Андрей Дугинец - Ксанкина бригантинка
Евгения Карповна подошла к свежевыкрашенной голубой двери библиотеки и в недоумении остановилась. Открывать дверь или нет? Может, краска еще не просохла. Обычно маляры вешают бумажку с предупреждением: «Осторожно, окрашено». Бумажка висит и тут, но на ней не предупреждение, а непонятно зачем четким шрифтом написаны две заглавные буквы: «С. 3.».
Евгения Карповна со свойственной ей наблюдательностью заметила, что никелированная, совершенно новая ручка была привинчена после того, как дверь покрасили. Она заметила мелкие, чуть видимые опилочки на шляпке шурупа. Дунула — опилки слетели. Значит, краска просохла. Дернув за ручку, открыла дверь и застыла на пороге. Идти дальше было нельзя, пол вымыт до блеска, и по нему никто еще не ходил.
«Где же библиотекарь? — подумала Евгения Карповна и, подивившись необычайному порядку на книжных полках, вышла. Закрыла дверь и только теперь задумалась над буквами на розовой бумажке, вырезанной в виде флажка и приколотой на том месте, где должен быть замок, — «С. 3.».
— Маляр, как художник, захотел увековечить свое имя, — вслух подумала она. — Но зачем же эти флажки? Чтоб скорее обратили внимание?..»
Осуждающе покачав головой, Евгения Карповна пошла в прачечную. Осуждала она работу Висеныча, который, покрасив дверь, не врезал замков и неизвестно, на какое время оставил библиотеку незапертой.
В школе был и завхоз. Но он считал себя большим начальником и сам ничего не делал. На всякий пустяк нанимал мастеров. А так как бухгалтер не мог оплачивать все счета, то мелкий текущий ремонт постепенно перешел в обязанность учителя труда и старших воспитанников.
У входа в прачечную она заметила такой же, как и на библиотечной двери, розовый флажок с двумя точно тем же почерком выведенными буквами: «С. 3.». Дверь здесь также была выкрашена. Только не голубой эмалью, а коричневой нитрой.
Узнав, что и эта дверь обновлена за ночь, что утром она оказалась незапертой, Евгения Карповна пошла прямо к директору. По пути еле заметила, что и дверь столовой сверкает снежной белизной и «заперта» все тем же розовым флажком с невразумительной надписью: «С. 3.».
Сергей Георгиевич выслушал Евгению Карповну, как всегда, молча и спокойно. Лишь когда она умолкла и закурила, сказал, что зря она так переживает, раз нигде ничего не пропало. Он оправдывал и завхоза и Висеныча, которые, перекрасив двери, видимо, не успели навесить замки.
— Меня нисколько не успокаивает, что они просто не успели, — продолжала свое Евгения Карповна. — Как раз этим единственным случаем кто-то и воспользуется, чтобы взять что-нибудь без спроса. А если он это удачно продаст, ему захочется достать еще и еще. И тогда не удержат даже замки!
— Да днем-то не посмеют, а к ночи замки будут, — ответил директор.
— Еще неизвестно, что творится в кладовой, — сбивая пепел с сигареты, говорила Евгения Карповна.
Через несколько минут они подошли к свежевыкрашенной массивной двери с новенькой никелированной ручкой.
— Вот видите! Что я говорила! — кивнула Евгения Карповна. — Сорвали замок и даже следа не оставили.
— Да, чистая работа! — согласился директор, внимательно рассматривая затертые шпаклевкой дырочки из-под вывинченных шурупов.
Дверь открылась, и на пороге появилась кладовщица, маленькая, всегда улыбающаяся женщина.
— Здравствуйте, Мария Ивановна, — поздоровался директор. — Кто замок снял с вашей двери?
— Не знаю, — развела руками кладовщица.
— Что-нибудь пропало?
— Наоборот. У меня тут был беспорядок — я не успевала, а теперь вот… — Она повела рукой на полки, где в строгом порядке стояли банки с вареньем, соками и прочими припасами. — И даже мышеловки по углам поставили. Одна уже крысу поймала.
— Идемте, Евгения Карповна, посмотрим, что украдено в библиотеке, — предложил директор.
На пути им встретился Висеныч, несший свежевыкрашенную миниатюрную этажерку.
— Купил пятитомник земляка, Михаила Михайловича Пришвина, а мои мастера вот какую этажерочку подарили, — похвалился Висеныч. — Не знаю даже, когда сделали, все втихомолку…
— Виктор Семенович, не знаешь, что это у нас за революция с замками? — взяв в руки и рассматривая почти невесомую этажерку, спросил директор.
— Поистине революция, Сергей Георгиевич! — сладко зажмурившись и покачав головой, ответил Висеныч. — Битый час хохотал, как увидел, что они намалярничали.
— Все же, что и как?
