Андрей Яхонтов - Дождик в крапинку
«Ешь!»
А он не знал, как повежливей отказаться.
Суп дымился в тарелках. Рыбный. Не любил он возиться с костями. Черпнул ложкой — в ней какая-то странная, будто лягушачья икра. Вареная икра… Он и красной-то терпеть не мог, кривился, когда мама покупала. Из нее же малечки вылупливаются…
— Ну что ты возишься? — поторопила его бабушка.
Мама бы сказала: «Не тяни кота за хвост!» Все веселей.
— Это икра, да? — скорчив виновато-страдальческую гримасу, которая, он знал, ему удавалась, спросил Антон.
— Нет, это крупа. Декоративная. Для украшения супа, — объяснила бабушка.
Он съел пару ложек,
— А суп из какой рыбы?
— Из трески.
— А почему она так называется? От слова «треск», что ли?
— А почему ты Антоном называешься? — сказала бабушка.
Дедушка поморщился — наверно, кость попала.
— А почему я Антоном называюсь? — спросил Антон.
Дедушка вытер губы салфеткой и заговорил:
— Твое имя происходит от римского «Антоний». Но Антон — русское имя. Мы тебя так назвали в честь моего папы, твоего прадедушки.
— Это ты уже рассказывал, — напомнил ему Антон.
— Старших перебивать некрасиво, — сделала сиу замечание баба Таня.
— Он был врачом, — закончил дедушка, — и умер от тифа в походном госпитале во время первой мировой войны.
— Митюша, не надо об этом за столом, — жалостливо улыбаясь, попросила бабушка.
Дедушка рассеянно на нее посмотрел и продолжал:
— А вообще у меня есть много интересных книг, посвященных истории и происхождению имен и фамилий. И об имени Антон в них тоже написано.
— Давай прямо сейчас посмотрим, — заинтересовался Антон.
— Ты разве не знаешь, что грязными руками нельзя брать книги? — опять нашла повод поучить его бабушка.
Поднялась и вышла за вторым.
Дедушка жевал, глядя в одну точку. Точка находилась где-то над пианино.
— А белка почему белкой называется? — спросил Антон, решив, что пора начинать подготовку к появлению в доме нового жильца.
Дедушка не сразу понял, о чем речь.
— Белка? Какая белка?
Из коридора послышались грохот и звон.
Дедушка прекратил жевать, повернулся к двери. Она распахнулась, с потрескивающей сковородой в руках стремительно вошла баба Таня. Седые волосы и замасленный передник развевались.
— Иди посмотри, что твоя сестра натворила.
Антон выскочил следом за дедушкой.
Посреди коридора стояла голубоватая молочная лужа с неровными краями, валялась пустая кастрюля. Несколько молочных отпечатков подошвы вели в комнату бабы Лены. Возле лужи отпечатки были полные, ближе к двери — истаивали.
Дедушка сходил па кухню за тряпкой и ведром. Кряхтя, опустился на корточки. Лицо и шея, когда он наклонился, побагровели.
Антон подумал: легче всего эту работу выполнить ему. Правда, не хотелось пачкать руки. Все же он предложил:
— Дедушка, давай помогу.
— Спасибо, милый, не надо, — сдавленно отозвался тот, размазывая лужу по половицам.
Из комнаты приковыляла баба Лена.
— Митя, я сама, — пыталась робко настаивать она.
— Сама, сама… — ворчливо вторила ей тоже появившаяся на пороге и с явным неодобрением наблюдавшая за дедушкой баба Таня.
Обед доедали молча. Пили сливовый компот из больших белых кружек с голубыми незабудками. Антон рассчитывал утаить косточку, чтобы расколоть потом и съесть зернышко, но баба Таня его хитрость разгадала, велела все косточки выплюнуть.
— Можно выйти из-за стола? — спросил он.
— А что еще надо сказать? — не разрешил дедушка.
Антон молчал.
— Когда встаешь из-за стола, надо сказать: «Спасибо. Было очень вкусно».
— Было очень вкусно, — повторил Антон.
Дедушка взглянул на него поверх очков, но от нового замечания удержался.
— Ты что сейчас собираешься делать?
— Уроки.
— Когда закончишь — зайди. И мы с тобой потолкуем об именах.
Пятно после лужи в коридоре еще не высохло. Антон поскребся в дверь бабы Лены, тихонечко вошел.
Баба Лена сидела на обычном своем место за столом очень прямо, с каким-то остановившимся выражением лица. В сумраке оно капалось особенно бледным, почти белым.
— Ты что? — спросил Антон. — Ты не расстраивайся…
— Да нет, милый. Я так, задумалась.
— Хочешь, я тебе за молоком сбегаю, — придумал он, как ее утешить.
— У меня еще есть, спасибо.
