Жаклин Уилсон - Секреты
— Я-то поступаю разумно, Терри, — сказала она. — А вот ты не умеешь держать свой пояс застегнутым.
Теперь Терри повысил голос, кажется, он решил припугнуть ее. Нэн оставалась твердой. Но вдруг ее просто затрясло, хотя отопительный вентиль у нас в квартире открыт всегда до отказа.
— Что такое? Что он говорит? Нэнни, что это?!
Она потрепала меня по плечу, стараясь успокоить. Потом судорожно вдохнула воздух.
— Это было не убийство. Даже сами копы знали. Это был просто несчастный случай. И не смей так говорить о моем Пите! — крикнула она и швырнула трубку.
Я ждала. И тоже дрожала всем телом. Нэн крепко прижимала меня к себе, но молчала. Я подняла голову и увидела, что на ее ресницах блестят слезы.
— Ой, Нэнни!
— Уже все в порядке, Дарлинг. Зря я так растрепыхалась. Не обращай внимания на глупую старушку.
— Ты обещаешь-обещаешь-обещаешь, что я все-таки останусь с тобой?
— Я обещаю-обещаю-обещаю, — сказала она.
Но не смотрела мне в глаза.
Я взялась обеими руками за ее щеки и притянула ее голову к себе.
— Нэн! Я ведь не малый ребенок.
— Ты всегда будешь моим самым малюсеньким ребенком, — сказала Нэн. — Чуть-чуть больше Бритни. — По ее щекам покатились слезы.
— Терри хочет отомстить тебе, Нэнни?
— Не в том дело, радость моя. Посмотрела бы я, как у него это получится. Нет, я не из-за этого… он сказал… сказал, что тебе нельзя жить здесь с моим Питом…
Я не поняла.
— Но ведь… его и нет здесь, — проговорила я мягко.
— Да-да, деточка, знаю, но ему дали еще только полгода, если он будет хорошо вести себя, а Пит не глупец, он же со всеми прекрасно ладит, он добрый, и он вернется к своей семье при первой возможности. Вот что имел в виду этот мерзавец Терри. Он говорит, эти социальные работники, которые всюду суют свой нос, не разрешат тебе остаться со мной, а тем более, говорит, с таким типом, который имел уже бог знает сколько предупреждений и пять лет за убийство. Он сказал даже, что они подумывают взять на себя опеку над Пэтси, но это уж полная чушь, ведь Пит ее отец.
— А мне он дедушка.
— Не совсем так, Дарлинг. Не по крови.
И вдруг я вижу: меня покинули по одну сторону горы, а Нэн, Пит, Лоретта, крошка Бритни, Вилли и Пэтси — все на другой стороне. И нет у меня никакой возможности перебраться туда, к ним. Я совсем одна… а Терри уже карабкается за мной, по моей стороне горы.
— Мы его выдадим. Мы покажем мой шрам, — сказала я.
— Да, мы можем попытаться, любовь моя, но вспомни, что мы сказали в больнице… что ты поранилась, играя с братом и сестрой. Защищаться в суде, опираясь на это, будет трудно.
— Значит, ты думаешь, они в самом деле потащат нас в суд, Нэнни?
— Нет, моя радость, я уверена, что Терри просто пытается нас запугать, — сказала Нэн. — Все это адвокатские штучки! Держу пари, что они блефуют.
— Так они все-таки явятся завтра или это тоже блеф? — спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.
— Тут я не уверена, моя ласточка, — сказала Нэн. — Но ты не бери в голову. Тебе не нужно даже оставаться здесь. Я не желаю, чтобы эта свинья опять травмировала тебя. Да, дорогая, мы так и поступим: ты проведешь день вне дома. Может, съездишь в город, а? А все это предоставишь своей бабушке. И не гляди так трагически. Тебе не о чем беспокоиться.
Я ничего не могу поделать. Как будто я проглотила целый рой пчел, и они жужжат у меня в желудке.
Я не могу спать.
Мне страшно заснуть, потому что всякий раз, как я начинаю задремывать, откуда-то выскакивает прямо на меня Терри, вертит своим поясом, щелкает им как кнутом — вжик, вжик, вжик! Я в ужасе вскакиваю и каждый раз твержу себе: все в порядке, это просто дурной сон, но при этом помню, что Терри вовсе не сон, он реален, и он приедет сюда, чтобы забрать меня. Он будет вести себя мило и ласково, словно и в самом деле любит меня и хочет, чтобы я вернулась, но я знаю, что произойдет, как только он заполучит меня и захлопнет за мной дверь.
Глава 10
Индия
Дорогая Китти,
сегодня я проснулась рано и сидела в постели, скрестив ноги, писала дневник. И каждый раз имя моей подруги Дарлинг старательно выводила самыми крупными и необыкновенными буквами-виньетками, выделяя их еще золотом, так что в конце концов страницы одна за другой просто сияли. Потом я поняла, что проголодалась, и тихонько спустилась вниз, чтобы подкрепиться чем-нибудь на завтрак.
