Алая чалма - Эмиль Османович Амитов
А неподалеку на бугорке вновь появился заяц. Он приподнялся на задних лапках. Уши торчком. Разглядывает ребят. Передние лапки подобраны к груди, как у боксера. Словно хочет сказать: «А вот подойдите-ка поближе, то ли еще с вами сделаю!..»
Он был совсем близко. Всего минуту назад Анвар непременно метнул бы в него камень. А сейчас ему и в голову не пришло такое.
Заяц юркнул под куст и был таков.
— Кто, по-твоему, сильнее, — заяц или орел? — спросил Энвер.
— Конечно, заяц! Сам не видел, что ли… — сказал Анвар.
— Нет, орел.
— Черта с два! Почему же тогда победил заяц? А?
— Не растерялся в самый опасный момент и не струсил. Вот и победил.
Анвар подобрал орла, взвалил на спину.
— Оставь. Зачем он тебе? — сказал Энвер.
— Нужно, — буркнул Анвар, смущенно глядя в сторону.
Анвару не хотелось объяснять, для чего ему эта птица. Если признается, что расхвастался перед ребятами: не вернусь, мол, без добычи, — у Энвера будет повод посмеяться над ним. Скажет: «Тебя же на охоте трусишка заяц выручил! Если б не он, к твоему имени ребята прицепили бы прозвище «хвастун». И быть бы тебе отныне Анваром-Хвастуном!» О, он еще и не такое может сказать. Энвер умеет вышутить кого угодно.
Так размышлял Анвар и с трудом тащил свою добычу. Но когда приблизились к кишлаку, не выдержал:
— Энвер, а Энвер, — сказал он, растягивая слова, — знаешь, для чего мне эта дурацкая птица?
— Для чего?
— А ты никому не расскажешь?.. Поклянись.
У Анвара и Энвера не было секретов друг от друга. Ведь если появляются секреты, распадается дружба.
ВЕРА АКСАКАЛОВ
В густой тени чинаров, кряжистых и выросших до неба, устроен глиняный помост. Если хотите, на него можно взобраться с ногами, предварительно разувшись, чтобы не испачкать постланной кошмы в узорах, и, сидя по-узбекски, пить чай. Самовар тут же — пыхтит, клокочет, силясь приподнять крышку. Воду чайханщик набирает из хауза. Зеркальная поверхность его рябится порою, и ходят по ней круги — это рыба разыгралась. А старики чинары, ухватившись корневищами за берега, величаво воздевают к небу руки, держат зеленый шатер из листвы кружевной.
Говорят, чинары живут очень долго, как живет память о добром человеке.
В полдень в чайхане особенно людно. Многие колхозники, которые трудятся в разных концах кишлака, проходят даже мимо своих дворов, спеша сюда, чтобы повидаться друг с другом, чтобы за пиалой поговорить о том о сем. Ертешарцы знают цену такой беседе, когда за разговором можно потихоньку прихлебывать горьковатый зеленый чай с леденцами или с печеньем, а то и просто с лепешкой, смачивая ее в пиалушке.
С утра был дождь. И снова, кажется, быть дождю: сизая туча заслонила солнце, набросив густую тень на опустевшие ертешарские поля, на полураздетые неоглядные сады, меж которыми теряется присыпанная галькой дорога. Лишь тополя еще не сбросили свой осенний наряд и полыхают, словно охваченные пламенем. А туча вдали пока еще бесшумно вспыхивает мгновенным голубоватым светом. Но под чинарами можно не бояться дождя — листва не пропустит ни капли.
Люди на помосте пришли в движение, подвинулись, усаживаясь плотнее, учтиво предлагая место Саттару-ота. Он в полотняной рубахе навыпуск, перепоясанной косым платком — бельбо́гом. Полосатый халат накинут на плечи — жарко. Только что отнес в пилляхану[2] тяжелую вязанку дров из сада, где с утра обрезал деревья.
Морщины избороздили лицо Саттара-ота, и волосы его белы. В кишлаке к нему относятся с почтением: старики-сверстники — за бодрость, за веселые анекдоты из жизни Насреддина-апанди́, которые умеет рассказывать Саттар-ота (они заставляют порой забывать о преклонных годах и смеяться до слез); молодежь же — за незлобивое лукавство, за острые шутки, что понуждают иных опускать глаза и не давать больше деду повода для острот.
Вчера Саттар-ота пожаловал с джайляу. В горах уже выпал снег. Оттуда ветер приносит в долину холод. Скоро придется перегонять отары на зимовку. Чабанам сообщили, что кошары — загоны для овец — уже подготовлены. Но лучше раз увидеть, чем десять раз услышать. Вот и решил старый чабан сам поглядеть на кошары. Как он и думал, не все было сделано. Строго-настрого наказал бригадиру, чтобы тот выделил людей для ремонта кошар и подвоза корма. Саттар-ота взял протянутую ему пиалу с чаем. Положил в рот леденец.
— Эй, джигит! — позвал он сына чайханщика, помогавшего отцу. — Разыщи-ка Анвара и позови сюда. Скажи, что я жду.
Мальчик кивнул и убежал.
Сегодня почему-то Саттар-ота нахмурился, молчит. Все еще душно. И тишина. И сумеречно от туч. Может, сероватый день навлекает на старика уныние? Где-то близко, на клеверном поле, защелкал перепел: словно перекатывает в клюве звонкий шарик. А думает старик, по-видимому, о чем-то сокровенном, большом, что не вмещается в нем. Это видно по его задумчивым глазам, спрятанным под белыми нависшими бровями.
Не прошло и десяти минут, Анвар предстал перед дедом, встретившим его недобрым взглядом. Анвар сразу понял, что дедушка позвал не для того, чтобы дать гостинец. Остановился в шаге от него понурый.
— Почему на уроках бездельничаешь? — строго спросил Саттар-ота.
Анвар, не поднимая головы, зашмыгал носом, утерся рукавом.
— Сочинение не смог написать, — пробубнил он. — Про колхоз…
Дедушка укоризненно покачал головой.
— Я сейчас повстречал учительницу, она мне все рассказала. Двойку тебе влепила! Не смог про свой родной колхоз написать! Как это можно?.. Написал бы хоть про наш маленький кишлак. Ведь у нас в Ертешаре… Ленин побывал!
Головы сидящих одновременно повернулись в сторону Саттара-ота.
— Что вы, дедушка, неправда это, — заметил после минутной заминки кто-то из парней.
— Неправда? — Старик, щуря зоркие глаза, посмотрел на парня. В глубине его взора — лукавство. — Я в твоем возрасте и то никогда не врал. Кто не верит, у Боро́н-бобо спросите… Его все наши старики хорошо помнят…
Колхозный бахчевод Борон-бобо, еще более древний старик, сидел рядом с Саттаром-ота и держал пиалу в тоненьких желтоватых, словно янтарных пальцах. Он степенно качнул головой в знак подтверждения слов, сказанных только что приятелем. Все приумолкли, даже перестали пить чай и смотрели в ожидании на стариков, которые нередко вспоминали что-нибудь, поражающее своей неожиданностью.
— Кто долго жил, тот много видел. А кто много видел, тому есть о чем поведать людям, — проговорил Саттар-ота, и раздумчивый взгляд его устремился в прошедшее. — Не вчера то было, года не
