Кристине Нёстлингер - Само собой и вообще
У моей сестры голова просто не приспособлена к учебе. Не буду хвастаться, но она необразованней, чем я, который на три класса ее младше.
Во-вторых, ей приходится каждое утро ездить в школу вместе с Шустриком и всю дорогу в набитом трамвае терпеть его нытье.
В-третьих, теперь ей часто приходится сидеть с Шустриком по вечерам. В этом, правда, ей помогает Вуци. Мама ведь вечером уходит. С неким доктором Цвикледером. Он консультирует маму насчет налогов, но Карли думает, что речь тут идет о чисто личных делах. Потому что налоги такой лавчонки, как у мамы, незачем обсуждать во всех деталях по три раза в неделю. Карли эти вечерние встречи не по душе. Не в принципе, а просто потому, что ей не нравится Цвикледер.
В-четвертых, мама, когда она дома, все время хмурая и печальная. Чтобы заснуть, она принимает две таблетки снотворного. Иначе тяжелые мысли о магазине не дают ей расслабиться. А Тереза-Шарлотта, как сказала Карли, больше знать ничего не хочет о шерсти и вязании и требует назад деньги, которые она внесла в дело. И она имеет на это право, потому что так составлен договор, заключенный между ней и мамой!
В общем, как ни крути, дело дрянь! Но это еще не повод, чтобы Карли с ненавистью смотрела на меня и говорила: «А ты вовремя почуял, что к чему, и успел смыться!»
Ну вот, приехали! Сначала прогоняют меня, игнорируя мои самые насущные потребности, а потом утверждают, что я удрал сам, по чисто эгоистическим соображениям! На самом деле я — чистый финансовый плюс в мамином бюджете, потому что папа все равно переводит маме столько денег, сколько было решено при разводе, а судья включил в эту сумму и расходы на меня!
Я только хочу знать, думает ли мама так же, как Карли. С тех пор, как я ушел из нашего опустевшего дома, я маму больше не видел.
Вчера я решил зайти в вязальный магазин. По мнению Вильмы, мне не стоит уклоняться от встреч с мамой. У мамы, сказала она мне, жизнь тяжелая. А то, что она — хорошая, понимающая женщина, заметно уже по тому, что она не стала тащить меня к себе назад силой. А вполне могла бы, считает Вильма. Но мама не сделала этого, потому что любит меня.
Кстати, о любви! Любовь папы и Вильмы что-то не слишком похожа на медовый месяц воркующих голубков. Я живу здесь всего неделю и уже не раз чувствовал приближение кризиса в их отношениях, дважды они даже слегка поругались! Вильма отнюдь не такая терпеливая, как наша мама. Если ее в папе что-то не устраивает, она сразу же весьма темпераментно сообщает ему об этом. Папа сказал мне, что они с Вильмой должны сначала притереться друг к другу и научиться спорить цивилизованно. Они ведь живут вместе только с тех пор, как переехали на эту квартиру. Встречаться вечером, а в полночь снова расставаться, сказал он, гораздо легче, чем по-настоящему жить вместе.
А Вильма сказала мне, что за несколько недель, прожитых в новой квартире вместе с папой, она открыла в нем черты, о которых и не подозревала все три года их знакомства. Судя по тону, эти черты ее не очень-то обрадовали. Я сильно удивился, узнав, что они с папой «близко» знакомы уже три года, и сказал об этом Вильме. После этого мы долго говорили о ее отношениях с папой. Бедная Вильма испытывает сильнейшее чувство вины перед мамой. Она заверила меня, что целый год не поддавалась на папины ухаживания, потому что не хотела ставить под удар семью с детьми. И только когда ей стало ясно, что брак моих родителей все равно дышит на ладан, она перестала испытывать угрызения совести.
Но вернемся к маме и к моему визиту в магазин.
Я подождал перед магазином, пока внутри не осталось покупателей. Ждать пришлось довольно долго, потому что эти дуры-клиентки не просто покупают пару клубков шерсти, они еще листают журналы по вязанию, просят маму нарисовать им выкройку и объяснить, как вязать узор. Так может продолжаться целую вечность. Наконец магазин опустел, и я вошел внутрь. Мама старательно делала вид, будто между нами ничего не произошло и все супер-о’кей. Я отвечал тем же. Потом из квартиры в магазин спустился Шустрик, который никак не мог справиться с задачей по арифметике. Я объяснил ему решение, а когда закончил, в магазине снова была покупательница. А вслед за ней приперлись еще две. Тогда я ушел, потому что не имело никакого смысла сидеть там и смотреть, как мама растолковывает им вязание узоров. Но теперь, по крайней мере, я точно знаю: мама на меня не сердится!
