Георгий Мишев - Дети мира
Занятый своими мыслями, не видя ничего перед собой, Азиз продолжал медленно брести по дороге. Вдруг он споткнулся о большой камень. Сумка его отлетела далеко в сторону, из большого пальца правой ноги побежала кровь. Малыш заплакал и хотел было громко закричать, но увидел учителя, который, стоя на веранде, подбрасывал в руке кусочек мела. Крик застрял у Азиза в горле, и он проглотил его, как горькое лекарство. Посыпав ранку землей, он потянулся к сумке. Вот несчастье: разбилась грифельная доска!
И больше не в силах сдержаться, Азиз заплакал горько, навзрыд.
— Не плачь, не надо! — сказал учитель. — Я не буду тебя ругать. Сегодня ты будешь решать задачи на бумаге. А завтра купишь новую доску. Купишь лучшую, чем эта, — железную, как у Асгара.
«Как у Асгара! — подумал Азиз. — Но у Асгара отец большой человек. Он старший над всеми патвари![9] А мой отец косит траву для коров и овец патвари и лесника. Железная доска! Она ведь дорого стоит. А денег дома нет. Даже мяса не покупают. Что теперь будет?..»
Когда Азиз увидел мальчишек, появившихся во дворе, сердце малыша забилось от гордости: учитель взял его за руку! Все смотрели на мальчика с явным уважением — ведь его утешал сам учитель!
…Усевшись на скамью, Азиз принялся извлекать из сумки кусочки доски. Он делал это так, будто вынимал частички своего сердца.
Один большой осколок он положил рядом с собой, остальные бросил далеко в кусты. Учитель писал на доске задачу, а взгляд Азиза был прикован к этому осколку, края которого были остры, как лезвие ножа. Потом он повернулся и посмотрел туда, где сидел Асгар, на его новенькую доску, к которой была привязана маленькая, величиной с кулачок, губка. Азиз с отвращением взглянул на свой осколок, плюнул на него, растер рукой и принялся решать задачу.
Но вот кончились уроки, и Азиз, понурив голову, пошел домой. Неподалеку от дома он увидел отца, который нес сено для патвари. Малыш даже вспотел от волнения. Ему казалось, что острые края осколков грифельной доски вонзились в его тело.
— Ну что, сынок, — спросил отец, — кончились, уроки?
— Да, папа.
Когда Азиз сказал «папа», у него сдавило горло, но он притворился, будто закашлялся.
— Придешь домой, порешай задачки.
«Доска сломалась», — хотел было ответить Азиз, но, взглянув на большую, всю в мозолях руку отца, промолчал.
— Ты слышал? — Отец снова повернулся к нему.
— Да, папа.
Отец направился к дому патвари, а Азиз — домой. Увидев мать, он не выдержал и расплакался.
— Что случилось, сынок? Сядь, не плачь, пусть твои враги плачут! — Мать ласково погладила сына по головке. — Что же случилось?
— Мама, у меня доска сломалась!
Мать, опираясь о стену, с таким видом опустилась на землю, как будто ее недостойный сын бросил в реку все состояние, заработанное за долгую жизнь.
Плачущий Азиз, оттопыривая губы, упрашивал мать:
— Мама, не говори отцу!
Мать тихо спросила:
— Что же ты, задачи в уме решать будешь?
«Если бы можно было решать задачи в уме, то разве бы я плакал? — думал Азиз. — Как этого не понять? Да, если бы мама была грамотной, она бы это знала!»
В этот день Азиз не просил у матери ни гура[10], ни зажаренного в масле проса. Он не пошел играть ни в лапту, ни в прятки. Напарник Азиза остался один, и его начали выгонять из круга. Какой-то догадливый мальчуган поддразнил его:
— Эй, друг! Ты пожалей Джидже[11], у него доска сломалась.
Мать, сидя у тагана, нарезала овощи и складывала их в оловянную кастрюлю.
Валяясь на кровати, Азиз читал рассказы о зайце и черепахе. Он все время злился на зайца:
— Какой этот заяц беззаботный, ну прямо как… — Азиз не находил сравнения. Вдруг у него заблестели глаза. — Как я!
Потом Азиз так рассердился на себя, что ему захотелось умереть, спрятаться глубоко под землю. Он уже не плакал бы о своей смерти, а радостно побежал бы в школу…
Стемнело. Послышался голос матери:
— Джидже! Иди сюда. Все стынет.
— Мама, та моя доска, что сломалась… — начал было Азиз.
— Когда? — Но это спрашивала не мать. К нему шел отец. Взгляд его не обещал ничего хорошего. — Когда ты ее сломал?
