Лев Давыдычев - Дядя Коля – поп Попов – жить не может без футбола
Жоржу Свинкину предложили стать тренером и приступить к немедленному комплектованию футбольной команды «Пищевик».
И произошло то, чего я лично, уважаемые читатели, не понимаю до сих пор. Жорж Свинкин согласился стать тренером футбольной команды, которой ещё не существовало и которую сначала предстояло собрать.
Размышляя над этим решением Жоржа Свинкина, я угадал три причины, по которым стремящийся к сидячей трудовой деятельности самооболванец-тунеядец согласился на такую нервную и хлопотливую должность, как тренер.
Во-первых, видимо, так рассудил Жорж Свинкин, тренеру можно работать сидя. Во-вторых, как, видимо, полагал он, нет ничего на свете проще и легче, чем отдавать указания и распоряжения. В-третьих — и это самое главное, — если бы он не согласился стать тренером, его тут же, как обещали, перевели бы в ночные сторожа.
Жоржу Свинкину так и сказали:
— Предоставляем тебе последнюю возможность искупить свою вину перед трестом ресторанов и столовых. Найди для начала хотя бы одного замечательного игрока к такому-то сроку. Не найдешь — тут же отправишься в ночные сторожа без права перехода на другую работу в течение нескольких лет.
Два месяца и три дня Жорж Свинкин очень трудился: сидя придумывал название команды. И вот уже полгода, кроме названия «Питатель», у этого тренера никого и ничего не было. Пришлось ему отправиться на поиски игроков, вернее, хотя бы одного замечательного игрока.
И когда бескомандный тренер после долгих и бесполезных скитаний обнаружил уникального вратаря, на пути встал маленький, взъерошенный, похожий на озабоченного воробья какой-то Шурик Мышкин!
Применив всю свою хитрость, всю свою пронырливость и, прямо скажу, всё свое жульничество, Жорж Свинкин сумел заманить растерявшегося Попова Николая в вагон электрички, даже удержать его (не вагон, конечно, а вратаря) до момента, когда поезд тронулся с места.
Тренер с командой из одного игрока уже настроился блаженствовать, как вдруг Попов Николай будто забыл о растерянности и сверхрешительно заявил:
— А ведь обманул ты меня! Не дал с Шуриком Мышкиным поговорить! Никуда я с тобой не поеду! Я к Шурику!
От неожиданности и злости Жорж Свинкин и ответить-то не успел, и Попов Николай исчез из вагона. Неудавшийся повар и более того — неудавшийся официант, ныне тренер, понимая, что теряет единственного игрока, а приобретает возможность попасть в ночные сторожа, бросился следом.
Дверь из тамбура наружу была распахнута. Уставившись в проём, задохнувшись от плотного, сильнейшего ветра в лицо, Жорж Свинкин от ужасного страха содрогнулся, а от страшного ужаса весь похолодел: как прыгать на полном ходу при его весе и при такой скорости?!?!?!
Это же наивернейшая смерть!
По-ги-бель!!!!!
Но ведь Попов-то Николай прыгнул…
И кем ты хочешь быть, Жорж Свинкин: тренером или ночным сторожем?
— Тренером!
Тренером!
Конечно, тренером! — громко стучали колеса.
Стальные и золотые зубы Жоржа Свинкина тоже постукивали.
А колеса как бы настаивали:
— Не сторожем!
Не сторожем!
Не сторожем!
Тренером!
Тренером!
Тренером!
Не от смелости, не от ума, а от самооболванивания, от страха потерять лёгкую и выгодную сидячую работу, от ненависти к Шурику Мышкину, закрыв глазки, стиснув стальные и золотые зубы, крепко сжав ручку чемодана пальцами-сардельками, будто ухватившись за него, Жорж Свинкин прыгнул…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Жорж Свинкин продолжает поиски Попова Николая. Шурик Мышкин знакомится с очень весёлым центральным нападающим по фамилии Весёлых, а по имени Егор
Закончив рассказ о своем прыжке на полном ходу с поезда, Жорж Свинкин с трагическими нотками в хрипло-скрипучем голосе проговорил:
— Колошшальной важности вопрош: как ишкать проходимша Попова Николая, такого негодяя? Прошто шидеть? Или ишкать?
— Сейчас перед нами троими, — озабоченно сказала бабушка Анфиса Поликарповна, — стоит одна колоссальнейшая задача — подумать о пище на завтра. Но борщ, уважаемый Жорж…
— К шожалению, я ешть не шпошобен. Жубы выбиты. Губы ражбиты.
— Но борщ, уважаемый Жорж, — бабушка Анфиса Поликарповна весьма строго повысила голос, — но ваш борщ, уважаемый Жорж, абсолютно несъедобен. Я — бррр — попробовала его и едва не вылила, но руки не поднялись. Почему он, ваш борщ, безвкусен, то есть несъедобен?
