Лидия Чарская - Том 7. Приключения Таси
— Нет! Я хочу домой! Домой! Хочу! Хочу! Сию минуту! — расплакалась во весь голос Тася. — Отпустите меня домой! Я не останусь с вами! Ни за что на свете!
Она топала ногами и кричала так, точно ее режут. Потом, видя, что никто и не думает везти ее домой, Тася бросилась к двери и, широко распахнула ее и вдруг испуганно вскрикнула. Три большие лохматые собаки с грозным рычанием бросились к девочке. Ими господин Злыбин, так звали хозяина, потешал публику.
Что, испугалась? — довольно сказал он, когда Тася кинулась назад. — Так-то лучше! А то: "уйду да уйду". Ну куда тебе уйти от меня, заморыш? Ты никуда не уйдешь! Слышишь? Вон те звери, Бижу, Ами и Трезорка, все равно догонят тебя. Они мои верные друзья и слушаются меня беспрекословно. Догонят и искусают до полусмерти. Не советую тебе и пробовать бежать… а то придется, пожалуй, помимо собак, познакомиться с этой игрушкой! — Злыбин снял со стены хлыст и, изогнув его, изо всей силы стеганул по воздуху.
Послышался легкий, короткий свист. Собаки разом поджали хвосты и убрались в сени. Им была, очевидно, хорошо знакома игрушка их хозяина.
— Ну-с, теперь, я думаю, у тебя отбило всякую охоту бежать от нас? — насмешливо спросил хозяин. — Есть хочешь?
Тася отрицательно покачала головою, не найдя в себе сил ответить.
— Ну, не хочешь и не надо, нам же больше останется! — заключил хозяин. Затем, обратившись к Петьке, крикнул: — Отведи-ка их светлость в каморку и прищелкни дверцу хорошенько, чтобы птичка снова не подумала вылететь из клетки.
— Ладно! — ответил тот и, подойдя к Тасе, рявкнул: — Ну, идем! Слышала, что сказал хозяин?
Он грубо схватил девочку за руку и потащил в сени. Потом скрипнула какая-то дверь, которую Тася не видела в темноте, и на девочку пахнуло сырым, затхлым воздухом, а ее спутник исчез, оставив одну среди непроглядного мрака.
* * *Болезненно сжалось сердечко Таси… Слезы отчаяния готовы были брызнуть из глаз.
Господи! Чего бы ни дала она теперь, лишь бы только снова очутиться в пансионском дортуаре, залитом мягким светом фонаря-ночника; чтобы снова увидеть девочек, которые, если и ссорились с нею, но никогда не обижали ее несправедливо, никогда не обращались с нею грубо. А здесь! Этот страшный хозяин, похожий на разбойника; эти злые, мохнатые собаки, готовые разорвать ее по одному его приказанию; эти плутоватые, недобрые дети, брат и сестра, которые с таким недоброжелательством смотрели на нее! Какой дурной и бессердечный мальчик этот Петя! Как он обманул ее, говоря, что столько хорошего ждет ее здесь! А она и поверила! Глупенькая, глупенькая девочка! А теперь… Тася неожиданно опустилась на колени и горько заплакала.
— Господи! Спаси меня! Сохрани меня! — молила девочка. — Господи, помоги мне. Я буду хорошей, послушной, покорной, только не отворачивай от меня Твоего лица, Господи! Не оставляй меня! Мне так страшно! Так тяжело здесь!
Она горячо молилась. Откуда брались у нее и слова и чувство! Бывало, прежде, дома, няня раз двадцать напоминала своей девочке о молитве и утром и вечером, а она и не думала слушаться ее: перекрестится кое-как, лишь бы отстала от нее нянька, а то и так, без креста, уляжется спать. А в пансионе на общей молитве она, Тася, не раз шумела, смеялась и задевала девочек, за что неоднократно получала замечания старших. Зато теперь ее молитва была так чиста и глубока так полна детской святой веры, что она не могла остаться не услышанной Богом.
Помолившись и перекрестив воздух вокруг себя, Тася в изнеможении упала на холодный пол каморки и задремала чутким, болезненным сном, поминутно вздрагивая и испуская по временам тихие, короткие вздохи.
Так прошло часа два или три. Вдруг легкий шелест разбудил девочку. Она протянула руку и тотчас же отдернула. Ее рука коснулась чего-то скользкого, гладкого и холодного. Тася вскрикнула.
В ту же минуту задвижка щелкнула, и мальчик, который так понравился своим кротким видом Тасе, неожиданно вошел в каморку с фонарем.
Тася увидела заплесневевшие от сырости стены и крошечную клетушку с земляным полом и вдруг застыла от ужаса. Прямо перед ней извивалась большая пестрая змея. Но бледнолицый мальчик поспешил успокоить ее:
— Ради Бога, не бойтесь нашей Фифи: она не жалит. У нее вырваны ядовитые зубы, и потом она ручная, Фифи!
В доказательство своих слов, он повернул змею за шею и положил к себе на грудь ее глянцевитую и круглую, как шарик, головку.
