Андрей Яхонтов - Дождик в крапинку
«Ребят, поможете?» Из кабины спрыгнула на землю женщина в берете и, оправляя юбку, скомандовала:
«Подходи!»
Первым приблизился к кузову шофер и получил картонный ящик; в нем. будто суставчатые пальмовые стволы без крон, позвякивали поставленные один в другой толстые граненые стаканы.
Михеев успел подбежать вторым. Антон опасался, ящик будет тяжелым, но оказалось, нести его не составляет никакого труда.
Следом за женщиной они двинулись в ближний подъезд и вскоре очутились в теплой и богато обставленной квартире. Большой телевизор, необычный, вытянутый в ширину буфет с красивой посудой.
«Сюда», — указала женщина на расстеленный на полу ковер.
Ящиков было немного, они управились за пятнадцать минут.
«Спасибо, — сказала женщина. — Возьмите за работу стаканы».
«Ну что вы», — зарделся Антон.
«А сколько можно?» — поинтересовался Михеев.
Он сложил один в другой семь и еще два уместились в портфеле. Тогда и Антон взял четыре.
Мама, вопреки ожиданиям, ничуть его трофею не обрадовалась.
«Зачем такие толстые? Мы такими не пользуемся».
Все же он отдал ей два, один подарил бабе Лене. Вот кому стакан очень понравился и оказался необходим. А дедушка, которому Антон торжественно вручил последний, заинтересовался, как всегда, совершенно не относящимися к делу вещами:
«Там что, посудный магазин?»
«Да нет», — досадуя и на дедушкину непонятливость и на собственную доброту, отвечал Антон.
«Ты и… как, ты говоришь, фамилия твоего товарища?»
«Михеев».
«Да. Так почему вы там сгружали? Что за квартира? Ты обмолвился, было несколько ящиков? Почему вы оказались в этом переулке? Или товарищ тебя специально туда повел? Если сам не можешь ответить, пригласи его ко мне. Это надо выяснить».
И больше Антон в Пашкиных затеях участия но принимал.
Они все еще стояли у школы. Пашка никуда не торопился и склонил Антона пошататься по улицам.
— Ты про черта хотел рассказать, — напомнил Антон.
— Сейчас уже можно, — согласился Пашка. — А то я боялся, он карандаши не даст вынести.
— Черт?
— Ну да. Бабка мне такую историю рассказала… Она еще молодая была. В деревне жила. Собрались в лес идти. А мальчик, брат ее, который последним из дома выходил, что-то забыл. На крыльце спохватился. И говорит: «Вот черт!» И назад. Тянет дверь, а она не открывается. Он сильней. Как дернет, она подалась, и он видит в щель: с той стороны ее копыто удерживает.
— И бабушка тоже копыто разглядела? — обратился в слух Антон.
— Ага, — подтвердил Михеев, — Черта нельзя поминать, он сразу тут как тут. Все, кто рядом был, видели.
Раз так — информацию смело следовало отнести к разряду достоверной. Очевидцы не станут обманывать.
У дома Антон нагнал дедушку. Опираясь на трость, тот брел с бордовой авоськой, в которой просвечивали более нежные на цвет помидоры.
Антон подкрался к нему и долго шел рядом. Дедушка его не замечал. Подслеповато щурясь, он смотрел вперед и себе под ноги,
Антон нарочно грубо просунул руку в авоську… Дедушка вздрогнул.
— Уф, напугал меня, — выдохнул он. — Ты откуда? Ах, да, из школы. Хорошо, что мы встретились. Мама ушла. По делам. Будешь обедать с нами.
— А может, я ее дождусь? — попробовал увильнуть от приглашения Антон.
— Нет. Она не скоро вернется.
Свежий, резковатый запах табачного дыма в коридоре подсказал Антону, что приходил папа.
Антон бросил портфель и скорей заглянул в мастерскую. Да, точно, прямо у двери смятая папиросная пачка, А покрывало сползло с кушетки до самого пола.
Баба Таня была одна. Накрывала на стол.
Он побежал в кухню. Там, возле высокой скамьи — на ней лежали две старые газеты, — дедушка и баба Лена делили помидоры.
Дедушка доставал из авоськи помидор и тут же подыскивал равный ему.
— Это тебе, это мне, — приговаривал он, отправляя их на разные газеты. Баба Лена сопровождала каждое его возглашение быстрым одобрительным кивком.
— Тебе помятый, и мне помятый, — говорил дедушка.
В конце концов в авоське остались большой и малюсенький помидоры.
— Ладно, не имеет значения, — сказал дедушка и положил на газету бабы Лены большой.
— А что, приходил пава? — спросил Антон.
— Он был утром, — ответил дедушка. — Иди, мой руки, обед уже на столе.
