Аделия Амраева - Футбольное поле
Интересно, мама меня любит? А если любит, почему не разрешает заниматься тем, чем я хочу? Почему решает всё за меня?
Она боится. Из-за папы боится. Я просто объясню ей, что никогда не стану таким, как он. Что всегда буду её любить и всегда буду рядом с ней. Ещё скажу, что не могу без футбола. Тогда она поймёт, тогда она разрешит мне играть.
Успокаиваюсь. Глаза закрываются. Валюсь набок и ударяюсь локтем. Сопротивляюсь сну. Но он сильнее. Во сне я обычно побеждаю, почему бы не поспать? Бросаю взгляд на лобовое стекло. Скорость увеличивается. Мы выезжаем на встречную полосу. Смотрю на Рената. Он упал на руль и скатывается куда-то влево. Мой сон улетучивается тут же. Впереди дерево, я прячусь за передним пассажирским сиденьем и кричу:
– Ренат!
Удар. Страшный. Я ударяюсь головой об дверь и всем телом впечатываюсь в сиденье. На мгновение перестаю слышать и видеть. Отряхиваю голову. Смотрю вперёд. Весь удар пришёлся на водителя. Ренат лежит на руле, с головы капает кровь. Дотрагиваюсь до его плеча:
– Ренат!
Он не шевелится. Откуда-то подходят люди. Они собираются вокруг машины. Я слышу голоса:
– Живой?
– Не знаю, дверь не открыть. Если только с той стороны.
– Там сзади ребёнок!
– Скорую вызвали?
Меня вытаскивает из машины какая-то женщина.
– Ты в порядке? Где болит? – спрашивает она.
Молчу и смотрю туда, где Ренат. Мужчина залез в машину со стороны пассажира.
– Не получится. Он зажат, – говорит он хрипло.
– Мальчик, тебя как зовут? – женщина гладит меня по голове.
– Д… Ди… Дима… – язык меня не слушается. В горле застрял ком, какой-то колючий. И голова гудит, как будто между ушами пролегла железная дорога, а по ней едет товарняк.
– Дима, Димочка, – женщина отводит меня в сторону, чтобы я не видел машины. Обнимает. – Димочка, ты телефон домашний знаешь?
Я начинаю медленно ощупывать карман. Мобильника нет. Хочу пойти к машине, но женщина меня не пускает.
– Там, – шепчу. – Там… Мой телефон, он там… – Я начинаю вырываться и кричать: – Пустите! Мой телефон там, там мой телефон!
Женщина ласково шепчет:
– Тише, тише, малыш.
Кричит кому-то:
– Телефон сзади поищите кто-нибудь! – обнимает меня крепче, садится на землю и тянет к себе на колени. Я перестаю вырываться. – Сейчас принесут телефон, Димочка, сейчас.
Я начинаю плакать.
Кто-то приносит воды. Я отворачиваюсь, хочу спрятаться, хочу ничего не слышать. Хочу не слышать этих голосов.
– Он дышит хоть?
– Вроде да. Только ему ноги зажало.
Мужские голоса назойливо продолжают звучать. Продолжают бить по мозгам, молотком забивать в него гвозди.
– Там впереди телефона не видно? Сзади его нет.
– Впереди только кровь.
– Сколько крови!
– Да когда же приедет скорая? Он же кровью истечёт!
– Едет уже, не истери! Всё равно его вырезать надо!
Вокруг собирается толпа. И все говорят, все глазеют. Я ещё крепче прижимаюсь к женщине.
– А машина не взорвётся?
– Не переворачивалась же, не должна.
К мужским голосам добавляются женские. И голосов всё больше и больше.
– Бедный мальчик, молодой совсем.
– Как же он так?
– Да на встречку выехал на скорости, а потом в дерево.
– Пьяный, что ли?
Я затыкаю уши и начинаю реветь в голос. Начинаю пинаться и отбиваться от всех. Замолчите! Замолчите же!
– Малыш, успокойся, – женщина обхватывает меня, я бью её, но она всё равно держит. – Тихо, тихо…
– Вот телефон, – кто-то подбегает и протягивает мне мой мобильник.
Я хватаю его, но не могу включить, пальцы не слушаются. Женщина нажимает на кнопку. Время тянется, как урок математики. Вот наконец появилась заставка. Вот телефон включился. Появилась сеть. Судорожно ищу мамин номер. Приходят сообщения, одно за другим. Не обращаю на них внимания. Идёт вызов, слышу гудки. И гудки эти пробиваются сквозь гул наковальни в моей голове.
– Дима, ты где? – кричит мама.
– Мама, – я плачу. – Мама, мамочка, мама, забери меня домой, пожалуйста-а-а-а…
Женщина хочет взять у меня телефон, я бью её по руке и кричу, кричу:
– Мама, я хочу домой!
– Димочка, сынок, успокойся. Ты где?
– Мама, я домой хочу, забери меня отсюда, – не успокаиваюсь я.
Женщина шепчет:
– Дима, дай мне телефон, я скажу маме, куда приехать, – она снова хочет забрать мобильник, я не отдаю. – Дима, солнышко, я просто объясню маме, как до нас доехать. И мама сразу приедет. Хорошо? Ну, дай тёте телефон.