Азиз снова подумал о том, как хорошо было бы сейчас лежать в могиле, глубоко под землей, но отец дал ему шлепка и этим прервал его мысли. Азиз расплакался. Он так плакал, что это начало доставлять ему удовольствие.
— Замолчи, а то добавлю! — сказал отец.
И Азиз замолчал.
— Сломал доску и еще плачешь. Ходишь, как слепой, ничего не видишь. Вечно на небо глазеешь. Блаженный какой-то!
«Блаженный! — подумал мальчик. — Как ругается! Если бы это был не отец, я бы его восемнадцать раз обругал».
Когда отец ушел, Азиз пододвинулся к матери и таинственно спросил:
— Амми! Кого называют блаженным?
— Того, кто думает только об аллахе. Друга аллаха.
«Но быть другом аллаха — это великое дело!» — подумал озадаченный мальчуган.
На следующий день, когда Азиз проснулся, у кровати стоял отец.
— Встал? Отшлепал бы я тебя, бездельник… На вот, возьми четыре аны[12]. Бери. Пойдешь в город и купишь себе новую грифельную доску. Вернись к началу занятий. Понял?
Азиз встал с кровати и почувствовал, что сердце у него готово выпрыгнуть от радости. Губы его дрожали, глаза блестели, ноздри раздувались. Малыш схватил монету и уже бросился было бежать, когда услышал голос отца:
— Эй, блаженный! Надень туфли! У тебя что, голова пошла кругом?
Азиз, не оборачиваясь, пощупал голову: не перевернулась ли голова? Иначе что ж тогда значит: голова пошла кругом? Он опять пощупал голову и успокоился: она была на прежнем месте. Мальчик удивился: почему же тогда отец говорит неправду?
Надев туфли, Азиз побежал в поселок, который находился в миле от деревни. Монету он положил в карман шерстяной жилетки, одетой под рубаху, и крепко прижимал карман рукой. По дороге несколько раз нащупывал монетку — она по-прежнему спокойно лежала в кармане. А в лавке его ожидала новая доска! По дороге он присел немного отдохнуть. Внезапно из кустов вышел Асгар. В руке он держал свою новую доску, к которой была привязана маленькая, величиной с кулачок, губка.
Железная доска! Азиз снова тронулся в путь. Лавки на узких улочках поселка уже открылись. Азиз хорошо знал тот дукан[13] где продавались доски. Вот и толстый торговец с огромным животом, покоящимся на коленях.
Дрожащий Азиз приблизился к торговцу и спросил так, как будто хотел купить весь товар:
— Доски есть?
— Есть, мальчик, — ответил тот, лениво отгоняя мух, жужжавших у его живота.
— Покажите, лала-джи…[14]
Лавочник оперся руками о землю, пытаясь подняться. Он долго кряхтел. Азиз нетерпеливо позвал:
— Лала-джи!
— Сейчас, брат, сейчас. — Торговец наконец встал и выложил перед мальчиком десять — пятнадцать досок.
— А железные есть?
— Они все железные, мальчик.
— Сколько стоят?
— Всего три аны, дорогой.
Значит, останется еще одна ана! Азиз даже покраснел от удовольствия. Нос, лоб, подбородок — все покрылось капельками пота. Ему казалось, что вот-вот он сейчас куда-то полетит вместе с дуканом.
— А губки есть?
— Есть.
— Сколько стоит самая большая?
— Четыре пайсы.
Азиз чуть не запрыгал от радости. Он хотел обнять купца и спеть ему песенку. Но, посмотрев на его огромное брюхо, перевел взгляд на свой приросший к спине тощий живот и замолк. Малыш пододвинул к себе драгоценную покупку, поднял полу рубахи и сунул руку в карман жилета. И — похолодел: монеты не было, она выпала по дороге…
ПЕРУ
ПЕРУАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА.
Государство в западной части Южной Америки.
Территория — 1285 тыс. кв. км.
Население — 12 385 тыс. жителей.
Столица — Лима (1730 тыс. жит.).
Хулиан Уанай
ХУАНИТО ИЩЕТ УДАЧИ
Перевел с испанского Р. Похлебкин.
Рис. Г. Епишина.
оезд замедлил ход: впереди уже виднелась станция. Прижав к груди письмо булочника, я спрыгнул с платформы. Не выпуская из рук драгоценной ноши, кое-как встал, отряхнул испачканную одежду и пошел в сторону поселка. Позади станции, у маленького домика, я увидел мальчишку, который, стоя на коленях, раздувал огонь в жаровне. На жаровне грелся кофе. Молодая торговка с маленьким сыном за спиной разливала горячий кофе рабочим, сидевшим вокруг нее с чашками в руках.
— Скажите, пожалуйста, сеньора, эта дорога в Омблу? — спросил я у женщины, несшей ведро с водой.
