Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
— И вы вернулись домой, да?
— Через пару дней мы вернулись на фермы к семьям, но сначала разделили огромную добычу. Не было способа вернуть все это настоящим владельцам, так что мы с отцом получили мула, нагруженного рулоном красного ситца и бочонком виски. Мама очень обрадовалась, и я помню, что много лет подряд мы носили рубашки и штаны из этой самой материи. Одеяла из нее делали и всякое такое.
Я вдруг сообразила, что в моем зимнем лоскутном одеяле есть несколько выцветших красных ромбов.
— Красные кусочки в моем одеяле еще оттуда, да?
— Наверно.
Я решила внимательно изучить одеяло, на которое раньше не обращала должного внимания. Оказывается, я уже давно сплю под остатками индейской военной добычи и ничего об этом не знаю!
— Мне многое довелось повидать. Ведь я родился в двадцати милях отсюда, и вся эта земля тогда принадлежала Мексике. Мне было не больше, чем тебе сейчас, когда Техас добился независимости и стал свободной республикой. Я видел генерала де Санта-Анна, свергнутого диктатора Мексики, которого вели по улицам, закованного в цепи. Прошло еще пять лет, и мы сражаемся с команчами. Еще четыре года, и Техас стал частью Соединенных Штатов. И тут же началась новая война с Мексикой. Еще четырнадцать лет, и мы пытаемся выйти из состава Соединенных Штатов, что привело к самой ужасной войне, единственной, которую мы проиграли. Мы не сумели отделиться. И вот я, старик, который пережил четыре войны, дожил до появления автомобиля.
Он поднялся и добавил:
— Довольно воспоминаний. Продолжим наше путешествие.
Мы собрали остатки еды и влезли в лодку. Через пару минут дедушка вдруг приложил палец к губам, а потом махнул в сторону высокого берега за моей спиной. Мохнатая заостренная морда смотрела на нас из тенистого укрытия. Живой, полный любопытства зверь: не кошка, не собака, что-то посерединке. Медвежонок? В округе еще встречались Ursus americanus, черные медведи, но чрезвычайно редко. Цивилизация быстро наступала на их среду обитания. Мы разглядывали незнакомца, он глядел на нас с не меньшим любопытством, чем мы на него. Зверек выступил из тени на солнечный свет — вытянутая морда оказалась куда короче медвежьей. Речная выдра. Я знала о них, но никогда раньше видеть их мне не доводилось.
Выдра устроила самое настоящее представление в честь моего дня рождения. На брюхе, головой вперед она скатилась с крутого берега реки по узкой полоске грязи, быстро-быстро, я еле успела заметить. Тихий всплеск, и вот она уже в реке, неподалеку от нас.
Я чуть не выронила весла и хрипло прошептала:
— В жизни такого не видела!
Выдра вынырнула на поверхность, улеглась на спину и с явным любопытством продолжала нас разглядывать. Блестящие глаза, шелковистый мех, щетинистые усы. Решив, что хватит на нас пялиться, зверек вдруг нырнул и исчез из виду, только маленькие пузырьки на воде доказывали, что все это не привиделось.
— Lutra canadensis, — сказал дедушка. — Давно их не видел в наших местах, думал, все уже исчезли. Они питаются речными моллюсками и мелкой рыбешкой. Запиши в Дневник, Кэлпурния. Сегодняшний день заслуживает красных чернил.
Я тщательно все записала и добавила (совершенно антинаучно): «С днем выдрения тебя, Кэлпурния!»
Когда Тревис узнал о выдре на день рождения, он тоже захотел ее увидеть. Ни о чем другом говорить не мог. Занудничал два дня, совершенно меня замучил. Наконец мы взяли лодку, запаслись галетами, ветчиной, лимонадом. Бутылку взяли на буксир, чтобы лимонад не нагревался.
За поворотом реки обнаружилась голубая цапля на ногах-ходулях; она ловила рыбу на мелководье, словно кинжалом пронзая гольянов острым клювом. Противно каркнув и втянув длинную шею (голос никак не сочетался с прекрасным оперением), цапля улетела.
Когда мы доплыли до каменистой отмели, я пересказала брату дедушкину историю про битвы с команчами. Он в себя не мог прийти от удивления.
— Почему он никому из нас ничего не рассказывает, только тебе?
И то правда. Дедушка редко разговаривал с внуками и не особенно хорошо их различал. Что ответить Тревису? Я горячо и безраздельно любила дедушку и знала, что и он меня любит. Но наша любовь отчасти основана на общей любви к Науке и Природе. Вдруг один из братьев захочет втереться дедушке в доверие? И ради этого заинтересуется наукой. Ничего подобного они явно не замышляют и вообще стараются не попадаться деду на глаза. Но вдруг? Не желаю я ни с кем делиться. Мой дедушка, мой и только мой.