Папа — очень хороший человек. И Вильма — очень хороший человек. Но еще, глядя на папу и маму, я понял, что два хороших человека не обязательно будут гармонировать друг с другом. И с каждым прожитым здесь днем мне становится все яснее: из папы и Вильмы тоже не получается гармоничной пары. В первые вечера после моего переезда они великолепно владели собой, но теперь, когда, так сказать, снова настали будни, они этим больше не утруждаются. А пьесу, которую они разыгрывают, я выучил еще дома. И в некоторых сценах вполне мог бы суфлировать!
Папа говорит: «Ну, главное, у мадам есть причина поворчать!»
Вильма говорит: «А чего ты злишься? Посмотри хоть раз в зеркало на свое лицо!»
Папа говорит: «Мое лицо — это мое личное дело!»
В этом месте, если бы Вильма забыла текст, я мог бы продолжить: «Но только до тех пор, пока я не обязана на него смотреть!»
А потом папина реплика: «Ладно, могу уйти, раз тебе мое лицо мешает!»
И еще раз за Вильму: «Ну, здорово! Нашел наконец причину для ухода!»
И вот я теперь думаю: что же я могу вынести из этих новых наблюдений за семейной жизнью?
Что все мужчины и женщины, когда ссорятся, употребляют одни и те же слова? Или что мама с Вильмой — психологические близнецы?
Наверно, мне надо испробовать затычки для ушей! Но они страшно раздражают. Однажды, еще дома, я заткнул уши затычками, потому что Карли на всю громкость врубила романтическую попсу, прямо как на стадионе. Затычки, конечно, заглушают окружающие шумы, зато человек начинает очень хорошо слышать самого себя, а это ужас как противно. Во мне что-то стучало и шуршало, тикало и шелестело, звенело и ворчало. Наша Бабушка, которая всегда спит с затычками, потому что живет на шумной улице, сказала, что это пройдет, это только сначала трудно, а через несколько дней я привыкну к своим внутренним шумам и перестану их слышать. Но тогда я бы и Шустрика выдержал! И можно было не переезжать к папе и не расстраивать маму до такой степени.
Мало-помалу мне все это начинает надоедать! Полчаса назад вернулся домой папа, десять минут назад — Вильма. И что мы имеем? Ну, догадались? Правильно, ссору! Потому что Вильма позвонила папе в офис и попросила его по дороге домой купить колбасы и пива, поскольку ей пришлось задержаться сверхурочно. Папа отказался идти в магазин и еще возмущался, что ему придется ехать домой на трамвае. Дело в том, что обычно Вильма заканчивает работу раньше папы и заезжает за ним на своей машине. Они оба считают своим долгом беречь окружающую среду и не загазовывать понапрасну воздух двумя машинами.
Вильма как молния ворвалась в квартиру и сразу предложила всесторонне обсудить папино поведение. Но папа сказал только:
— Да не нервничай ты так! Пойдем лучше в ресторан. Ну такой уж я, не люблю ходить по магазинам.
— Да уж! Ты настоящий мачо, черт возьми! — прошипела Вильма.
Папа в очередной раз сказал:
— Ну, главное, у мадам снова есть причина поворчать!
За этим последовали «кислое лицо» и «личное дело», которым является кислое лицо, а потом — что он мог бы уйти, если ее не устраивает его лицо, а потом — как это здорово, что он наконец нашел причину для ухода.
И тут папа ляпнул:
— Ну ты, корова, да послушай меня хоть разок!
Те же самые слова, какие он сказал маме, когда они ссорились из-за меня, Бимса и вызова в школу, и с той же самой интонацией!
Вильма — просто невероятно — ответила на это:
— Послушать? Да как же можно требовать этого от коровы?!
Может, Вильма брала уроки у моей мамы?
Не мало-помалу, а безумно быстро мне все это надоело окончательно!
Последняя точка над «i» была поставлена, когда ко мне в комнату заглянула Вильма. Уже в плаще. Этим она отличается от мамы. Мама после ссоры всегда оставалась дома, подавленная и печальная, а Вильме, наоборот, хочется светской жизни.
— Ани, скажи, пожалуйста, твоему отцу… — начала она.
Но я прервал ее:
— Я вам все равно не курьер!
Скорее всего, она не поняла, что я имею в виду. Но по крайней мере подождала столько, сколько мне понадобилось, чтобы побросать в сумку самые необходимые вещи. Потом Вильма отвезла меня на новую квартиру к маме. По дороге она сказала, что ей ужасно жаль, что все так вышло. Я уверен, она сказала это всерьез. Как и то, что я могу в любое время вернуться. Даже если папа однажды уйдет, и Вильма будет жить в квартире одна. Она, по-видимому, считает такой исход возможным! Во время разговора до меня вдруг дошло, что я, по существу, поселился на квартире вовсе не у папы, а у Вильмы. Квартиру снимает она. По-моему, невероятно тактично, что она ни разу этого не подчеркнула. Если бы я это знал, то никогда бы не попросился к ним жить!