Успенский Эдуард - Эдуард Николаевич Успенский
— Почему? — удивился я.
— А ты сам подумай. Бабка моя верующая. Если трусы с неба летят, то сам-то я где? Конечно там, на небе. Значит, забрал меня Господь Бог, а белье ей, как в больнице, выдают. Она в слезы.
Мы с моей спутницей хохотали в голос. А я был очень горд Пантелеичем. Вот какие места и каких людей я имею в своем подмосковном багаже!
А Пантелеевич заканчивал:
— Туг я из леса выбегаю с косой, весь в водорослях. Бабка в панике. То ли смерть зеленая уже и за ней пришла, то ли это индеец из пионерской самодеятельности с лета в лесах запутался. В общем, полные кранты! Бабка моя в одну сторону, коза — в другую, ведро опрокинула! Обе с воплями бежать. Я кричу: «Стой! Стой! Это я!» Куда там! Никогда в жизни моя бабка так быстро не бегала. Пионеры такую скорость на стометровке не развивали. Ну. пусть бежит. Не хватало мне в моих водорослях за ней гоняться.
Я спросил:
— А что дальше было?
— Дальше не так интересно. Дальше она вернулась, и не одна, а с милиционером каким-то молодым и священником. Он в соседнем доме комнаты снимал. Подошли они так осторожно к дому, а тут я из дверей выхожу, уже в штанах и телогрейке, как полагается. И все им рассказываю — и про трусы, и про коршуна, и про отдыхающих. Они как начали хохотать.
— А что ваша жена?
— А бабка моя, дура, веник схватила и давай всех этим веником лупить. Сначала меня, потом милиционера, потом священника, а потом и козу. Всех разогнала, да так зло! Очень невежливо получилось. Я с ней потом два дня не разговаривал.
— А что коршун? — спросила моя спутница.
— А что коршун? Летает. На днях я у него курицу отбил. Здоровую, красную, рыжую. Бабка так и зовет его — «снабженец».
— Ой, покажите курицу, — попросила моя спутница.
— Нет, — отказал Пантелеевич. — Нечего показывать.
— Почему?
— Съели курицу.
— Почему съели?
— Очень просто почему, — объяснил сторож. — Не буду же объявление писать: «Нашлась курица. Потерявших прошу забрать». Или по всем деревням нашим приречным с курицей ходить и спрашивать: «Не ваша? Не ваша ли?» Верно?
Мы кивнули головой — верно.
— Держать ее тоже странно, — продолжил Пантелеич. — Придет ко мне человек и спросит: «А почему у тебя моя курица живет?» Он же ни за что не поверит, что мне его курицу коршун доставил. Да и пользы от такой курицы мало. Она с перепугу нестись полгода не будет. А то и вовсе перестанет. Корми ее даром.
Вот на этой съеденной курице мы и расстались.
Все в этой встрече было: и хорошая погода, и хороший живой человек, и смех, и грусть и теплое дыхание огромной доброй нашей земли.
Такие дни хочется положить в БАНК ВРЕМЕНИ, а потом холодной зимой взять из банка этот день и погулять по этой погоде, при этом солнце, при этих людях.
Жаль, что этого делать пока нельзя.
Целебный бык
Рассказ
Село Троицкое под Переславлем-Залесским — село тихое и безобидное. Люди в нем молчаливые, уважительные.
А деревня Афонино, которая в двух километрах рядом, такая разговорчивая, будто и не из этой местности. Недаром ходят слухи, что крестьян для этой деревни помещик афонинский в карты выиграл. И выиграл он их, верно, в каких-нибудь южно-цыганских краях. Потому что таких говорливых людей нище больше в наших краях не водится.
Когда идешь по Троицкому, все на тебя смотрят, просто глазами едят, но ни о чем не спрашивают.
Когда идешь по Афонино — только о тебе и разговоров:
— Смотрите, мужик с удочкой днем на реку идет.
— А что? Пользы от него никакой, вот его и выставили.
— Почемуй-то пользы от него нет? Выстави его в огороде, вот тебе и польза. Все птицы разлетятся, и кабаны на картошку не пойдут.
— Да он небось городской, столичный. Он в огороде завянет в полчаса. Ему бы только бумажки подписывать.
— У меня летошний год жил один городской, квелый такой, бесполезный. От него еще жена ушла. И от этого тоже скоро уйдет.
— Маманя, это почему от меня тоже скоро уйдет?
— Потому. Делов в хозяйстве полно, а ты на речку с удочкой.
— Вот он обратно пойдет, посмотрим сколько он там выловит.
Так от крыльца до крыльца передают тебя как эстафету.
Зато в Афонино всяких событий мало, а на Троицкое они так и сыплются. То кино туда приедут снимать про партизан. То окажется, что пенсионерка Купцова Дуняша уже третий год как ведьма — из-за нее у Клековых корова не доится. То выяснится, что бригадир Павловский на тракторе художнику Чижикову забор снес. Потом следы заметал и трактор в обочине утопил.
А то вдруг такое случилось — в Троицком бык заиграл. Козырять стал.
Был бык как бык. А с осени стал за кем ни попадя гоняться с рогами.
Коровник старый был. Если быка к столбу привязать, он все развалит. Вот он и ходил беспривязанный.
Однажды Павел Васильевич Пугачев, районный архитектор, с грибами из леса возвращался. Решил он угол поля срезать, через коровник пройти.
Ходил он медленно, потому что его радикулит забирал.
У нас в Троицком есть примета такая народная, что радикулит у того человека бывает, который свою работу делать не хочет. Так вот архитектор Пугачев так не хотел ее делать, что весь скрюченный ходил. И с каждым годом все скрюченнее и скрюченнее становился.
И вот с такой повышенной скрюченностью он около коровника оказался. Они столкнулись — лед и пламень: архитектор повышенной скрюченности и бык повышен ной бодучести — и чем-то друг другу усиленно нс понравились.
Что бык Цыган архитектору не понравился — это наплевать и забыть, никакого действия из-за этого не намечалось. А вот что Павел Васильевич Цыгану нс понравился — это хуже, из этого прямое действие получилось. Бык как на Павла Васильевича побежит!
Я не знаю, бегал ли когда-нибудь за вами бык, дорогой читатель, но дело это не забавное, а прямо-таки ужасное.
Павел Васильевич это знал и немедленно в сторону от быка бросился.
А
