Энн Брешерс - Второе лето союза «Волшебные штаны»
— Ну, Лена, как твой парень? — спросила Тиббина мама. Она заговорщически подмигнула, как будто была ее подружкой.
Лена не подала виду, что ей не нравится выражение «твой парень», и вообще она терпеть не может когда к ее личной жизни проявляют излишний интерес.
— Мы расстались, — сказала она подчеркнуто безразлично. — Ну, знаете, отношения на расстоянии.
— Очень жаль, — почему-то огорчилась Элис.
— Да, — согласилась Лена.
Она не понимала, почему все мамы так интересуются парнями своих дочерей, будто с их появлением начинается совсем другая жизнь. Лена выдержала паузу, прежде чем перейти к интересующей ее теме.
— М-м-м… Элис?
Как только девочки научились говорить, Элис настояла на том, чтобы ее называли по имени.
— Да?
Несколько дней назад Лена решила расспросить про маму и Юджина миссис Роллинс. Подготовка к празднику предоставляла ей прекрасную возможность сделать это.
Она набрала в легкие побольше воздуха и постаралась, чтобы ее голос звучал как можно обыденнее.
— Мама тебе когда-нибудь рассказывала о Юджине? — спросила Лена.
Элис отвлеклась от картошки. Комната была залита солнцем, и Лена видела все веснушки на лице Элис — как у Тибби, только бледнее.
— Юджин? — Ее взгляд затуманился. — Ну, конечно. Этот ведь тот греческий мальчик, по которому твоя мама сходила с ума?
Лена судорожно вдохнула. Ну вот и вся правда, которая не давала ей покоя.
— Да, — сказала она, смутившись от того, что притворилась, будто спрашивает о чем-то хорошо ей известном.
Элис все еще смотрела куда-то вдаль.
— Он заставил ее сильно страдать, как ты знаешь.
Лена с преувеличенным усердием занялась початком. Такого она точно не ожидала услышать.
— Да, вроде того.
Элис отложила нож и принялась задумчиво разглядывать потолок. Казалось, ей нравится плыть по волнам памяти.
— Боже, а ведь он приезжал в гости, когда ты была малышкой. — Она взглянула на Лену. — Да она наверняка тебе об этом рассказывала.
Лена прикусила губу.
— Ну да, что-то, кажется, рассказывала.
Ей стало неудобно. И вообще она узнала больше, чем хотела. Когда сокровищ слишком много, они теряют свою ценность.
Лена оторвалась от кукурузы и посмотрела на Элис. С внезапной неприязнью она подумала, что та не слишком бережно относится к чужим тайнам.
— Ну и ладно, когда-нибудь ты все узнаешь. — Элис, казалось, поняла, что наболтала лишнего. Она вернулась к картошке. — А вообще-то, почему ты спрашиваешь?
Это был хороший вопрос, который требовал хорошего ответа.
Лена напряглась, но, к счастью, в это мгновение на кухню влетела, разнося комья грязи, травинки и воду, Катрина, которая сквозь слезы бормотала что-то о Ники и своем ведерке. Лена была безмерно благодарна маленьким Роллинсам, потому что Тиббина мама мгновенно переключилась на вопящую дочь и запачканный пол, отбросив воспоминания о Юджине Разбивателе Сердец обратно в прошлое.
Бриджит проснулась в липком поту. Во-первых, было жарко, а во-вторых, ей снилось что-то страшное. Днем она разбирала мамины вещи, а ночью видела их во сне. Образ Марли в видениях Бриджит был каким-то невнятным: тысяча разных эпизодов из жизни человека, но самого человека нет.
За последний год Бриджит привыкла подолгу стоять под душем, но из ванной, которой пользовались еще двое рабочих, старалась вылезти побыстрее. Она уговаривала себя, что коричневой вода становится из-за краски, стекающей с ее волос, но никак не могла избавиться от ощущения, что под душем не моется, а становится грязной.
Когда Би пришла, Грета уже приготовила завтрак.
Сок и поджаренный пшеничный хлеб с маслом и джемом, как она и любила. Би вскользь упомянула об этом пару дней назад, и Грета запомнила.
Бриджит быстро поела, потому что хотела поскорее вернуться к маме.
Первое, на что она наткнулась, было письмо из Стефардс-Хилл, присланное через год после того, как Марли закончила школу. У нее сильно забилось сердце, когда она обнаружила, что это выписка из больницы. Марли наблюдалась у психиатра около трех месяцев, и ей прописали литий. Доктор отмечал, что Марли часто говорила о самоубийстве.
