Октав Панку-Яш - Великая битва у Малого пруда
Дину не забыл никого, всем нашёл занятие. И началось строительство.
— Построим большой дворец, такой, в каких прежде бояре жили, — сказал Дину.
— Бояре? А кто это бояре? — спросила маленькая Мэриука, удивлённо подняв тонкие брови и застыв с лопаткой в руке, совсем как кукла в витрине.
— Бояре? — Раду жалостливо посмотрел на неё, как бы говоря: «И до чего же ты маленькая, если этого не знаешь!», вылил воду из ведёрка в ямку, вырытую в песке, и объяснил: — Бояре — это были злые люди!
Объяснение показалось Дину не очень исчерпывающим, но он не стал его оспаривать. Не мог же он сказать Раду: «Юноша, вы рассуждаете несколько упрощённо!»
— Да, — подтвердил он, — это были скверные, злобные люди… Жили во дворцах и главным образом развлекались и бездельничали.
— Они не ходили утром на фабрику? — спросил маленький Тику.
Дину улыбнулся:
— Они не работали…
— Не работали? — удивился Тику. — Наверно, они очень старые были. У нас только дедушка не работает, потому что он очень старый. И то он встаёт утром и колет дрова. — Тику важно добавил: — Дедушка был кочегаром!
— Твой дедушка — рабочий человек, а бояре были бездельники… — подвёл итоги дискуссии Дину.
— Тогда незачем нам строить дворец! Раз в нём жили бояре, не будем строить! — насупившись, заявил Александру.
— Нет, будем! — возразил Дину. — Теперь бояр прогнали из дворцов…
И невольно, точно его увлёк за собой невидимый проводник, Дину мысленно перенёсся в сказочный дворец, где он побывал прошлым летом во время каникул, когда ездил в Бухарест с отрядом. Дворец пионеров… Как зачарованный, поднимаешься по мраморным лестницам, бродишь по залам, не зная, где остановиться… В комнате сказок? В комнате химиков? Или радиотехников? А может быть, в зрительном зале? Или в библиотеке, где так много интересных книг? И Дину повторил категорическим тоном:
— Да, теперь бояр прогнали из дворцов. Давайте строить, ребята!
Стены дворца росли. «Инженер» со знанием дела направлял ход работ, «мастера» тоже лицом в грязь не ударили. Скоро песочный дворец был готов.
— Ура! Кончили! — захлопали в ладоши ребята.
Но Дину был не вполне удовлетворён. Он чувствовал, что чего-то не хватает.
— Нужен ещё флаг, — сказал он.
Сбегал в адмиралтейство и через несколько минут вернулся с листком красной бумаги. Прикрепил его к тростинке и водрузил «флаг» на верхушке дворца. И тогда сказал довольным тоном:
— Всё!
Оставив малышей играть возле дворца. Дину пошёл в адмиралтейство, сел за стол, раскрыл тетрадь и, грызя кончик карандаша, стал думать.
Как начать письмо? «Дорогие пионеры!» Нет, не то. Не все пионеры собирают гербарии. «Дорогие пионеры-натуралисты…» Так хорошо, но, пожалуй, длинновато. Да, обращение длинноватое, зато точное.
Когда вернулись из экспедиции Санду, Петрикэ и все остальные, Дину уже заканчивал письмо. Он писал: «Вам шлют пионерский привет шестнадцать членов кружка натуралистов и желают вам успеха!»
Санду взглянул через плечо Дину и, пробежав письмо, сказал:
— Письмо прекрасное… Но кое-что придётся изменить.
— Что? — спросил Дину, посмотрев на него поверх очков.
— Одно слово… одно-единственное…
— Какое?
— Шестнадцать. Нас уже не шестнадцать.
— Понимаю, что ты хочешь сказать детишки… С ними нас больше. Но они не пионеры и никакого отношения к гербариям не имеют. Мы не можем принимать их в расчёт.
— Я не о них думал, — покачал головой Санду.
— Может быть, ты хотел сказать, что я сойду за двоих? — засмеялся толстяк Костя. — Так получится семнадцать!
— Я вовсе не собирался шутить, — серьёзно сказал Санду. — Нас осталось только четырнадцать…
Скоро все узнали об уходе Нику и Илиуцэ.
— Хм! — скорчил гримасу Петрикэ. — Значит, Нику устроит свой собственный порт? Так и сказал?
— Да, — подтвердил Мирча.
— Вот уж порт будет, моё почтение! Целый день драться будут…
— Пускай дерутся! — сказал Мирча. — Нам до них теперь и дела нет. Посмотрим лучше, какие мы растения собрали, и начнём сушить их.
Однако никто не изъявил готовности.