— Кэлли?
— Что тебе?
— Ты не заболела? — Тревис встревожился, даже улыбаться перестал.
— Все нормально.
— Я спросил, почему он никогда нам не рассказывает о войнах с индейцами и всяком таком.
Зная, на что иду, я вздохнула и ответила:
— Его надо сначала спросить.
— Не, я его боюсь. А ты не боишься?
— Сначала боялась, а теперь нет.
К моей радости, Тревис тут же забыл о дедушке и перешел к куда более животрепещущему предмету — Луле Гейтс. Он так долго перечислял все ее достоинства, что я уже готова была взорваться и объявила, что пора поворачивать домой.
— Но мы же выдры не видели.
— Я не могу вытянуть выдру из шляпы, как фокусник. Не захочет — не покажется.
Мы гребли по очереди и вернулись еще до сумерек. Когда привязывали лодку, кто-то зашевелился в кустах за одной из опор запруды. Зверек, кто бы это ни был, поглядел на нас, и мы — разочарованно —. оглядели его. Несчастное создание, один глаз заплыл, веко еле открывается. Одно ухо торчком, другое поникло. Бок покрыт вздутыми болячками, красновато-коричневая шерстка не блестит, ребра торчат, как у стиральной доски.
— И это выдра? — прошептал Тревис. — Ты совсем иначе ее описывала. Я думал, она миленькая. Что с ней случилось?
— Никакая это не выдра.
— А кто тогда?
— Койот, а может, лиса.
Мы разглядывали таинственного зверя. Наверно, лиса, нам ничего не грозит, они сами всего боятся, и их редко увидишь при дневном свете.
— А что с ней?
— Умирает от голода и наверно еле выжила после драки. Не знаю.
Уголком глаза я посмотрела на Тревиса. Вот оно — наконец нашелся зверь, настолько безобразный, что мой брат не хочет взять его домой. Но я все равно, на всякий случай, сказала:
— Близко не подходи. Вдруг у него бешенство.
— Пены изо рта вроде нет.
Я важно продемонстрировала свои знания:
— Это ничего не значит. На ранних стадиях пены нет.
В этот момент зверек исчез в кустах. Брат и я шли домой в молчании, каждый был занят своими мыслями.
Глава 10
Семейная встреча
Если кто-нибудь, перед тем как предпринять долгое путешествие, спросит моего совета, то ответ мой будет зависеть от того, имеет ли этот человек определившуюся склонность к какой-нибудь отрасли знаний, которая могла бы таким образом получить дальнейшее развитие… Еще во времена Кука человек, покидая свой домашний очаг и пускаясь в такие экспедиции, подвергался жестоким лишениям.
Папа и Гарри отсутствовали уже два месяца. Наконец мама, куда более веселая, чем обычно, объявила за ужином:
— Чудесные новости. Если все будет в порядке, отец и Гарри вернутся домой в пятницу.
Мы восторженно завопили, потом по сигналу Сэма Хьюстона, старшего из оставшихся дома сыновей, троекратно прокричали ура. Буйство, совершенно не подобающее за семейным столом, но сияющая мама даже слова не сказала.
— Всем вымыться, надеть все свежее. Постарайтесь выглядеть как можно лучше. Ламар и Сал, займетесь бойлером. Нужно больше дров. Кэлли, Агги будет жить с нами, пока дядя Гас не отстроит их дом.
— Агги? — Интересная новость. — Надолго она к нам?
— Думаю, на пару месяцев.
— А где она будет спать?
— Конечно, в твоей комнате. Ты ей уступишь кровать, а сама устроишься на матраце.
— Но…
— Откуда у меня могла взяться дочь, которая готова отказать в гостеприимстве кузине, нуждающейся в домашнем очаге? — мама гневно сверлила меня взглядом. — Особенно кузине, потерявшей всё на свете. Ей так нужны тишина и покой, любовь и ласка. Даже вообразить себе не могу дочь, которая бы так поступила. А ты?
Вопрос показался мне не вполне справедливым, но ответа у меня не нашлось. Я уставилась в тарелку и тихо прошептала:
— Нет, мамочка.
— Отлично. Так я и думала, — вздохнула мама. Похоже, у нее снова начинается головная боль. — Агги нуждается в сострадании и заботе. Обращайся с ней поласковей, хорошо?
— Да, мамочка, — еще тише пробормотала я.
— Отлично, отлично.
Вечером весь дом погрузился в суету. Посреди ночи я проснулась от звука шагов. Кто-то пару раз поднялся и спустился по лестнице — предательская седьмая ступенька всегда скрипит. Никто из братьев об этом не забыл бы, значит, это мама. Странно, она никогда по ночам не бродит по дому; наверно, не может уснуть от волнения.
