Владислав Крапивин - Мушкетер и Фея. Повести
— Таня, я наврал… про космическую школу.
И украдкой посмотрел на нее.
Таня, кажется, не удивилась. И главное, не обиделась. Вроде бы даже обрадовалась чуточку. И только спросила:
— А форма?
— Да чепуха, — с облегчением сказал Максим. — Это просто ансамбль во Дворце культуры. Хор «Крылышки». Мы сегодня по телевидению выступали.
Вот теперь она удивилась:
— Правда?!
Максим тоже удивился: чего она так?
Он не понимал ее. А ведь Таня была девочкой. Для девочек артисты почти такие же знаменитые люди, как космонавты.
Конечно, не каждый мальчишка, поющий в хоре, — артист, но если по телевидению…
И потому она сперва обрадовалась, а потом недоверчиво сдвинула брови.
— А если ты опять… Ну, опять просто так придумал?
— Да что ты! — он торопливо взялся за звездочку. — Вот честное октябрятское! Да хоть кого спроси, что утром была наша передача! Ятам песню про летчиков пел. Не веришь?
Он совсем не думал теперь хвастаться. Просто хотел, чтобы она поверила. Изо всех сил хотел! И если получилось немного хвастливо, то это уже совсем случайно. Таня поверила. И попросила как в первый раз:
— Сядь. Расскажи.
— А ты не злишься?
— Из-за чего?
— Ну… что наврал.
— Ты же сразу сказал, что пошутил… А выступать страшно?
— Нет… то есть чуть-чуть, пока не начал. А когда поешь, то уже не страшно… Мне болтик помогал, — улыбнулся Максим и опять разжал ладошку. — Я вместе с ним выступал.
Таня серьезно кивнула и пальцем покатала болтик на Максимкиной ладони.
— Конечно, с таким легче… А песня хорошая?
— Еще бы!
— А можешь сейчас спеть?
— Сейчас?
— А что? Ну, пожалуйста, — попросила Таня. — Ты не стесняйся, ты забудь, что я тут сижу. Будто ты один.
Но Максим, конечно, застеснялся. И глупо спросил:
— А зачем петь?
— Ну вот… — тихо сказала она. — Я же не видела передачу. Мне же тоже… хочется ведь послушать…
— Здесь акустики нет.
— Чего нет?
— Тесно. Звучать совсем не будет. И музыкального сопровождения нет. И хора. Эту песню с хором поют.
— А ты попробуй без всего. Может быть, хоть немножко получится! Хоть чуть-чуть! Сначала как будто хор, а потом сам.
Она говорила жалобно и в то же время настойчиво. И не отводила глаз от его лица. И Максим вдруг понял, что опять может оказаться обманщиком: наговорил про выступление, а петь не хочет. Значит, наврал? Но не это было главное. Главное, что Таня могла обидеться. Но и это не все.
Дело в том еще, что Максиму захотелось петь. Неловко было, но все равно хотелось… И, подавляя в себе смущение, он сбивчиво согласился:
— Ладно. Только я не знаю… Как уж получится.
— Конечно! — торопливо сказала Таня. Вскочила и поспешно отодвинулась к стенке.
Максим глубоко вздохнул, развернул плечи, уперся позади себя кулаками в ящик. Посмотрел на солнечные облака в светлой щели выхода. Они были прошиты белой реактивной ниткой.
Максим запел:
Над травами,которыеКачает ветер ласковый,Над кашкой и ромашкамиРастет веселый гром…
Он пел вместо хора и, по правде говоря, не очень старался. Ведь это было только вступление. А когда слова хора кончились. Максим помолчал, мысленно слушая музыкальные такты. И начал свое. Без боязни, чисто, по-настоящему:
Товарищ летчик!Ну что вам стоит?..
И отчаянное желание полета, надежда на чудо и тоска по высокому небу опять пришли к Максиму.
Мне лишь на минуту взлететь над полем…Возьмите!Я очень легкий!
И его, разумеется, взяли в конце концов. И он торжествующе рассказал об этом в песне. А замолчав, посидел несколько секунд, словно возвращаясь из полета. Сюда, в «Гнездо ласточки». И вопросительно взглянул на Таню.
— Какой ты молодец, — сказала она. — Самое честное слово, молодец! Ты меня позовешь, когда у вас будет где-нибудь концерт?
Он кивнул. И подумал, что концерты ведь и в самом деле еще будут. И Таня придет. И наверно, мама с папой придут. И может быть, даже Андрей. И ребята из класса… А подумав о классе. Максим встревожился.
— Ты знаешь, мне пора, — сказал он огорченно. — Наш класс в парке, и мне тоже надо туда. А то ругать будут.
— Жалко, — сказала Таня и смутилась.
