Александр Аронов - Цирк приехал!
— Гаси свет! Пора! — зевнул Влас.
Борька придвинул стул к своей кровати, постелил постель, разделся и повесил брюки на спинку стула. Что-то выскочило из них и звякнуло об пол.
— А-а-а! — завопил Борька не своим голосом. Испуганно закаркал Фрушка.
— Ты чего? — вскочил Влас.
В комнату вбежала полуодетая перепуганная Нина.
Борька что-то бормотал и в ужасе смотрел под ноги. На полу блестел… крестик. Тот самый, выброшенный ими золотой крестик.
Борька опять завопил:
— Чур меня! Чур!
— Не психуй! — пригрозил Влас.
Нина налила в стакан воды и протянула Борьке:
— Выпей! Успокойся!
Зубы стучали о стакан. Вода лилась мимо. Борька начал мелко-мелко креститься и сплевывать через плечо:
— Чур меня! Чур… ик… ик… Чур нас всех… ик…
Он крестил себя, Власа, комнату, Нину, даже Фрушку.
Влас подошел к Борьке и отвесил ему здорового «леща».
— Перестань психовать сейчас же!
— Ну ладно тебе… — вступилась Нина.
— А ты не лезь! Тоже заступница нашлась.
Борька обиженно засопел носом. Влас поднял крестик и сказал очень серьезно:
— Все ясно! Чуда здесь никакого нет! Дело было так. Я крестик бросил, а он не на землю упал, а к тебе в обшлаг штанины. Мы ведь рядом стояли. Вспомни, как тесно было!
Но Борька не верил.
— Нет! Нет! — шептал он, стуча зубами от страха. — Колдовство это! Колдовство! Вы знаете, кто тут замешан?
— Чер-р-т! Чер-р-т! — неожиданно спокойно выругался Фрушка.
Борька упал лицом в подушку и зарыдал.
— Ну что ты, Борька! Успокойся! — рассмеялась Нина.
— Чужое горе теперь на мне, — навзрыд плакал Борька. — Это она! Она!
— Кто она?
— Сила нечистая!
— Ах, сила? — рассердился Влас. — Дурак ты темный!
Накинув пиджак, он в трусах, босой выскочил под дождь, подбежал к калитке и что есть мочи запустил крестик на улицу.
Когда Влас вернулся, Борька молился. Не сказав ему ни слова, Влас погасил свет и лег в постель.
В церкви было прохладно и полутемно. Борька стоял на коленях перед большим позолоченным иконостасом, неподалеку от раки с мощами Симеона Столпника. В другом углу била поклоны старушка. Она мелко крестилась и беззвучно шептала молитву. Помолившись, поднялась и, пройдя мимо раки, торопливо поцеловала край богатого одеяния угодника. Перекрестилась, вытерла губы концом платочка и вышла. Борька остался в церкви совсем один.
— Господи! — шептал он. — Прости меня, грешника, избавь от нечистой силы. Пусть будет проклят крестик этот. — Борьке было очень грустно. Смеются все над ним, даже Нина с Власом. Хоть бы Андрон с Никитой приехали. Борька стал бы в цирк ходить! — Господи, сделай так, чтобы цирк приехал. Ты все можешь… И ещё помоги нам найти фискала…
В тот же день на круглой афишной тумбе на площади появилась новая белая афиша:
??? Скоро в Пореченске!???
Ц
Ну как после этого Борьке не любить бога? Как не верить в него?
Цирк! Конечно, цирк! Даже скептически настроенный Павлик допустил, что это цирк.
Назавтра на афише появилась новая буква:
??? Скоро в Пореченске!???
Ци
Послезавтра было уже три буквы:
??? Скоро в Пореченске!???
Цир
И наконец:
!!! Скоро в Пореченске!!!!
Цирк!
Цирк едет! Старые друзья! Они, конечно, помнят Борьку. Они обещали приехать, и они едут! И Борька снова побежал в церковь воздать благодарение богу.
Поставив несколько свечек и помолившись, Борька радостный выскочил на паперть, спустился вниз и столкнулся с Аркадием Викентьевичем.
— А ну-ка, герой, поди сюда! — поманил он Борьку. Борька подошел, машинально комкая в кармане красный галстук.
— Ты что это в церкви делал?
— К мощам прикладывался, — выдавил из себя Борька, густо покраснев.
— К мощам? — взвился Аркадий Викентьевич. — А знаешь ты, как это называется? Знаешь, что в бога веруют только враги Советской власти, контры всякие? Где твой галстук? Какой ты пионер после этого? Мало тебе футбола было? Сегодня футбол, завтра церковь, а послезавтра что?
— Не знаю, что послезавтра… — вздохнул Борька.
— Зато я знаю! Я попрошу вожатого пионеров собрать. Тогда обо всем и поговорим. И о футболе, и о мощах, и о галстуке, который пионер Ваткин ни во что ставит!
На сборе разговор сначала шел совсем не о Борьке.
— Вы, пионеры, не любите вашу школу! — заявил вожатый.