Я как раз стала готовить себе очень интересный грандиозный сандвич — слоями банан, плавленый сыр и мед, а еще для контраста шоколад и ломтики персика, — как вдруг в кухню влетела мама, так напугав меня, что я уронила бутылку с молоком, которое разлилось по всему полу.
— Ради всего святого, Индия, ну можно ли быть такой нескладной! — воскликнула она, прыгая по кухне с бумажным полотенцем и кухонной тряпкой. — А что это у тебя?
— Просто са-андвич.
— На мой взгляд, это целый батон, — сказала мама с гримасой. — Кажется, ты не принимаешь всерьез свою диету, Индия.
Она демонстративно положила в блендер два лимона. Свой завтрак.
Мама без конца, без конца твердит мне о диете, как будто мои размеры — единственное, что во мне имеет значение. Блендер тарахтел вовсю. Мама смотрела на меня. Казалось, она размышляет о том, удастся ли ей и меня засунуть в блендер и выжать, как те лимоны. Впрочем, я сомневаюсь, что, даже превращенная в кашицу, буду пригодна для того, чтобы щеголять в одежде от Мойи Аптон.
Я дерзко откусила большущий кусок и причмокнула губами. Мама вздохнула и выключила блендер. Она вылила в стакан сок и выпила его. От кислого напитка ее щеки немного втянуло, но она ведь скорей умрет, чем добавит в него крупицу сахара.
— Мне кажется, у тебя анорексия, мама, — сказала я.
— Не говори глупости. Я просто забочусь о фигуре. Пора бы уже и тебе позаботиться об этом, Индия, ведь ты растешь.
Она сказала «растешь» с таким нажимом, как будто я вот-вот дорасту до потолка и уже так разбухла, что скоро, раскинув руки, смогу дотронуться одновременно до противоположных стен. Эй, люди, сюда, все сюда, взгляните на чудо-девочку, она все растет, она уже двадцати метров ростом, весит сто килограммов и продолжает быстро набирать вес! Право же, это весьма унизительно, когда твоя собственная мать относится к тебе как к уродке циркачке.
— Из-за тебя я тоже стану анорексиком, мама, если ты без конца будешь пилить меня и говорить со мной только о том, сколько я вешу, — сказала я, проглатывая последний кусок сандвича.
Мама засмеялась этим своим ужасным искусственным звонким смехом и сказала:
— Вот это будет денек!
Она произнесла это презрительно, с кислой физиономией — наверно, таким кислым был ее лимонный сок. Я повернулась к ней спиной, открыла холодильник, делая вид, будто ищу еще какую-нибудь еду. Мне не хотелось, чтобы она увидела в моих глазах слезы.
— Индия!
— Чего тебе? — Я произнесла это так грубо, как только посмела, все еще пряча голову в холодильнике. И думая о том, не превратятся ли мои слезы в тоненькие сталактиты, если я постою так достаточно долго.
— Прости, деточка. Я не хотела оскорбить твои чувства, — сказала она мягко. Ну, настолько мягко, насколько была способна.
Она не хотела оскорбить мои чувства? Ожидает, что такое можно принять за шутку — когда твоя собственная мать считает тебя ЖИРНОЙ КОРОВОЙ?!
Мне казалось, что на моем лице, уткнувшемся в холодильник, нарастает ледяная маска. Сейчас ей меня жалко. Что ж, я-то могла бы сказать ей: «Не жалей меня, мама, пожалей себя. Ведь тебя все ненавидят. Даже папа предпочитает тебе Ванду».
Конечно, я ничего подобного не скажу. Но уже от одной этой мысли мне стало легче. Я выпрямилась и спокойно сказала:
— Со мной все в порядке, мама, правда.
— Какие у тебя планы на сегодня, дорогая? — спросила она, сев на кухонный стул и скрестив свои длинные, элегантные, загорелые и гладкие ноги. Она носит шелковое ночное белье и неглиже необычной расцветки, темно-синие с розовым кружевом или кофейного цвета с оранжевой кружевной отделкой. Мне нравились ее ночные наряды. Раньше я любила пробраться в мамину спальню и обряжаться в эти мягкие шелка, представляя себя принцессой.
Теперь я ни за что не прикоснулась бы к маминым вещам. Гм… Они мне все равно и не пришлись бы впору.
Мама всегда настаивает, чтобы у меня были планы. Она просто не может допустить, чтобы я провела день свободно, делая только то, что мне хочется. У нее есть деловой дневник, куда она записывает все, что нужно сделать. Ей хотелось бы, чтобы каждые полчаса моего дня были заполнены.
Я передернула плечами и пробормотала что-то о домашнем задании.
— О, моя дорогая, ты — и домашнее задание! — воскликнула она так, словно это была моя собственная эксцентрическая выдумка.
Она — единственная мать в нашем классе, которую вообще не волнует успеваемость ее дочери. Кажется, она даже немного растерялась, когда выяснилось, что у меня самые высокие оценки.