Свет проникал в комнату через два подслеповатых окна. В проеме между ними — высокое, в папин рост, зеркало. Антон видел в нем себя.
По правую руку от двери — махина комода. Железная кровать бабы Лены — у левой стены. Чуть в стороне от кровати — буфет. как все говорили, орехового дерева, с дверцами в форме арочек. На даче, в лесу, Антон встречал орешник: топкие прутики, из них получаются удобные гибкие удилища… Но то кустарник, а буфет был из дерева. Антон мечтал когда-нибудь увидеть его — с мощным стволом, могучей кроной, где скрывается видимо-невидимо орехов.
Когда бабушка открывала ореховые дверцы-арочки, по комнате разносился сдобный запах. Он из буфета не выветривался, потому что либо мармелад, либо пастилу, либо фруктовый сахар она обязательно припасала для Антона. Держали их в металлической коробке с надписью «Красный мак. Конфеты. Бирюлин и Кº».
«Бирюлин и компания» — вот как это расшифровывалось. Бирюлин и те, кто помогал ему конфеты изготовлять.
Сейчас бабушка попросила придвинуть поближе алюминиевую кастрюлю, которую поверх крышки укутывало полотенце. Так сделано для того, чтобы хлеб дольше не черствел. Правда, по наблюдениям Антона, он зато быстрее плесневел.
Достала из кастрюли пряник в форме большой стрекозы. Белый, мятный. Дивно пахнущий.
Всегда бабушка подготавливала что-то неожиданное и приятное.
Литой проглотил слюнки и попробовал отказаться. Это бабу Лену нужно чем-нибудь угостить. Подбодрить…
— Ты ведь уже пообедал? Значит, можно, — по-своему поняла его сомнения она.
Ел и, отламывая по кусочку от пряничных крыльев, не мог отделаться от ощущения виноватости. Какая бабушка добрая, хорошая. А он ей иногда грубит. Вчера вот некрасиво себя вел.
И еще — странное неудобство. Если лакомишься просто пряником, ни о чем подобном не думаешь. Буквенный алфавит из лапши он с удовольствием уминал — буквы ведь не живые. Кроме того, мама говорила, он такой едой закрепляет полученные в школе знания. А бабочек, зайцев, рыбок — пусть пряничных, — все равно жалко.
Кто-то из маминых заказчиков подарил ему сахарную олениху с двумя оленятами. Изумительные, серенькие, пасутся на зеленой траве. На редкость красивая статуэтка — прямо на пианино ставь. И как взрослые его ни уговаривали, он не мог эту красоту расколоть щипцами и съесть. А ведь хотелось, хоть травки попробовать… (И надо было, потом фигурки как-то сами собой поблекли, растаяли, запачкались, сделались совсем неаппетитными.)
Со стрекозой, правда, проще, чем с оленями. В конце концов стрекозы, как и бабочки, как и майские жуки, — вредители. А с вредителями единственный способ борьбы — уничтожать.
Руководствуясь этим неоспоримым соображением, он и мятное стрекозиное туловище без проволочки отправил в рот. И крошки с ладони слизнул — чтоб помину о вредителе не осталось.
— Понравилось? — спросила баба Лена.
— Было очень вкусно, — поблагодарил он. — А еще я хотел у тебя узнать… Ты вчера про пастушка па облаке рассказывала. А как по-твоему, черти на самом деле бывают?
— Черти? — несколько озадаченно переспросила баба Лена. Ему показалось, этим вопросом он застал ее врасплох.
— Ну да.
Она смотрела на него не мигая. Без очков, наверное, видела все вокруг таким бесформенным и расплывчатым, каким видел он, когда из любопытства нацеплял тяжелые, выпуклые дедушкины очки.
Антон знал: если сделать осторожный, чтоб не шуметь, шаг в сторону, зрачки бабы Лены не двинутся за тобой, а будут по-прежнему устремлены туда, где ты находился раньше. Подашь голос — баба Лена переведет взгляд. А будешь молчать, она так и не догадается, что смотрит мимо.
— Я лично не знаю никого, кто бы видел чертей, — проговорила она.
— А вот бабушка Пашки Михеева видела!
Тут Антон уловил стук входной двери.
— Я к тебе потом зайду, — обещал он бабе Лене и шмыгнул в коридор.
В прихожей стояли мама в пальто и баба Таня.
— Удивляюсь, как вы не можете этого понять. — надсадно, взвинченно говорила мама. — У меня просто не хватит денег с ней расплатиться.
Будто не заметив Антона, она прошла мимо него в комнату. Баба Таня растерянно топталась в прихожей.
Антон отправился за мамой. Она рылась в тумбочке, потом вытащила ящик и перенесла его на кровать.
— Ты ел?
Антон решил не отвечать. Он ведь вправе обидеться. Сказала, чтоб был дома вовремя, а сама ушла.