Гиря ходиков отмерила половину дневного пути. Можно ее подтянуть, но тогда и к вечеру она опустится лишь на короткий отрезок. А приятно поднимать на всю длину цепочки — вот сколько времени утекло! И потом, дедушка говорит, часы надо заводить один раз в сутки, и в строго определенное время, иначе они портятся.
Поначалу, когда ходики только повесили, Антон то и дело прибегал подтягивать гирю. Боялся, они остановятся. Папа ему тогда обещал собрать целую коллекцию часов. С боем, с кукушками, с музыкальным перезвоном. Говорил, для него это не составит труда. В командировках чуть ли не в каждом городке попадаются такие часы. Порой неисправные, но ведь их можно починить.
Обстоятельно обсуждали, как будут новые экспонаты размещать. Намеревались всю стену в коридоре занять ими.
Папа раздобыл книгу с изображениями каминных, напольных, карманных… Антон мечтал, как будет водить домой экскурсии из школы, и все будут про него знать…
Но и часов не прибавилось, и книгу папа недавно унес в театр. Он много книг унес в последнее время.
— Все стынет, — позвала бабушка.
Он не любил у них обедать. Постоянно надо себя контролировать. Нельзя чавкать и прихлебывать. Нельзя сутулиться. И разговаривать с полным ртом. Вилку следует держать в левой руке, нож в правой. Помнить обо всем одновременно трудновато. Плюс главное неудобство — салфетка. Она его утомляла, сдавливала горло. Антону казалось: освободись он от нее, и выполнить остальные требования станет гораздо легче.
Салфетки лежали возле тарелок, свернутые в рулончики. На рулончики надеты желтые полированные кольца. Дедушкино лопнуло, у Антона целенькое, а бабушка — вот чему стоило завидовать! — салфеткой не пользовалась. Ничего не поделаешь, мужчина должен брать на себя что потяжелей.
Было и третье кольцо, тоже целенькое, — папино. Дедушка утверждал, они сделаны из слоновой кости. Если так, изготовлять их несложно. Распилил бивень, отшлифовал изнутри и снаружи — и готово. Единственная странность: все три кольца были одинакового размера. А ведь бивень у основания толще, чем на конце. Антон складывал кольца вместе, заострения не получалось…
Помимо салфеток и воспитательных строгостей, Антон имел и другие поводы уклоняться от их обедов.
Однажды, выбежав па кухню, он видел, как бабушка, прихлопнув ладонью муху, не вымыла после этого руки с мылом и продолжала месить тесто для сладкого пирога.
И то, как они моют посуду, ему не нравилось. Мама складывала грязные тарелки, блюдца, ножи в тазик, наполняла его горячей водой, всыпала соды или горчицы, затем специальной мочалкой промывала каждую чашечку и ложечку, а после ополаскивала их еще раз теплой водой и холодной из-под крана. Посуда после этого не оставляла сальной глянцевитости на пальцах.
Дедушка же процедуру мытья посуды проделывал так. Наливал в свою глубокую, из-под супа, тарелку горячей воды, и в ней, уже мутной, ополаскивал стаканы, бабушкину чашку, ложки, вилки. (Стаканы вращал, положив их на бок. Похоже, крутился цилиндр, на котором перебирали лапами дрессированные медведи в цирке. Такими же захватанными, как если бы па них плясали медведи, оставались и стаканы. Антон не раз замечал на поверхности чая или компота, когда его угощали, радужные пятнышки жара. Потом дедушка переливал воду в бабушкину тарелку, а из нее — в полоскательницу. Вытирал посуду белым с красной вышивкой полотенцем. Полоскательницу выносил в уборную, иногда по дороге расплескивая содержимое на пол.
А уж про то, как они стряхивали крошки со стола, и говорить нечего. Мама протирала клеенку влажной тряпочкой. Она доказывала, покрывать стол клеенкой очень удобно. Тем более красивой. У них клеенка была в цветочек. Клеенкой был покрыт и стол бабы Лены.
Баба Таня возражала: на клеенке есть негигиенично. И пользовалась исключительно скатертями. Всегда, кстати, в пятнах, каких-то непривлекательных разводах. А крошки дедушка имел обыкновение сметать птичьим крылом. Настоящим, высохшим птичьим крылом! Он не без гордости заявлял, что пользуется им уже много лет… Тем более ничего хорошего! Подумать только: что это была за птица, где она летала и как можно высушить крыло без того, чтобы оно не начало подгнивать? Какая уж тут гигиена!
Но и это еще не все. Когда садились колоть грецкие орехи, бабушка принималась выковыривать застрявшие в скорлупе кусочки шпилькой. Шпильки всегда во множестве валились па столе. Утром, укладывая волосы, бабушка брала те, что попадались под руку, другие оставались лежать до следующего случая. Вечером, разбирая прическу, выкладывала побывавшие в волосах опять на стол. Ими и извлекала крошки. И пододвигала Антону.
