Гюнтер Герлих - Девочка и мальчик
Катрин, задрав голову, смотрит на Франка.
Он кивает ей, но что сказать друг другу в эти минуты, они не знают. У нее мелькают какие-то мысли в голове, у него, возможно, тоже. Молодая женщина, сидевшая в купе, подходит к Франку: ее, видно, любопытство разобрало. Катрин ежится, ей хочется забиться куда-нибудь в щелку. Женщина разглядывает девочку, потом оборачивается к Франку и, поглядев вправо и влево, возвращается в купе.
Интересно, станет ли Франк разговаривать с ней во время поездки? Да, поговорит о погоде; а может, она будет читать книгу, и Франк спросит — какую. Так завяжется разговор.
По радио предлагают пассажирам закрыть двери. Франк кричит, улыбаясь:
— Всего-то недельку, и я вернусь!
— Счастливо! — Глаза у Катрин грустные-грустные.
Тепловоз трогает с места и быстро набирает скорость.
Катрин бежит рядом с вагоном. Но вот минута-другая, и Франка уже не видно.
Катрин облокачивается на перила ограждения. Хвостовые сигнальные огни поезда исчезают во мраке.
Когда Катрин оборачивается, она видит, что у одной из провожающих на глазах слезы, она все еще машет платком. Внезапно Катрин понимает, почему при прощании плачут…
…Дома ей открывает Габриель.
— Мы тебя уже ждем, — говорит она.
— Почему?
— Ужинать.
— Так рано?
— Да, сегодня так.
Катрин снимает куртку, вешает ее на плечики.
— Ну, давай же, — торопит сестра.
— Куртка сырая. — Катрин подходит к зеркалу, тщательно причесывается и видит за собой Габриель. — Начинайте. Зачем меня ждать. Мы же не договаривались.
— Да просто хотим посидеть все вместе за столом.
— И это говоришь ты?
— Да, я.
Катрин идет в ванную.
— Не выводи меня из терпенья.
— Но чем же? Тем, что хочу руки вымыть?
— Ты меня понимаешь.
— Понимаю, что ты не в духе.
Катрин подталкивает сестру из ванной и, закрывая дверь, видит ее изумленное лицо.
— Добрый вечер, — говорит Катрин, входя через несколько минут в кухню.
Мать бормочет:
— Добрый вечер.
— Наконец-то можно начинать! — восклицает отец.
— Но еще нет и полшестого! — удивляется Катрин.
— Верно. Да мы проделали долгий путь, замерзли и хотим есть, — ворчит отец.
— Суп очень горячий, — предупреждает мать и наливает всем.
Отец не поднимает глаз от тарелки. Катрин, как всегда, сидит напротив.
Она могла бы сейчас сказать: на месте отца за столом сидел два дня назад некий господин Бодо Лемке. Тогда и отец, и Габриель подняли бы глаза от тарелок. Катрин при этой мысли легонько улыбается. Это замечает только мать и улыбается ей в ответ.
— Вкусный суп, — хвалит Катрин.
— Мы привезли его из лесу. Поэтому-то он и вкусный, — констатирует отец.
Габриель наливает отцу пива в стакан.
— Вот хорошо — не слишком теплое, не слишком холодное, — доволен отец.
— А кока-колу я охотнее пью ледяной, — едва ли не с вызовом вставляет Катрин.
— Неразумно, — осуждающе качает головой отец, — так недолго желудок вконец испортить. А ты только-только выздоровела.
— Ну, не так уж я часто болею!
— Хватит болтать, ешьте суп, у меня еще полным-полно, — пытается утихомирить спорщиков мать.
После небольшой паузы отец говорит:
— А в лесу было все-таки очень хорошо!
— Мне бы тоже надо отдохнуть!
Мать и Катрин с удивлением глядят на Габриель.
— Возьми в счет отпуска несколько дней, домик свободен.
Еще ни разу не предлагал Дитер Шуман старшей дочери домик, всем известно, что Габриели этот домик в лесу глубоко безразличен.
— Вот и отлично, — Габриель прямо-таки в восторге. — Мы обмозгуем это предложение, да-да.
«Мы обмозгуем, — думает Катрин, — это она, конечно, Лемке имеет в виду».
Отец с матерью, кажется, и не слышат этого «мы» или не хотят слышать.
— Ты была у врача? — спрашивает отец у Катрин.
— Нет.
— Но ведь для этого ты уехала раньше!
— Не для этого, — возражает Катрин.
— А для чего?
— Мне нужно было быть в городе.
— Н-да, мы сегодня видели, для чего тебе нужно было быть в городе.
— Ну, ладно, ладно, Дитер, — вмешивается мать.
— Ничего не ладно, — волнуется отец.
— Я хочу еще супу, — просит Катрин.
Что с отцом? Она еще никогда не видела его таким.