Я медленно отпускаю мобильник и прижимаюсь к женщине. Гул и стук в голове не прекращаются. Женщина недолго говорит с мамой, потом подносит мне телефон к уху:
– Сынок, я скоро приеду. Слушай тётю.
– Мама, мама, мама…
– Я скоро приеду, сынок, потерпи. – Гудки.
Я никак не могу успокоиться. Во мне словно набухла туча, которая вдруг разразилась дождём. Женщина снова обняла меня и стала что-то причитать. Вдали послышалась сирена.
Гол в раздевалку
Открываю глаза.
Снова больница. Мама сидит рядом, держит меня за руку и плачет.
В висках пульсирует.
Хочу осмотреться, но свет с улицы больно бьёт в глаза. Пульсирует всё сильнее и сильнее.
– Димочка, миленький, – мама гладит меня по голове. – Радость моя, жизнь моя, как же я тебя люблю!
Я смотрю на маму. Она любит меня! Любит!
– Димочка, – она размазывает по щеке слёзы. – Я так тебя люблю, так люблю…
– Мам, – говорить почему-то трудно, – не плачь. Я тоже тебя люблю! Очень-очень!
Но мама начинает рыдать, роняет голову мне на руку.
– Мамочка, ну не плачь! – повторяю я снова.
– Не плачу, миленький. Не плачу, мой хороший.
Голова болит. Закрываю глаза и вспышками вижу то, что произошло. Дерево освещается фарами, глухой удар, звон стекла и… Ренат весь в крови… Хочу подняться.
– Димочка, нельзя, – мама укладывает меня обратно. – Лежи.
– Ренат, – мои губы дрожат. – Он живой?
– Живой, живой. Он в реанимации, Димочка, – мамин голос успокаивает. – Как ты поправишься, мы его навестим.
У мамы звонит телефон. Она хватает сумку, чуть не всю её выворачивает на пол, пока не находит мобильник.
– Да? – она снова начинает плакать. – Оленька, Олечка, ой… Да… Не спрашивай… Чуть не потеряла, понимаешь? – встаёт и начинает ходить по палате. Голова гудит.
– Оленька, ты приезжай, а? Мне так плохо! Ренат? – мама бросает взгляд на меня и продолжает шёпотом: – Плохо. Очень плохо. Тётю Зарину уже под капельницу положили, а дядя Чингиз… Да. Никакой. Ходит по больнице и кричит, что он во всём виноват. Что никогда себе не простит… Клоками волосы на голове рвёт. Да… Ой, Оленька, ужасно, ужасно всё. Только сейчас поняли, как сын им дорог… – мама всхлипывает. – Я вот тоже чуть не потеряла… А? Хорошо.
Мама снова рядом со мной. Улыбается. И плачет.
– Тётя Оля передаёт тебе привет. Она скоро придёт.
Через пять дней меня выписывают. Из палаты мы сразу идём в хирургическое отделение, к Ренату. Его недавно перевели из реанимации. Мама сказала, что он постоянно проваливался в кому. Всё это время в больнице были его друзья. Но самое главное, приехала вся семья Алимжановых.
У палаты на банкетке сидит дядя Чингиз. Кажется, он поседел ещё больше. Волосы торчат в разные стороны. Он оброс, под глазами появились мешки.
– Дядя Чингиз, – обращается к нему мама. – Как он? Что врачи говорят?
Он смотрит пустыми глазами на маму, потом на меня.
– Дима, – стонет он и обнимает меня.
К нам подходят Даулет и Эля. В руках у них пакеты с продуктами. Оба какие-то замученные. Эля вообще весь растрёпанный.
– Ну что за вид, Чингиз ага[7]! Всё обошлось уже, – Даулет садится на корточки перед дядей Чингизом. Тот обнимает его тоже и снова плачет. – Успокойтесь, ага. И ходить он будет, врач сказал. Мы его на ноги быстро поставим!
– Это точно! – Эля хлопает дядю Чингиза по плечу. – Вы к нему заходили?
Дядя Чингиз отрицательно мотает головой. Встаёт и идёт к окну. Эля хочет что-то сказать, но Даулет жестом останавливает его. Подмигивает мне:
– Выздоровел, футболист?
Я с испугом смотрю на маму. Она натянуто улыбается.
– Мы не навещали тебя, ты уж прости, – продолжает Даулет. – Чуть Рената не потеряли. Всё это время боялись и ждали: выкарабкается или нет.
– Да и тётя Зарина с дядей Чингизом плохи были, – подхватывает Эля. – О Дилярке вообще молчу. Вместе с тётей Зариной откачивали.
– Эля! – Даулет строго смотрит на Элю и виновато – на маму.
– А Тимка? – спрашиваю. – Как он?
– Тимка – мужик. Настоящий. Он нам помогал. – Эля берёт у Даулета пакеты.
– Рен, как очнулся, о тебе спрашивал. – Даулет открывает дверь в палату. – Пойдёшь с нами?
Я смотрю на маму.
– Ты иди, сынок, – она подталкивает меня в спину. – Я с дядей Чингизом побуду.
В палате я сразу вижу две кровати. На одной из них кто-то лежит, а рядом сидит женщина. Третьей кровати, у окна, почти не видно. Там тётя Зарина, Дилярка, Тимка, тренер футбольной команды и какая-то женщина.