— Здравствуй, Фифи! Здравствуй, моя красавица! — говорил он, бесстрашно гладя рукою извивающееся тело змеи. — А где же Коко? M-me Коко, где вы? — оглядываясь по сторонам, спрашивал мальчик.
В углу клетушки кто-то зашуршал, завозился, и маленькая уморительная обезьянка со смешными ужимками очутилась на плече мальчика.
— Здравствуй, Кокоша! Милый Кокоша! — и он поцеловал обезьянку в мордочку.
Та самым серьезным образом ответила на его поцелуй, громко и сочно чмокнув губами. Потом быстро слезла с плеча мальчика, дотянулась до кармана его куртки и, запустив туда лапу, с торжествующей миной извлекла из него небольшой кусок сахару.
Обезьянка была до того забавна, что Тася не могла не улыбнуться, несмотря на перенесенные страхи.
— Правда, она милушка? — заметя улыбку Таси, спросил мальчик, указывая глазами на обезьянку.
— Да, а вы ее очень любите? — поинтересовалась Тася.
— Да кого же мне и любить-то, как не ее? Вот она да Фифи — мои друзья. Мне тут очень тяжело. Ведь вы знаете, я живу у дяди. Наш хозяин мне дядей приходится. А мне хуже, чем другим, живется. Не может мне дядя моей болезни простить, сердится все, что сил и способностей у меня нет таких, как у Пети. Он любит крепких, здоровых детей, которые ему деньги заработать могут. А я что могу? Чахотка у меня. Дядя велел мне также акробатом одеться и на голове стоять, так у меня кровь из горла ручьем хлынула. Потом, когда шпаги я глотать стал, опять. Ну теперь он меня не выпускает перед публикой. Велит лакеем одеваться во время представления и служить во время фокусов на сцене, а дома обед готовить и следить за зверями, кормить их и ухаживать за ними.
— Очень обижают вас? — сочувственно спросила Тася мальчика.
— Очень! И дядя бьет, и Петька, и Роза. А что я им сделал? Не виноват же я, что такой слабый и больной. Ах, Господи, хоть бы уж умереть скорее! Право, рад был бы. Коко да Фифи только и жаль.
— Бедненький! — Тася готова была заплакать от жалости. — Ну теперь они вас не посмеют обидеть. Я за вас заступлюсь, — заявила она решительно.
— Ну куда вам, вы сами маленькая! — недоверчиво произнес мальчик.
— Ничего, хватит сил. А как вас зовут?
— Андрюшей. Так меня мама называла. Она тоже у дяди жила сначала и тоже по проволоке ходила, как Петька теперь. Она сорвалась, упала на пол мимо сетки и тут же умерла. Бедная мамочка, я ее очень любил!
"Бедный Андрюша! — подумала Тася, — и он сирота, как и Карлуша. У той папа умер, и она успокоиться не может до сих пор; у этого мама, и он о ней со слезами вспоминает. А у нее, Таси, есть добрая, милая, ласковая мама, и она, Тася, так много горя причинила ей! Должно быть много, очень много, если добрая мама решила разлучиться с ней".
Девочку неудержимо потянуло увидеть свою маму, услышать ее милый голос, почувствовать на своем лице ее нежный поцелуй. Раскаяние охватило душу Таси. И этот больной мальчик вдруг стал ей дорогим и близким.
— Андрюша! — спросила она, робко кладя ему руку на плечо, — вам жаль меня, Андрюша?
— Понятно, жаль! Услыхал я, как закричали вы, так даже душа ушла в пятки со страху: сразу догадался я, что Фифишка вас напугала, зажег фонарь и прямо сюда. Хорошо, что не видел дядя, а то бы побил за это!
— Какой вы, Андрюша, хороший, если не побоялись дяди и пришли сюда. Я вам никогда не забуду этого!
Тася подумала, как бы она поступила на месте Андрюши, и тут же созналась, что никогда не пожертвовала бы собою для других. А этот милый Андрюша оказался не таким, как она. Он не побоялся побоев и пришел к ней!
— Знаете, Андрюша, — сказала она, — будем друзьями. Здесь и мне и вам одинаково тяжело, а вдвоем переносить горе куда легче. Согласны?
— Еще бы, — живо подтвердил тот.
И дети крепко обнялись, как родные.
— А теперь уходи, уходи скорее! А то дядя еще проснется, — взволновалась Тася, — теперь я не буду бояться. Ты мне только фонарь оставь.
— Хорошо, — согласился Андрюша, — спи хорошенько, завтра поговорим. А теперь — спокойной ночи.
И он скрылся за дверью. Тася солгала, сказав, что она не боится. Фифи, свернувшаяся клубочком у ее ног, наводила на девочку нестерпимый страх. Но пример Андрюши, его самопожертвование задели ее за живое, и она хотела отплатить тем же доброму мальчику.
"Лучше трястись всю ночь от страха из-за соседства со змеею, — решила Тася, — нежели удержать Андрюшу при себе и тем подвергнуть его жестокому наказанию со стороны злого дяди".
