Елена Нестерина - Лучшая парочка сезона
Вот что я подумала. И успокоилась.
– Ты чего зависла? – осторожно толкнул меня в бок Володька. – Ты… Тебе смешно? Или думаешь, кому из ваших рассказать? Ладно, смейтесь, мне до фонаря.
– Да почему мы должны смеяться-то? – Я правда удивилась. Нет, зря он мои мысли не читает. Лучше бы прочитал – потому что пересказывать то, как я про него хорошо подумала, мне было лень.
– Ну, так… – Страшный пожал плечами под своей, нет, брательниковой широкой серой футболкой.
– Вот что, Володя… – заявила я. – Если ты думаешь, что я могу тайну, которую мне рассказали, всем разболтать, то зачем тогда вообще мне её рассказал? Мог бы наврать чего-нибудь затейливого. Или сказать «не твоего ума дело». Я бы поняла. А раз уж решил секрет поведать, то…
– Да я как раз верю тебе! – взвыл Страшный. Да, я такая, кого хочешь доведу. – Ну, просто подумал, что это как-то… по-бабски. Ждешь брата – и молчи. А я…
– Это твоё право. Потому что это только твой брат. – Я абсолютно была уверена в том, что говорю. Но вот что там ещё заявил Страшный? – То есть что значит «по-бабски»? Ты что имеешь в виду?
– Варь, Варя, давай не будем ссориться… – снова испугался Страшный. – Я вообще имел в виду. Ну – вообще. Я ж ничего против-то… Я не хотел…
– Так я тебе правда нравлюсь? – не могла удержаться я. Спросить обязательно надо было.
– Правда… – Страшный совсем никак не ожидал моего вопроса. Наверное, потому так и ответил. И тут же сам «завис».
– А почему?
Страшный на системный запрос не отвечал.
А я не стала переспрашивать. Значит, не хочет отвечать. Может, не подумав, брякнул. Его право. Ладно…
– Я не знаю, как на такие вопросы отвечают… – наконец включился в сеть Володька.
– Да ладно-ладно, я просто так спросила, – замахала я на него руками.
Потому что испугалась – сейчас он скажет, как обычно в сериале, что я нравлюсь ему уже давно, несколько лет, что это чувство, проверенное временем, что ни одна девчонка ему так ещё не нравилась. Что это серьёзно. На всю жизнь, конечно же. Да, или что я не такая, как все…
Блин, и что ж я правда такая злая-то? Что за мысли у меня… как это называется… циничные? Что мне человек сделал плохого? Или я просто вредная? Или сериалов просто обсмотрелась, журналов обчиталась? Да я бы не сказала. В Москве я только и делаю в свободное от школы время, что на компьютере рублюсь. Или книжки читаю, когда компьютер занят. Это тут я как каторжная – ничего, слаще морковки (в смысле бабкиных сериалов и журналов из помойки), не вижу. Потому что книжек мне сюда взять не дали – чтобы от помощи в ведении хозяйства не отлынивала. Вот, наверное, и зверею. А вообще, нет… В школе я тоже пацанов обсмеиваю. Тоже в циничной форме. Поэтому они от меня, как от монстра какого, шарахаются. Так что никаких у меня романов. Даже на дискотеках никто танцевать не приглашает.
Ясно. Я противная. Вот никого и не интересую. Стерва потому что, наверное. Это мне девчонки в школе не раз говорили. Только у них это как-то уважительно выходило. Даже, я бы сказала, с лёгкой завистью. Я ещё, помню, гордилась, когда слышала. Стерва – значит, не обидит никто. Вот мне как казалось. А на практике понятно, что гордиться нечем. Вот ведь…
– Слушай, я много бы отдал за то, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь! – вдруг произнес Володька. И я немножко не успела додумать свою мысль.
– А что такое? – спросила я. Ой, нет – хорошо, что он моих мыслей всё-таки не умеет читать!
– Да ты куда-то пропадаешь, как будто вылетаешь. Вроде сидишь тут – а тебя на самом деле нету. Ты далеко где-то… И о чём ты думаешь?
– А что? – как попугайчик, повторила я.
– Да нет, всё нормально. Интересно просто.
– А за что я тебе нравлюсь, ты всё-таки не будешь отвечать? – спросила я, перехватив инициативу. Ведь мне действительно очень хотелось это знать. Для самой же себя.
– А обязательно надо говорить? – вопросом на вопрос ответил Володька. И уткнулся взглядом в землю.
Хитрый Страшный, получается? А может, у человека и правда чувства. А я как раз наоборот – дура бесчувственная. Потому что смотреть в бинокль, как Машка Кафтанова с Борюсиком целуется, – это можно. Или за той же Натахой незабвенной наблюдать – как она с кавалерами прохаживается. А чтобы самой поцеловаться… А что? Сейчас самая подходящая обстановка. Страшный – парень симпатичный. Так что можно. Всем надо, все целуются. А я чем хуже?
