Владислав Крапивин - Мушкетер и фея
– Здорово! – сказал Джонни. Но не потому, что фотографии были сделаны хорошо, а потому, что незнакомая девчонка, которую звали Катя, была на них очень красивая. Еще красивее, чем тогда на улице. Она сидела за роялем, в светлом платье, с большим бантом на кудряшках и отражалась в поднятой крышке, как белый букет. Она играла что-то быстрое и веселое. Это видно было, потому что она улыбалась и одна рука у нее расплылась в воздухе от стремительного взмаха…
На другом снимке Катя стояла на сцене с каким-то мальчишкой и они, кажется, пели. Мальчишка был маленький, в пестром костюмчике, с бантиком у воротника – дошкольник или первоклассник. Он не вызвал тревоги у Джонни.
На третьем снимке Катя сидела на диване с незнакомой тетенькой – это было не очень интересно.
А четвертое фото было удивительное. Катя стояла в пышном платьице с оборками, а вместо темных кудрей у нее были светлые локоны.
– Красивая… фотография, – со вздохом сказал Джонни. – А чего она… волосы такие?
– Это голубые волосы. Парик, – объяснил Тимофей – Мальвину изображает из "Золотого ключика".
– В театре? – удивился Джонни.
– Да нет, это костюм для карнавала. В Доме пионеров скоро будет…
Сами понимаете, что почувствовал Джонни? Он чуть не засиял от такого известия. Потому что был уверен: на празднике все обратят внимание на блестящего мушкетера. И Катя, конечно, обратит. А если Джонни получит какой-нибудь приз – тем более!
Чтобы не засиять открыто, Джонни еще внимательнее принялся разглядывать фотографию. И Тимофей вдруг сказал:
– Ладно уж, бери… Да не бойся, никому не скажу.
Глупо было отказываться. Все равно Тимофей видел Джонни насквозь. К тому же он был хороший парень.
Джонни честно посмотрел на нового друга и сказал:
– Спасибо.
Потом он стал заталкивать снимок за пазуху, но Тимофей остановил его и дал конверт от фотобумаги.
Когда Джонни одевался, Тимофей предложил:
– Заходи. Может, и она придет. Познакомлю.
– Зайду как-нибудь, – пообещал Джонни. – А знакомить не надо. Я сам.
Прежняя музыка звучала в его душе, и, прощаясь, он искренне сказал Тимофею:
– А на пианино ты здорово играешь.
Когда Джонки вернулся домой, мама пришивала к его мушкетерским штанам последнюю пуговицу. Кажется, она чувствовала себя немного виноватой. И все же она сказала:
– Зря ты обидел Веру.
– Я?
– Конечно. Ты намекнул ей на возраст. Иными словами ты назвал ее старухой.
У Джонни было радостное и мирное настроение. Он хотел, чтобы всем было хорошо. Он просунул голову в комнату двоюродной сестры и сказал:
– Вера, извини меня, пожалуйста. Я не хотел называть тебя старухой.
И улыбнулся.
Джонни умел улыбаться. Когда он это делал, глаза его становились как маленькие золотистые полумесяцы, на щеках появлялись ямочки, а еще не выпавшие молочные зубы сияли словно на картинке с коробочки от зубного порошка. Сразу было видно, что это милый, воспитанный, послушный и добрый ребенок. И если озорной, то самую-самую капельку. Взрослые говорили: "Обаятельнейшая улыбка". Но чаще всего это были взрослые, которые не очень хорошо знали Джонни. А Вера Сергеевна знала его хорошо. И цену его улыбке знала еще с детского сада. За этой улыбкой могло скрываться что угодно. Джонни мог улыбаться от души, но мог и обдумывать в это время планы черной мести. Именно с такой улыбкой он в декабре отдал приказ поставить вокруг самохинского штаба зеленую дымовую завесу и двинул на штурм отряд первоклассников-добровольцев, вооруженных особыми метательными снарядами. Начинка этих снарядов была глубочайшей военной тайной, которую Джонни не открыл даже директору школы. Он только дал обещание больше не применять этого оружия в уличных боях, чтобы не подвергать опасности мирное население.
Забрасывать снаряд в комнату своей бывшей воспитательницы Джонни не собирался, и улыбка его была сейчас почти искренней. Но Вера сказала:
– Брысь отсюда!
И закрыла дверь.
– Вот так, – сказал Джонни маме. – А ты говоришь…
Потом он забрался в свое кресло и взял книгу. Но читать не стал. Он стал думать о близком празднике. Он и раньше об этом думал, но как-то приблизительно, а сейчас начал подробно… И тут в мечтах его случилась заминка.