— Вишь ты, Сергей Георгиевич, — неохотно начал Виктор Семенович и, виновато глянув на Евгению Карповну, почесал в затылке, словно это придавало ему смелости. — Евгения Карповна сразу после того случая с простынкой потребовала укрепить все запоры, заменить слабые замки. А недавно на дверях учительской повесила свой замок, а ключ дала только уборщице.
Директор удивленно пожал плечами.
— Куры без головы убегают прямо из котла, а вы еще удивляетесь! — Евгения Карповна сердито бросила только что начатую сигарету и ушла.
Висеныч молча посмотрел ей вслед. Потом как ни в чем не бывало продолжал:
— Вот и я удивился: чего это такая забота о замках? И спросил об этом Евгению Карповну. Она в сильных чувствах отрубила: я отвечаю за воспитание детей, а вы занимайтесь своими стружками. Ну я и смолчал. А сегодня вот уже вижу это обновление.
— Кто это, по-вашему? — спрашивал директор.
— Я так себе кумекаю: кто-то из ребят слышал наш разговор про замки и вот додумался. Но, скажу вам, сработано здорово, по-хозяйски: зашпаклевано, покрашено быстросохнущей краской и всюду «С. 3.» — марка, значит, своя поставлена, как на фабрике.
— Да, сработано добротно, — согласился директор. — Но все же кто это?
— А я так себе прикинул, — явно уклоняясь от прямого ответа, заговорил Висеныч издалека. — Коли уж ребята созрели для такой жизни, чтоб, значит, без замков, то нам радоваться надо. И, признаться вам по-мужски, хочу вечерком по такому торжественному случаю уху смастерить. Не желаете, Сергей Георгиевич, за компанию?
— Вообще-то, за это действительно стоит! — серьезно ответил директор и, улыбнувшись, добавил: — Но что скажет Евгения Карповна? — И не спеша мужчины направились по двору. — Видишь, Виктор Семеныч, я и сам понимаю, что нашим ребятам замки все равно что розги.
— Совершенная правда! — с радостью подхватил Висеныч. — Знаю по себе, когда меня, бывало, порол мой беспробудный батя, я ему в отместку за это обязательно что-нибудь отчебучивал.
— Но учти, — директор строго помахал пальцем, — тут может быть и подвох.
— Знаю, думал об этом… — ответил Висеныч. — В коллективизацию было такое — шайка работала под нашей маркой, ездила по селам будто бы колхозы организовывать, а сама грабила… И такое может случиться. Тут нам работы прибавится…
Сергей Георгиевич, лукаво покосившись, остановился и, глядя прямо в глаза собеседнику, спросил:
— Ну мне, только мне скажи, Виктор Семеныч, кто этот «С. 3.»? Ты знаешь. Чувствую, что знаешь. Ведь краску и инструмент давал ты…
Висеныч беспомощно развел руками и, тяжело вздохнув, ответил:
— Хоть казни, не могу становиться на путь предательства. Клятву дал смертную. — И добавил, весело смеясь: — Землю ел!
Директор так же добродушно рассмеялся и, вернув этажерку, отправился в библиотеку, куда ушла Евгения Карповна. Обернувшись, он сказал все еще стоявшему на месте Висенычу:
— Завидую тебе, что так умеешь с ними дружить! Видно, потому и не стареешь…
3. Совсем один
Худорба остановился перед приоткрытой дверью библиотеки и смотрит на розовый флажок со знакомым вензелем: «С. 3.». Он смотрит с такой завистью, с такой щемящей тоской, как глядят дети бедняков во двор богачей, где бурлит полная счастья и радостей жизнь. Он даже конфету перестал сосать.
Осмотревшись по сторонам, нет ли кого поблизости, Худорба вынул из кармана вчетверо сложенную розовую бумажку. Приложил ее рядом с флажком.
Вырезано из одной бумаги.
Сверил буквы.
Одинаковые.
Значит, это сделали они: Атнер и Валерка. С ними, наверное, и Ксанка: вечно шепчутся втроем.
Худорба прошел мимо столовой. Мельком глянул на такой же флажок. И так обошел всю территорию школы-интерната, осмотрел все двери, на которых висели розовые флажки.
В спальный корпус возвращался, угрюмо опустив голову.
«Все о них говорят, — думал он о тех, кто поснимал замки и развешал флажки. — Все ищут их. А только я знаю, кто они такие. Если не примут в свою компанию, я им покажу…»
Вечером Худорба хотел заговорить с Атнером о том, чтобы и его приняли в тайную организацию, но Атнер был неприступен. Он словно бы и не замечал человека, подошедшего к нему в смиренной позе просителя. Сделав вид, что очень занят, Атнер вышел из комнаты. За ним следом шмыгнул Валерка. Правда, с Валеркой Худорба и говорить не посмел бы. У того, конечно, еще не прошла обида. Ванько тоже удалился своей развалистой походкой.