Но, выходит, что хуже. Хуже. Да. Потому что я ни с симпатичным Володькой, ни с прекрасным Русланчиком целоваться почему-то не хотела. Ага, а как Лизке-дачнице демонстрировать, что Руслан – мой парень, это я могла? Могла.
Так в чём разница?
Я вспомнила сегодняшнюю, нет, уже вчерашнюю историю на Весёлой даче. Конечно, заблокировав все неприятные моменты. Только про нас с Русланчиком вспомнила. И попробовала представить – вот он такой замечательный, красавец просто восхитительный и человек хороший. Смогла бы я с ним поцеловаться?
Я всё-всё представила.
И поняла: не смогла бы. Потому что неинтересно.
Я баран. Не взрослая девушка четырнадцати лет, на которой уже пахать можно (да, кстати, и пашут) и которую в Пакистане, например, уже давно бы замуж отдали. А тормоз. Лопух. Тюха.
Ну и ладно! Только пусть Страшный не обижается.
Да он, кстати, никаких поцелуев-то и не предлагал. Так что расслабьтесь, девушка!
Я и расслабилась. И сожалеть ни о чём не стала.
Потому что на улице светало. А меня ждало ДЕЛО.
Володька Страшный всё ещё терпеливо ждал, когда я вернусь к нему из своих мыслей. И дождался. Сколько минут я отсутствовала, пока обдумывала, что же мне делать с поцелуями, не могу точно сказать. Прилично, наверное. Потому что Страшный смотрел на меня уже изучающе.
– Ку-ку, я здесь! – поприветствовала я его. И, вспомнив о том, что последняя реплика была его, решила поддержать разговор. – Ну да, об этом, конечно, не нужно вслух говорить. Я правда рада, что тебе нравлюсь.
– Да?
– Да. Честно – рада. А ты… а ты тогда можешь мне помочь?
Ладно, видно, делать нечего. Пусть Володька из осуждающего меня народного заступника превращается в сообщника. Правда, Руслан тоже был сообщником. Но всё закончилось… А, неважно, как закончилось. И фигня, что всё повторяется. Такая, значит, жизнь.
– А в чём помочь?
– Говори: можешь помочь или не можешь? – Я была непреклонна. – Потому что я по себе знаю: если мне человек нравится, я для него на что угодно готова. А ты? Ты готов?
После такого вопроса у Страшного не оставалось выбора. Либо отказываться от своих предыдущих слов – про то, что я ему нравлюсь, либо соглашаться. Надо же, я и на шантаж способна…
– Или ты тоже откажешься от меня быстренько, как Руслан? – добавила я.
Бедный Володька оказался припёртым к стенке.
– Ну чего, Володь?
– Да.
– Что?
– Да помогу, конечно. Только если ты хочешь… – начал Страшный, поглядывая на территорию Парасоловых.
– Да, именно это, – кивнула я. – Это надо сделать, Володька. Пусть они помучаются, побегают, пусть решают проблемы с дальними соседями, которых они обязательно зальют своим дерьмом. Или ты считаешь, что пусть мучаются только те, у кого они деревья и огороды ободрали? Есть справедливость? Ну?
– Есть, – вздохнул Володька. – Варька, тебе бы только на Лубянке работать. Ты прямо Железный Феликс какой-то. В юб…
– За Феликса спасибо. А вот «юб» не надо! – отрезала я. Хорошо, что Страшный не заметил, насколько он мне польстил с этим самым Железным Феликсом. – Никаких «юб». Как видишь, я в шортах. Но надо идти уже, а то рассвело, Володька.
Но мы даже подняться с лавочки не успели. Из-за поворота, прямо из мокрого, покрытого росой жасминового куста, к нам шагнула моя разлюбезная бабуленция, схватила меня и Володьку за шкирки и бесцеремонно заголосила:
– Я о ней переживаю, а она тут с кавалерами любезничает! Мала ещё! Как на огород идти, бабке старой помогать, – так нет её! А как под кустами сидеть – так запросто! Вот я тебя хворостиной, Варька! Выхожу из дома, слышу: бу-бу-бу, бу-бу-бу! Кто, думаю, там такой? Вроде не дачники. А это ты им тут спать мешаешь! Хочешь, чтобы все дачники съехали, да? Съехали они чтобы все, ты хочешь? А где мы новых будем искать, ты подумала? Нет, ты подумала? Чего молчишь?
Вариантов не было. Мы с Володькой переглянулись, одновременно изо всех сил дёрнулись, вырвались у бабки из рук – и побежали.
Мы перепрыгнули через забор Парасоловых – показывать Володьке свою неприметную лазейку мне было некогда. Промчались наискосок по их территории – причём я с удовольствием растоптала грядку с каким-то экзотическим бамбуком. Чёрт его знает, что они там такое посеяли, в утренней розовой дымке всё казалось чем-то необыкновенным. Страшный с таким же удовольствием наступил на крупный блестящий огурец, который выкатился на дорожку между гряд, – наверное, Парасоловы растили его на семена и каждый день этим огурцом любовались.