Бриджит уже не первый раз захотелось плакать. Она отложила бумаги, села на подоконник и стала наблюдать за почтальоном, который ходил из дома в дом. Марли, первая красавица города, ее мама… Бриджит не хотела думать о том, как все на самом деле закончилось.
Когда Грета позвала ее обедать, Бриджит даже обрадовалась. Позавчера она сказала, что давно не ела овощи, и теперь увидела на тарелке аккуратно разложенные кружочки моркови.
— Спасибо, Грета, — поблагодарила Би.
— Не стоит, девочка.
После первой же встречи Грета перестала называть ее Гильдой.
Они молча ели сэндвичи, но, когда закончили, Грета не вышла из-за стола. Было видно, что она хочет поговорить, а не сидеть в одиночестве.
— Я рассказывала, что у меня было двое детей? Впрочем, ты и сама догадалась, когда разбирала все эти ящики и коробки наверху.
Бриджит кивнула. Этого разговора она тоже одновременно хотела и боялась.
— Моя дочка умерла шесть с половиной лет назад.
Бриджит снова кивнула, стараясь не глядеть на бабушку:
— Ужасно.
Грета вдруг подалась вперед всем своим грузным телом:
— Она была красивой девочкой. Ее имя было Марлен, но все называли ее Марли.
Бриджит не могла поднять глаз.
— Она прославилась на все Лаймстонское графство, когда была в твоем возрасте. Все говорили, что если бы она захотела, то стала бы Мисс Алабама.
— Не может быть! — Бриджит ляпнула глупость, но это вернуло ее в нормальное состояние.
— Почему же? — улыбнулась Грета. — Но ей было не до того, она все время встречалась с мальчиками. И вообще, она бы ни в жизни не стала учиться дирижировать оркестром или чему-то там еще, чему обучают этих шоу-девочек.
Бриджит улыбнулась.
— Она была номинирована как среди юниоров, так и среди взрослых. Уж поверь мне, раньше такого не случалось.
Бриджит изо всех сил старалась показать, что слова Греты произвели на нее должное впечатление.
— Хочешь еще чаю со льдом? — спросила Грета.
— Нет, спасибо. — Бриджит встала. — Пойду работать.
Грета как-то просительно протянула руку:
— Там безумно жарко. Посиди еще.
— Ладно.
Грета налила им обеим чаю со льдом, и Бриджит поняла, что на самом деле очень хочет пить.
— Детка?
— Да?
— А твои родные знают, где ты?
Бриджит покраснела:
— Да.
В общем-то, это была правда. Отец действительно знал, куда она уехала.
— Можешь звонить им от меня в любое время.
— Хорошо. Спасибо.
— Ты говорила, они за границей?
Бриджит кивнула, разглядывая свой стакан. Она не хотела, чтобы Грета еще о чем-нибудь спрашивала. Да уж, врать, может быть, и просто, но не очень-то приятно.
Бриджит откашлялась, потому что от подступившего снова волнения першило в горле:
— Марли ходила в колледж здесь?
Грете явно нравилось рассказывать о дочери.
— Она ездила в Таскалузу. Там раньше учился ее отец.
— Ей нравилось?
— Ну… — Грета задумалась, но Бриджит знала, что она ответит честно. — У нее там были проблемы.
Бриджит отхлебнула чай.
— Марли была очень экзальтированной. Могла неделю петь и веселиться, а потом сутками валяться в постели.
Бриджит тяжело было это услышать, потому что такая Марли была ей слишком хорошо знакома.
— Она заболела в первый год учебы. Что-то с психикой, какой-то страшный диагноз. Ее положили в больницу на два месяца. Марли жутко бесилась, но, думаю, это было разумно.
Начиная с этих событий, Бриджит уже кое-что знала.
— На следующий год она влюбилась в своего учителя истории — молодого человека из Европы, и они поженились. Сумасшедший поступок для девятнадцатилетней девчонки!
Би удивилась. Она знала, что отец преподавал в Алабаме и именно там встретился с мамой, но понятия не имела, что это было так.
— На самом деле все получилось как-то нескладно, потому что Франц — ее муж — потерял из-за этого работу.
Бриджит кивнула. Теперь понятно, почему папа ушел из университета в частную школу.
— Он устроился на работу в Вашингтоне, и они туда переехали.
— Ох…
Грета внимательно посмотрела на Бриджит:
— У тебя такой усталый вид, девочка! Почему бы тебе не принять душ и не вздремнуть?
Бриджит захотелось обнять и поцеловать Грету, потому что именно за прохладный душ и часок-другой сна она готова была отдать все сокровища мира.
Би!
Я ужасно хочу тебе позвонить. Жаль, что не могу звонить тебе по сто раз в день, а письма требуют терпения. Ну, писать буду в любом случае — надо же общаться!
