игре и приятней на вкус. Но и крысятина, на худой конец, не раз выручала меня в самые трудные дни моей жизни. Так что, когда я увидел первую крысу, которая вышла во двор на звуки флейты, в моей душе не возникло ничего, кроме желания сразу её задавить. Но когда вслед за ней я увидел вторую, третью и так далее, когда чуть ли не весь двор наполнился ими, я понял, что этим тварям ничего не стоит задавить меня самого!
Вот тут, скажу вам честно, я сдрейфил.
Любому здравомыслящему двуногому, чтобы понять мои чувства, я посоветовал бы представить себе такую сценку: вы приходите в ресторан, вам подают аппетитно зажаренный шницель из медвежатины — и на ваших глазах этот шницель вдруг превращается в живого медведя! Не знаю, у кого из вас после этого сохранился бы аппетит.