— А что сегодня по телевидению? — спрашивает Габриель.
— Ничего особенного, — ворчит Дитер Шуман, — как всегда, ничего особенного.
— Может, для тебя ничего, — возражает мать, — а я посмотрю детектив.
Катрин отправляет в рот ложку за ложкой, хотя, вообще-то говоря, она сыта, не следовало ей просить добавки.
Отец берет пиво и уходит из кухни.
— А суп твой и правда вкусный, — говорит Катрин матери.
— Что с тобой сегодня? — возмущается Габриель.
— Тебе бы вообще молчать надо, да, тебе.
— Ну так я тоже уйду. Вам спокойнее будет, — язвительно бросает Габриель и уходит из кухни.
Катрин робко спрашивает:
— Что я такого сделала?
— Да ничего. Просто им кажется, что ты изменилась.
— Тебе тоже?
— Да, но я считаю, что это в порядке вещей. А к отцу тебе надо быть внимательнее, слышишь?
Катрин отодвигает тарелку.
— Кто этот парнишка в метро? — интересуется мать.
— Тот же, что на катке.
— Ах вот, тот самый. Он из Берлина?
— Да. Он так со мной возился, а ведь не был виноват.
— Ты мне это уже говорила.
— А вы что, очень беспокоились?
— Отец стал несносным. Даже от любимого подледного лова не получал удовольствия.
Катрин поднимается.
Мать задумчиво смотрит на нее.
— Как к тебе отнеслась Габриель?
— Нормально.
— Правда?
— Я познакомилась с ее новым другом.
— Он был здесь?
— Да.
— А теперь она хочет ехать с ним в домик. Что он за человек?
— Не очень молодой, но веселый.
— Веселый?
— Да, рассказывает охотно и много.
Мать убирает посуду в мойку, Катрин ей помогает.
— Так оно и бывает. Если у тебя дочери, парни не заставят себя ждать.
Позже, у себя в комнате, Катрин раздумывает над словами матери. Ей тоже не пришлось ждать парня. И этот парень — Франк, который сейчас где-то на пути в Штральзунд.
Поезд мчит сквозь темноту ночи, купе освещено. Соседка уютно устроилась в углу и поглядывает на Франка; он, Франк, думает о ней, о Катрин.
В этот вечер отец не зашел к Катрин. По она этого и не заметила.
Мать сказала, будто она изменилась.
Неужели это так?
5
Март кончается, начинается апрель.
Кто вспоминает сейчас о снеге.
Мопед — отличная машина. В огромном городе он значительно сокращает расстояния. От Симон-Дахштрассс до Вильгельмру, оказывается, рукой подать, а оттуда в двух шагах одно из озер в северной части Берлина, окруженное лесом. Франк любит эти поездки — а Катрин любит Франка. Он привез ей шлем, и шлем этот лежит в ее комнате на шкафу; всякий, кто входит, не может его не заметить. Мать, та заглядывает к ней время от времени. Но отец обходит комнату младшей дочери стороной.
У Габриель полно хлопот с Бодо. Тот явно домогается ее расположения. А может, это Габриель добивается его расположения? Над всем этим раздумывает мать.
Для Катрин многое изменилось.
В школе — а это жуть сколько часов в день — ей приходится подавлять мысли о Франке.
Иной раз ей представляется, что она сидит в своем классе совсем одна, отгороженная ото всех некой тайной, некими особенными переживаниями. Ей и в голову не приходит, что у других ребят тоже могут быть подобные переживания, вот хоть, к примеру, у ее соседки но парте, у Марлис.
Мальчишки с их дурацкими шутками и чудными хобби не интересуют Катрин. Она не слушает их, а когда они отпускают ехидные шуточки или зубоскалят, она в лучшем случае снисходительно улыбается.
В ответ мальчишки только плечами пожимают. Что возьмешь с такой кривляки!
Уже не один месяц длится такое странное состояние у Катрин, девочка живет сегодняшним днем.
А ведь им всем предстоит в самом скором времени прекрасный праздник, праздник совершеннолетия. Ах, да-да, в одно из воскресений.
Охотнее всего Катрин каждый день ездила бы с Франком на мопеде, держалась бы за него, уткнув лицо в скользкую кожу его куртки. А мимо пролетали бы дома и улицы, сады и леса. За городом, у молодой сосновой рощицы, они как-то раз наткнулись на вышку, с которой открывался вид на далекие луга и маленькое озерцо. Франку там понравилось, они часто туда ездят и, взобравшись на вышку по шаткой лестнице, сидят на узкой площадке, тесно прижавшись друг к другу. Франк рассказывает ей разные истории, его голос смешивается с шумом ветра и шорохом сосен.
Катрин живет где-то вне окружающего ее мира, который до сих пор имел для нее такое большое значение.