Владимир Машков - Между "А" и "Б"
Я толкнул калитку, она была не заперта. Входить боялся и крикнул на весь двор: "Здравствуйте!"
Молчание. Собака не лает. Я сделал шаг, второй, и еще громче заорал:
— Здравствуйте!
Тишина. Тогда я смелее начал продвигаться вперед. Шел я крадучись, то и дело оглядывался.
И вдруг:
— Стой! Куда идешь?
Я глянул в ту сторону, откуда раздался окрик. На скамеечке сидел старик — седой ежик волос, седые щеточки бровей, а лицо румяное, совсем молодое. Он чистил ружье.
— Ну? — пробасил старик.
Я не отвечал — не отрываясь глядел на ружье. Это была настоящая охотничья двустволка. Наконец я опомнился.
— Здравствуйте! — поклонился я.
— Здравствуй. Чего явился?
Голос старика был грозен. Я сразу вспомнил все, что говорил мне о нем Мишка Зайцев. Вот дурак, опять ввязался в историю! Но надо выкручиваться. Размышлять некогда.
— Нашпионерскийотрядпроситвасрассказатькакимвыбылигероемвгражданскуювойну! — Я выпалил эту длинную фразу на одном дыхании.
— Врешь, ха-ха! А может, и не врешь? А чего ж ты крался по двору, словно воришка? — Старик прищурился.
— А чего у вас воровать? — спокойно сказал я. — Яблок еще нету.
Старик захохотал, и седые щеточки бровей запрыгали над веселыми глазами.
— Истинная правда. А осенью заявишься ко мне?
Я дипломатично промолчал. Старик насупился.
— Вот молодежь пошла. Ты зайди ко мне и попроси яблок. Разве я тебе не дам — и антоновки дам, и аппорта не пожалею. А то лезут напролом, ветки ломают, кроме вреда, никакой пользы не приносят. Ну, садись, что ли, гостем будешь. — Дедушка подвинулся, и я сел рядом с ним на скамейку.
— Вот осенью прошлой один, вроде тебя, тоже всякое говорил: и "наш пионерский отряд", и "мы будем рады", и все такое прочее. А когда я отлучился, чтобы самоварчик поставить, чайком гостя дорогого попотчевать, он, такой-сякой гость дорогой, в это время яблоню — самую мою любимую — вчистую обобрал. И был таков.
Я сразу сообразил, что дедушка на Мишку жаловался. Ага! Так вот где собака зарыта! Вот почему Мишка так обо мне заботился! Ну, погоди, подумал я. Ты свое получишь — и за меня, и за дедушку.
Я весело улыбнулся старику.
— Я никогда и ни к кому в сады не лазил.
— Правда? — ухмыльнулся дед. — Это хорошо. Ты ко мне не лазай, потому что я тебе от души целую корзину преподнесу. — Старик наклонился к самому моему уху. — И какой это ты парень, что ни разу в чужие сады не лазил?
Дед подмигнул. Он мне стал нравиться.
— Так, значит, хотите услышать, каким я был в гражданскую войну?
— Очень хотим, — сказал я. — Как вы на конях неслись и беляков на всем скаку рубали? — Я начал размахивать руками, показывая, как рубают беляков.
— В пехоте я был, парень. Вернее, в артиллерии. А входила наша артиллерия в Чапаевскую дивизию. — Седые щеточки бровей гордо топорщились над ставшими вдруг молодыми глазами.
Я даже ахнул.
— Вы видели Чапаева?
Старик негодующе фыркнул.
— Василия Иваныча? Почти каждый день видел — и в бою видел, тяжелом, горячем, и за столом с ним сидел, и как поет слышал.
Уже поздно вечером, попив чаю с медом, я ушел от хлебосольного Афанасия Михайловича. Старик вышел на крыльцо проводить. И я наконец решился.
— А где ваша собака, Афанасий Михайлович?
Старик задумчиво покрутил свои пышные брови, как некоторые крутят усы.
— Нет у меня собаки. А без собаки на охоте, сам понимаешь, как без ружья. Друзья обещают добыть породистого щенка…
Ночью мне снилось, как летят бесшумно на конях всадники. А впереди всех — сам Чапаев, а рядом — Афанасий Михайлович. Только он очень молодой. А брови еще черные, смоляные, и на меня похож!
А всадники все ближе. Но это же я рядом с Чапаевым! Ура!
Утром в школе меня окружили ребята.
— Ну, как?
— Отличный старик, — сказал я. — И совсем не вредный. Сегодня после уроков он придет к нам. Готовьтесь к встрече.
— Молодец, Валерий, — пожал мне руку Витька Мелюх, — отлично справился с поручением. А в 6 "А" говорили, что ты разгильдяй.
Я махнул рукой. Что обо мне хорошего могут сказать в моем бывшем классе? Ничего, конечно.
Мишка Зайцев старался не попадаться мне на глаза, а как только звенел звонок, тихонько исчезал из класса первым.