А Жорж Свинкин вдруг четыре раза подряд ойкнул, хрипло, скрипло и громко, два раза тихо состонал и проговорил:
— Хоть шкорую помош выживай… вшё лишо горит…
— Вам надо в больницу, — сказал Шурик.
— Нет, нет… надо ишкать прештупника.
— А вдруг он разбился и лежит в больнице? — испуганно крикнул Шурик. — Вдруг ему уже делают операцию? Может быть, я сбегаю в больницу?
— Шпегать в больнишу? — задумчиво переспросил Жорж Свинкин. — Вдруг операшию делают?.. Поштой, поштой! — он явно обрадовался. — Это же шветлая мышль! Только в больнишу отправляюшь я шам! Лишо там приведу в порядок. Жубы вштавлю. Шправки о прештупнике наведу! — И Жорж Свинкин моментально исчез — в одном красном полуботинке на левой ноге.
— Ненормальный… Как он в таком виде пройдёт по улицам? — Бабушка Анфиса Поликарповна пожала плечами. — Дорогой внук, давай решать судьбу борща, а следовательно, и нашу судьбу!
А Шурику всё было безразлично. Ни разу в жизни он не переживал так много за один лишь день, который ещё не кончился, и очень устал от переживаний, а они тоже ещё на сегодня не закончились. Если бы мог он знать, сколько ещё ему предстоит сегодня пережить!
Бабушка Анфиса Поликарповна вдруг резко поднялась с места и произнесла совершенно безапелляционным тоном:
— Тебе не избежать похода в магазин за продуктами. Что-то ведь надо есть! Вот, кой-какие деньги я собрала. Посоветуйся с продавцами, обрисуй им ситуацию, в какой мы с тобой оказались, — говорила она, подавая внуку большую хозяйственную сумку, — порасспрашивай покупателей. Ведь продают же консервы всякие, вообще разные съестные изделия. Удачи тебе, дорогой внук.
Шурик побрёл по улице, опустив взъерошенную голову, добрёл до садика возле поселкового клуба, машинально присел на скамейку, где сегодня познакомился с дядей Колей, и тихонько заплакал. Ему было до того тяжело и грустно, что он нисколько не стыдился своих слез.
И его надо понять, уважаемые читатели.
Однако жизнь устроена так, что сразу вслед за огромной радостью вас в ней, в жизни, вполне может настичь не менее огромная беда, а вслед за бедой может привалить и счастье примерно таких же размеров, как беда.
И когда Шурику с острой болью подумалось, что он больше никогда не встретится с дядей Колей, и он снова собрался дать волю слезам, как услышал очень весёлый голос:
— О чём тут горюешь, товарищ мальчик? Обидел тебя кто? Болит у тебя что-нибудь? Или деньги потерял? Или соринки в оба глаза попали?
Перед Шуриком стоял высоченный, широкоплечий дяденька в синем спортивном костюме и кедах. Он был обрит наголо, зато на его загорелом лице с озорными глазами красовались огромные чёрные усы, которые он то и дело покручивал. Видимо, он ими очень гордился и дорожил.
Шурик промолчал, дяденька присел рядом, тоже помолчал немного и заговорил весёлым голосом:
— Как утверждал мой любимый командир, старший лейтенант по фамилии Синица, а по характеру орёл, не проходи мимо пожара, бушующего хулигана, старушки и плачущего ребенка. Пожар следует потушить, хулигану показать где раки зимуют, старушке помочь, а ребенком всерьёз заняться, разузнать, что с ним стряслось и принять все возможные меры для того, чтобы он стал весёлым. Надо всегда помнить, говорил старший лейтенант Синица, что человек, особенно ребенок, создан для счастья, как птица для полёта.
Шурик громко вздохнул. Ведь когда человеку невесело, весёлые люди его просто раздражают и хочется от них поскорее избавиться, остаться одному со своей бедой.
Поэтому Шурик ответил:
— У меня болел зуб, а теперь уже не болит.
— А у кого ты учился врать? — поинтересовался очень весёлый дяденька и даже немного похохотал. — Видимо, сам учился, самостоятельно. Но успехов не добился. Однако, если ты не умеешь врать, значит, ты неплохой человек, то есть вполне хороший. У тебя в руках большая хозяйственная сумка, и ты плакал. Какая связь между большой хозяйственной сумкой и слезами?
Ещё немного помолчав, Шурик заметил, что его неприязнь к очень весёлому дяденьке уже почти растаяла, и ответил с очень глубоким вздохом:
— Я шёл в магазин.
— И заплакал, не дойдя до магазина. Почему? Молчишь. И врать не хочешь, и правду сказать не можешь. Разреши представиться — демобилизованный из рядов Вооруженных Сил Советского Союза младший сержант Егор Весёлых. И фамилия у меня такая смешная, и сам я очень весёлый человек. И ещё я футболист, центральный нападающий. Это тебе что-нибудь говорит?