— Неправда! Неправда! — закричали ребята.
— Ах, неправда! — прищурил глаз Коля Плодухин.
— Конечно, неправда!
— А я зашел в вашу пятую «Б» и что же увидел? Голые грязные стены, на которых висит старая стенгазета Романа Смыкунова.
— Почему только Ромкина?
— Конечно, моя! — завопил Ромка. — Кто, кроме меня, пишет заметки? Все только обещают! Я один за всех работаю. И стихи мои. И рисунки мои.
Возразить было нечего. Газета «Пионерский костер. Орган пятой группы „Б“ под редакцией и руководством Романа Смыкунова» целиком делалась Ромкой. Заметки были подписаны:
Рома Смыкунов, Роман Смыкунов, Михайлович, Р. С, С. Р., Р. М. С, С. Р. М. Наблюлатель, Глаз, Пикор.
— И рисовать я не умею! — продолжал вопить Ромка. — Я рисую аэроплан, а все думают, что это пистолет. И нечего смеяться! Нельзя во всех вопросах быть гением! А Косилова не допросишься!
— А на что похож ваш класс? Ни одного портрета на стене, — говорил вожатый, — просто стыдно. На учительском столе старая бумага. Неужели вы и дома живете так неуютно? Неужели у вас нет занавесок на окнах? Так как же после этого вы можете уверять меня, что любите вашу школу?
Ребята опустили головы.
— Теперь о Ваткине.
Борька вздрогнул.
— Что от того, что мы его выругаем? Ровным счетом ничего. Завтра в Новом клубе большой антирелигиозный вечер. Я договорился с пионерской клубной ячейкой. Они приглашают всех нас к себе в гости. Весь сбор от постановки пойдет в фонд детей бастующих горняков Англии. Пусть Ваткин туда сходит. Очень полезное дело.
— Не пойду я, там бога будут хулить. Не пойду! — тихо сказал Борька из своего угла.
— Видали какой! — обрадовался Аркадий Викентьевич.
Вожатый позвонил в колокольчик.
Влас поднялся с места и гневно крикнул Борьке:
— Ты что же, детям бастующих горняков не хочешь помочь? Значит, ты против мирового пролетариата?
— Ничего я не против пролетариата. Что ты из меня дурачка делаешь! Вечер антирелигиозный. И идти мне на него грех!
Аркадий Викентьевич зло расхохотался.
— Слушай, Ваткин… — хитро глянул в Борькину сторону вожатый и невинно спросил: — Слушай, Ваткин… А бог грехи прощает?
— А что? — насторожился Борька.
— Нет, ты ответь. Бог грехи прощает? Замолить грех молено?
— Можно…
— Вот ты ради пионеров возьми грех на душу, а потом замоли!
Борьке пришлось согласиться. Аркадий Викентьевич рассмеялся ещё громче. Влас не выдержал:
— Что Аркадий Викентьевич все время смеется? Надо же понять… Человек рос без отца, без матери. Голодал, холодал. Да, Борька верил в бога, ну и что? Почему верил? Втемяшили ему с детства в башку его темную, чтобы боженьку слушался, вот он, дурак, и верил!
— И сейчас верю, и буду верить! — озлобился вдруг Борька и добавил: — Во веки веков. Вот!
— Видали какой? — обрадовался Аркадий Викентьевич. — Ай да пионер!
Все зашумели.
— Можно спросить Ваткина? — обратилась к вожатому Нина.
— Спрашивай!
— Неужели ты веришь, что по небу бог со святыми летает?
— Конечно, летает. А как же! И рай там есть.
— Так почему ни с одного цеппелина, ни с одного аэроплана их не видно? — не выдержал Влас.
— А они ещё выше, совсем на небесах, — не моргнув глазом, ответил Борька.
— А чем же они дышат там, на твоих небесах, дурак ты дурак, если там воздуха нет?
— Во-первых, ты не ругайся, а во-вторых, святым дышать совсем не обязательно, на то они и святые. А потом, может, там и воздух есть. Откуда ты знаешь, что там нет воздуха? Ты что, там был, что ли?
Влассплюнул.
— А на землю святые спускаются? — улыбнулся Коля.
— Заходят, конечно, — ответил Борька.
— Ты что же, их видел?
— Сам не видел, люди видели.
— А почему же до сих пор их никто не снял? — вмешался Валька Кадулин.
— А как ты их с небес снимешь? — возмутился Борька. — Так они тебе и дадутся!
— Почему, если святых видели, их до сих пор никто не сфотографировал? Почему ни одной карточки нет? — пристал Валька.
— А ты откуда знаешь, что нет? Может, у кого и есть! А потом, душу-то ведь не снимешь. Её и не видать вовсе!
— Вот видишь, Ваткин, совсем ты запутался, — сказал вожатый. — И ни одного святого ты сам не видел.
Борька надулся, засопел:
— Нет, видел! Сквозь прорезь! — Голос у него задрожал, в горле защекотало, но он выкрикнул: — Мощи нетленные Симеона Столпника! Вот!