Наденет он свой героический костюм и, допустим, понравится девочке Кате. А дальше? Не побежит ведь она за ним следом, не станет звать:
"Давай познакомимся! " А сам он что может сделать? Ей не скажешь, как Тимофею: "Эй ты, иди сюда!"
Настроение у Джонни испортилось. Не так сильно, как раньше, но заметно. Ничего дельного он придумать не смог. Потом Джонни захотел спать и решил, что придумает утром.
Утро было хорошее. Снова началась весна, и посреди двора отливала синевой прекрасная, как океан, лужа. В ней отражались желтые животы пушистых облаков. В тополе за окном, как детсадовская группа на прогулке, галдели воробьи.
В такое утро мысли скачут веселее и быстрее, чем поздним вечером. Заскакали они и у Джонни. И после недолгого беспорядочного прыганья выстроились четко и разумно.
Джонни вспомнил, как проходил Праздник детской книги в прошлом году. Тогда героев одной сказки или повести вместе вызывали на середину зала, и они должны были сыграть какую-нибудь сценку. Наверно, и в этот раз будет так же. Катя – в костюме Мальвины из "Золотого ключика". Значит, выход один: Джонни должен быть в костюме Буратино.
Конечно, очень жаль расставаться с мушкетерским плащом и шпагой. Но что делать?
Чтобы набраться твердости, Джонни из тайного ящика вынул Катину фотографию и полминуты смотрел на нее. После этого он принял бесповоротное решение. Тем более что книжкин карнавал – не последний. В наряде д'Артаньяна можно будущей зимой сходить на новогодний маскарад…
Когда человек что-то твердо решил, у него спокойно и радостно на душе. Джонни сказал Вере "доброе утро". Потом без напоминания вынес мусорное ведро. За завтраком он не шипел и не свистел сквозь дырку от выпавшего зуба. Он сделал в этот день почти все уроки и не забыл взять в школу сменную обувь. Все было хорошо.
И только у самой школы, когда Джонни увидел ребят, он встревожился и приуныл.
Как он не сообразил? Все его друзья знают про мушкетерский костюм! Что они подумают, когда он явится в Дом пионеров в наряде Буратино? Люди же понимают, что нормальный человек так просто не поменяет шпагу на длинный нос, а блестящий плащ и ботфорты на легкомысленный костюмчик деревянной куклы. Они будут искать причину. И когда рядом с ними окажется девочка с голубыми волосами, друзья эту причину увидят. Ну, друзья – это ничего. Но догадаются и недруги!
Джонни представил ухмыляющуюся рожу Шпуни, и всё кругом помрачнело…
Если у человека такое состояние, его лучше не трогать. Но Инна Матвеевна про Джоннино состояние не знала. Она знала только, что прическа ученика Воробьева – это нарушение школьных правил. И раз он не хочет стричься, значит, ведет себя вызывающе. Он не подчиняется и подрывает авторитет учительницы. Поэтому прямо с порога она громко сказала:
– Воробьев! Ты опять явился нестриженым чучелом!
Джонни молча снес оскорбление. Он думал о своем.
– Я, по-моему, с тобой разговариваю, Воробьев!
– Со мной, – согласился Джонни.
– Почему ты не отвечаешь?
– А вы не спрашиваете. Вы просто сказали "чучело".
– Я спрашиваю, – сдержанно произнесла Инна Матвеевна. – Думаешь ты стричься?
– Думаю.
– Когда?
– После каникул.
– Меня не устраивает твое "после каникул"!
– Но это мои волосы. Меня устраивает, – вежливо сказал Джонни.
Класс с веселым интересом слушал разговор. Класс сочувствовал Джонни.
Инна Матвеевна это понимала. Авторитет падал, словно ртуть в градуснике, который из жаркой комнаты вынесли на мороз.
– Воробьев! – металлическим голосом произнесла Инна Матвеевна. – Если ты немедленно не отправишься стричься, я сама оттащу тебя в парикмахерскую за вихры и потребую постричь под машинку!
Инна Матвеевна любила повторять, что у нее большое терпение, но однажды оно может лопнуть. Видимо, сейчас оно лопнуло. Или, по крайней мере, затрещало по швам. Но никто никогда не интересовался, есть ли терпение у третьеклассника Воробьева. А Джонни почувствовал, что у него внутри тоже что-то лопнуло. И он приготовился сказать многое. Однако в тот же миг у него сверкнула блистательная мысль – как от крепкого удара по лбу! Джонни улыбнулся.
– Зачем же? – сказал он. – Зачем вам так трудиться?
И он вышел из притихшего класса.
Вернулся Джонни в конце урока. Класс дружно и горько ахнул. Голова у Воробьева стала похожа на яблоко с ушами. На ней блестела коротенькая золотистая щетинка.