Но после четвертого урока я его все-таки настиг в коридоре и прижал к стенке.
— Надо тебе что-то предпринять, Мишка, — сказал я озабоченно.
— А что такое? — струхнул Мишка.
— Старик знает, что ты в нашем классе учишься. Я, говорит, с ним расправлюсь, с этим ворюгой.
— А что мне делать?
— Уйти с последнего урока, другого выхода нет.
— Хорошо, — сказал Мишка. — Уйду.
И он убежал с последнего урока, за что ему потом хорошо нагорело.
Я не люблю, когда меня хотят обдурить. Я сам, кого хочешь, обдурить могу. Вот так.
ГАЛКА ВЫРАБАТЫВАЕТ ХАРАКТЕР
Афанасий Михайлович пришел к нам в гости, как и обещал, и наговорил столько интересного, что ребята были в восторге. А потом мы стали ходить к нему по очереди, помогали по хозяйству. Меня он встречал как старого друга: "Спасибо тебе, Валерий, с такими хорошими ребятами познакомил".
После того как мой теперешний класс взял шефство над чапаевцем, мы сразу же обошли мой бывший класс и уверенно метили на первое место в школе.
Мои бывшие одноклассники негодовали. Ленька Александров грозился поколотить меня. А добрейшая Светка Никитина сказала, что такой подлости она от меня не ожидала.
Вот чепуха получается, недоумевал я. Сами из кожи вон лезли, чтобы меня исправить и переделать, а тут, когда я перековался, на меня же и набросились.
Только Галку Новожилову это совсем не интересовало. Каждую переменку она бежала в раздевалку и рылась в карманах своего алого пальто, искала новое письмо и не находила. Потому что я не знал, о чем ей писать.
По-прежнему, хотя я и был уже в другом классе, ко мне приходила Ира. Она открывала дверь и обыкновенно спрашивала:
— Как твоя глаукома?
— Немножко колет, — охал я.
— Может, вызвать "скорую"? — На Ириных губах появлялась улыбка.
— Да нет, не стоит, — подумав, говорил я.
И мы хохотали, открывали учебники и начинали заниматься.
Ира очень много знала. Иногда мне казалось, что она знает столько, сколько наши учителя.
Ира рассказывала мне о великих ученых, о том, как они совершали свои открытия и как, не страшась смерти, работали и работали. А некоторые знали, что скоро умрут, знали, что смертельно больны, и все равно сидели днем и ночью в лабораториях.
Моим любимым ученым стал Альберт Эйнштейн. Может потому, что он был еще и веселым человеком. Какие он сделал открытия, Ира объяснить не сумела, но сказала: "Эйнштейн — величайший физик XX века".
Но самым удивительным было то, что я исправил свои двойки. Одна за другой я разделался с ними. И было это не очень трудно. Конечно, Ира на меня крепко наседала. Но все-таки это я исправил двойки, а не она.
Но сегодня у меня был вид человека, потерявшего лотерейный билет, который выиграл "Волгу". Говоря попросту, я был не в своей тарелке.
— Ты очень невнимателен, — сказала Ира. — Так нельзя учить уроки.
— Послушай, — перебил я Иру, — если девчонка влюбилась в мальчишку, а он нет, то что делать?
Ирино лицо густо покраснело. Под моим взглядом она опустила голову.
— Не знаю, — тихо сказала она.
— У тебя нет опыта? — спросил я.
— У меня нет опыта, — так же тихо ответила Ира.
Я начал расхаживать по комнате. Мне всегда легче думалось, когда я двигался, размахивал руками, даже разговаривал сам с собой.
— Я пойду. — Ира встала и сложила книжки. — Все равно сегодня не позанимаемся.
— До свидания, — сказал я, и Ира ушла.
Что же придумать? Я повалился на тахту. Если Ира, которая знает все на свете, этого не знает, то что делать?
Больше я не мог морочить голову Галке. Мне иногда становилось ее жалко. Сперва я хотел ей отомстить, а тут заварилась такая каша, — как ее одному расхлебать?
Наконец я решился. Я взял ручку и сочинил новое письмо. Оно было самым коротким и самым энергичным.
Я решил тебе все рассказать. Приходи в наш класс в 8 часов вечера.
Мальчик из 6 "Б"
В половине восьмого я прошмыгнул мимо бренчащей ключами тети Шуры в 6 "Б".
В классе была необычная тишина. Никто не бегал по партам, не хлопал крышками. Парты отдыхали от нас, ребят. У них был мертвый час.
Дверь заскрипела, и вошла Галка. Света я не зажигал, и поэтому она меня не видела.
— Здесь есть кто-нибудь? — спросила Галка, и у нее задрожал голос.
— Это я, — сказал я и подошел к выключателю.
Свет залил класс, парты проснулись, а Галка вскрикнула:
— Коробухин, что ты здесь делаешь?
— Это я писал тебе письма, — выпалил я.