Каждому хотелось о чем-то спросить, что-то сказать. Но все молчали. Наконец заговорил Санду, медленно, задумчиво:
— Они сделают свой порт. Там они сами будут адмиралами. И что же? Разве в этом дело? Главное — это быть вместе с друзьями… Если спросить Нику и Илиуцэ: «Вы пионеры?» — они расплывутся от удовольствия и скажут: «Да-а!» А только станешь допытываться: «Малышами хотите заняться? Гербарий хотите собирать?» — увидите, какие они рожи скорчат. Что это за пионеры? Зачем они носят красный галстук?.. А? — И он обвёл глазами собравшихся.
«Эх, попадись мне теперь Нина! Задал бы я ей трёпку…» — со злостью подумал Петрикэ.
Мальчики разложили на столе растения, и стол вдруг точно покрылся зелёной скатертью, радовавшей глаз разнообразием тонов — от самого светлого, мягкого, бархатистого до густого, тёмного, строгого. В молчании ребята осторожно прокладывали растения фильтровальной бумагой.
Вот десятки маленьких стебельков ряски приятного, успокаивающего тона. Вот длинные копьевидные нити грязно-зелёного цвета, липнущие одна к другой, сливаясь в ткань «лягушиного шёлка»…
— Ещё не прошло часа, как они плавали на поверхности пруда, — сказал Санду, накладывая промокательную бумагу на стебельки ряски и расправляя «лягушиный шёлк». — Вода спокойна, и они смирные. Как задует ветер, зарябит пруд, так они начинают играть и резвиться… Теперь вот смотрите: хоть ураган разразится, они уже не двинутся.
— А рыбы в пруду, — с улыбкой сказал Костя, — пошлют нам за это благодарственное письмо. Ведь для них эти растения напасть. Накроют воду зелёным ковром — попробуй дыши. Кислород не доходит в глубину…
— С каких это пор ты стал покровителем рыб? — спросил его Алеку.
— Разве один Нику может быть покровителем — к примеру, Илиуцэ, — а я не могу быть ничьим защитником?
Стараясь разглядеть через лупу тоненькие, хрупкие корни сальвинии, Дину сказал:
— Как жалко, что у нас нет микроскопа, как в лаборатории!
— Верно, — согласился Санду. — Подумать только: в одной капле воды живёт столько организмов и растений! Состаришься, и то все не изучишь… — Он осторожно положил на лист цветущее ярко-оранжевое растение.
— Что это? — спросил Петрикэ.
— Пузырчатка. Очень интересное растение. Я как раз вчера о нём читал. Оно вырабатывает нектар, пожирая водяных блох. Подойди сюда, смотри. Видишь? Это ловушка. Она открывается только внутрь, пропустит блоху, и та в плену. Оттуда уже ей не выбраться. Бьётся там, зовёт на помощь, но всё напрасно.
И так одно за другим укладываются растения. Занятие, казалось, всё больше захватывало мальчиков. Однако через некоторое время Костя сказал:
— Я всё думаю о Нику и Илиуцэ… Можно бы их удержать…
— Удержать? — нахмурился Мирча. — Ни в коем случае! Они зазнались!
Немного погодя Дину сказал:
— Весной я как-то вечером написал стихи… Вам я их не показывал. Они называются «Наш дружный кружок». Наизусть я не помню, но последняя строфа начиналась так: «Ребята нашего кружка, как зёрна колоса, едины…» — Он замолчал, потом неожиданно добавил: — Но кружок не дружный. Стихи уже устарели…
— Нет, не устарели, — с жаром перебил его Санду. — Нет, кружок всё равно дружный, даже если они и ушли!
— Правильно! — подтвердил Петрикэ.
— Верно! — поддержали другие.
— Жалко, Дину, что ты не помнишь всего стихотворения… — Мирча полузакрыл глаза и тихонько повторил: — «Ребята нашего кружка, как зёрна колоса, едины…»
— «И пусть дорога не легка, взойдём на светлые вершины!» Так оно заканчивается, я вспомнил! — воскликнул Дину.
И все хором, как торжественную клятву, повторили:
Ребята нашего кружка.Как зёрна колоса, едины,И пусть дорога не легка.Взойдём на светлые вершины!
Глава восьмая. Огорчения
На следующий день Санду вышел из дому вместе с Топом.
Свежее утро сменило душную ночь, которая точно и в самом деле закуталась в семь овчинных тулупов, как говорится в одной сказке. Плавно дымила труба фабрики «Виктория», словно трубка старого моряка. Дым поднимался медленно, ровно.
Ни пионеры, ни малыши ещё не пришли. Не было даже Петрикэ. А ведь известно, что «меньшой» вставал ни свет ни заря.
Слабый ветер покрыл мелкой рябью пруд. Кувшинки ещё не раскрылись. Лягушки, утомлённые вечерним концертом, спали на камнях, нагретых первыми лучами солнца. Тростник оказался расторопнее всех. Поднялись поникшие было от духоты метёлки, выпрямились лезвия листьев, поворачиваясь ребром к ветру.
Санду уже подходил к адмиралтейству, как вдруг Топ рванулся и яростно залаял.