Максиму тоже не хотелось уходить. Даже страшновато стало: вдруг больше не получится у них с Таней такой хорошей встречи. Хотя она и говорила «приходи, когда хочешь», но кто знает…
— А пойдем вместе в парк, — вдруг сказал он. Это неожиданно вышло даже для него самого.
— Я? — удивилась она.
— Ага. Пойдем!
— Там же… ваши ребята. Я никого не знаю.
— Ну и что! Ты со мной, — храбро сказал Максим.
БОЙ
В городе, где раньше жил Максим, все было молодое. И деревья. Они были тоненькие и не закрывали солнца. А здесь был старый парк с раскидистыми тополями и кленами. Листья еще не совсем выросли, но уже давали хорошую тень. Ветки переплелись в зеленую крышу.
Максим и Таня вступили под деревья. Зеленый воздух был проколот тонкими лучами, и эти лучи запятнали песок на аллее круглыми отметинами, похожими на желтое конфетти. Максим осторожно ступал по ним, а они прыгали по его ногам. И казалось, что эти круглые зайчики — теплые и чуть-чуть пушистые.
На главной аллее встречались редкие прохожие, но ребят не было видно. Ни своих, ни чужих. Однако издалека доносился веселый шум многих голосов. Там где-то веселился и третий класс «В» школы номер одиннадцать. Но торопиться и бежать не хотелось. Под зелеными сводами высоких тополей и кленов идти было спокойно и тихо. И они шли, держа друг друга за руки.
Потом Максим увидел, как навстречу шагает Светка Мешалкина — из его класса.
Мешалкина его тоже увидела. И остановилась.
— Ры-ыбкин… Какой ты краси-ивый…
Однако на Максима посмотрела она лишь мельком и уставилась на Таню.
— Где это ты гулял, Рыбкин? Все думали, что ты заболел.
«Заболел! Передачу они не смотрели, что ли?»
— Ну и правильно думали, — сказал он сердито. — Я в самом деле в больнице был. Два укола схлопотал от заражения.
Слова про уколы Светку не потрясли. Она продолжала с любопытством поглядывать на Таню.
— Где наши? — спросил Максим.
— Где… На аттракционах, конечно. Вон там, — она махнула за спину.
— А ты куда?
— Я отпросилась. На этих сумасшедших каруселях у меня все равно голова кружится, а дома масса дел. Надо еще пионерскую форму готовить для послезавтра. У тебя форма готова?
— Все у меня готово, — небрежно откликнулся Максим, но при мысли о скором празднике ощутил короткий толчок радости.
— Смотри. А то Римма Васильевна тебя сейчас сразу спрашивать начнет.
— Она разве здесь?
— Конечно. Ты ничего не знаешь. Софью Иосифовну вызвали на конференцию, а Римма Васильевна пошла с нами, чтобы посмотреть, организованный у нас получается отряд или не очень.
— И конечно, сказала, что не очень, — догадался Максим.
— Конечно! Тыликов всех подводит. Ведет себя, как… как… не знаю даже кто. В общем, как Тыликов.
— Мы пошли. Пока, — сказал Максим, и они с Таней зашагали к аттракционам: дорогу к ним показывали голубые фанерные стрелки на столбах.
А Светка, разумеется, стояла и смотрела им вслед. Потом окликнула:
— Рыбкин! Можно на минуточку?
Максим оставил Таню и неохотно подошел.
— Ну?
— Это кто? — шепотом спросила Мешалкина и стрельнула глазами в Таню.
Максим внутренне напружинился и независимо сказал:
— Таня. Знакомая. А что?
— Мне-то ничего, — равнодушным голосом объяснила Светка и стала смотреть на верхушки деревьев.- Смеяться будут. Скажут: невесту привел.
— Ну и дура! — вспыхнул Максим.
— Я-то не дура, я ведь не смеюсь, — спокойно сказала Светка. — Пока, Рыбкин. Я пойду.
— Ну и топай…
Он вернулся к Тане и взял ее за руку. А в другой руке сжал болтик. И они пошли туда, где были голоса и смех.
Деревья кончились, и Максим увидел поле чудес. Взлетали разноцветные лодки качелей. Вертелись карусели, похожие на пестрые зонтики с подвешенными лошадками и колясками. Медленно поворачивалось в небе колесо великанского велосипедиста, подымало на небывалую высоту кабинки с пассажирами. Они почти цеплялись за солнечные облака. Пассажиры казались с земли пестрыми лилипутиками. И наверно, там, у неба, им было очень хорошо. Как в полете…
У Максима даже сердце заныло — так захотелось в высоту.
Но сначала надо было объясниться с Риммой Васильевной. Где она? Кругом столько народу! Наверно, из всех школ сюда сошлись экскурсии. Мальчишки и девчонки носились по дорожкам, стояли в очередях у каруселей, играли в чехарду, толпились у автоматов с газировкой. В одном месте две большие девочки водили с первоклассниками хоровод, в другом — целый класс обступил учительницу, и они громко что-то репетировали.