Другая осень - Валерий Михайлович Воскобойников
Но Галя даже не обратила на это внимания. Она наклонилась над Гришей, пыталась поставить его на ноги, а у него изо рта выливалась грязная вода и всё левое ухо было забито грязью, и он не стоял, падал, хоть глаза и были открыты. И Галя подумала, как же ей попадёт теперь от мамы и от папы и за мокрую одежду, и за грязь, и за всё, что случилось.
Какие-то взрослые люди оттеснили её, что-то делали с Гришей. Другие продолжали суетиться у воды, зачем — Галя не могла понять. А с моста, с берега, отовсюду бежали.
Гриша сидел уже там, удивлённо таращась на окружающих, а какой-то человек в военном отталкивал всех от него и кричал:
— Воздуху дайте! Дайте воздуху парнишке!
Гришу несколько раз вырвало, он даже не вставал. А потом он вдруг затрясся и громко-громко заплакал.
— Раз ревёт, значит, ожил, — улыбнулся военный.
А у воды люди продолжали суетиться. И только тут Галя поняла, что они ищут старика Бовина.
И вдруг они закричали разными голосами:
— Вон он! Он! На том берегу!
И Галя увидела, что старик Бовин бежит по тому, противоположному берегу в мокрой одежде, а параллельно ему по берегу, Галиному, бегут люди и что-то кричат ему, просят остановиться. Старик бежал вприпрыжку, странно выкидывая ноги, он добежал первым до Лавровского моста № 2 и убежал в сад, который местные жители называют митрополичьим. Из сада был ход прямо во двор, домой.
В это время примчались две «Скорые помощи». Люди подхватили Гришу. Две женщины повели следом Галю; она не сопротивлялась, ей говорили какие-то тихие ласковые слова. А Кармен, когда и его тоже хотели посадить в машину, вдруг закричал, вырвался и отбежал в сторону.
Шофёр захлопнул двери, и машина тронулась.
Галя сидела на кожаном сиденье рядом с молодой санитаркой. Гришу раздели, завернули в одеяло и зачем-то положили на носилки, а носилки подвесили между стен. Он лежал там, а с его одежды около Гали растекались по полу лужи. Машина круто повернула, и Галя чуть не соскочила с сиденья, чуть не упала в эти лужи.
В больнице Галя сидела в специальной комнате. А Гришу, закутанного в одеяло, куда-то унесли.
Строгий доктор в очках записал всё, что рассказала ему Галя о катании на плотах. Ещё он записал про все болезни, которыми болел Гриша. Галя хотела рассказать и про Бовина, но в последний момент удержалась.
Потом привели назад Гришу. Он был в больничном халате. Длинный линялый халат тащился бы по полу, если бы Гриша не поддерживал его руками. Гриша был чистым и даже улыбался. Галя испугалась, что теперь его положат в больницу, — значит, от мамы попадёт ещё больше. Но следом молодая санитарка вынесла Гришину одежду. Одежда была выжата, и с неё теперь вода не текла.
Их вывели на улицу, посадили в ту же «Скорую помощь» и повезли домой.
По дороге Гриша показал на руке жёлтое пятно. Это ему сделали укол и смазали йодом.
Дома никого ещё не было, даже Серёжи. Молодая санитарка уложила Гришу в постель, взяла халат и уехала.
Вечером
Маме не пришлось ни о чём рассказывать. Она узнала о случившемся во дворе, когда шла домой.
— Это всё улица! Всё улица! — плакала мама вечером. — Я вам сколько раз говорила: гуляйте втроём. Из-за вас человек мог лишить себя жизни!
Галя и Гриша сидели рядом на диване, опустив головы.
Папа не пошёл в авиамодельный клуб, остался дома и нервно ходил по квартире.
— Но вы скажите, что больше не будете. Дайте мне такое обещание! — повторял он.
И Галя с Гришей отвечали:
— Не будем, мы не будем больше.
У них можно было и не спрашивать. Уж точно — в эту осень они больше на плот не полезут.
Но папа через несколько минут снова им говорил:
— Дайте мне обещание! Твёрдое человеческое слово!
И Серёжу тоже никуда не пустили, хотя он-то, казалось, был и не виноват.
Его оставили дома, запретив выходить на улицу без разрешения.
Потом мама и папа надели пальто и, пошептавшись, ушли из квартиры на час. Через час они вернулись с большим тортом. Мама пошла наверх к старику Бовину, долго стучала в его дверь. Но никто к двери не подошёл, хотя иногда маме казалось, что в комнате Бовина кто-то ходит, а потом она услышала даже кашель.
Утром
Утром по радио диктор прочитал объявление:
— Управление милиции сообщает, — это диктор прочитал строго: — Вчера ученик первого класса Гриша Костров и его сестра, ученица третьего класса Галя Кострова, вместе с мальчиком, фамилия которого не установлена, катались на плоту в районе реки Монастырки. В результате несчастного случая ученик Гриша Костров упал в воду и стал тонуть. На глазах всех прохожих пожилой мужчина в чёрном костюме прыгнул с перил Лавровского моста номер один в воду и спас погибающего школьника. Фамилия пожилого человека осталась неизвестной. Всех свидетелей происшествия городской отдел управления милиции просит позвонить по телефону двенадцать-ноль семь-тридцать девять. Не отпускайте малолетних детей без присмотра на улицу! — снова строго закончил диктор.
— Достукались, доигрались! — сказала мама. — На весь город меня ославили.
— И меня тоже, — вставил папа. — Мне выговор могут дать по профсоюзной линии.
— А всё улица! Кто это был с вами третий, опять Кармен?
Галя кивнула.
— Жаль, в школу опоздаете. Я бы вам показала Кармена! Нет, придётся найти его родителей. Придётся им объяснить, как воспитывают детей!
Сегодня Гале страшно было подходить к школе. Сразу подбегут, начнут спрашивать, что и как. А что она скажет хорошего. «Может, к врачу пойти, сказать: зуб болит. Пусть даже здоровый вытащат, лишь бы не ходить в школу».
Но у самого входа, на улице, Галю ждала старшая пионервожатая.
— Ой, Галочка, — сказала она неожиданно добрым голосом, — что же ты наделала. Педсовет из-за вас собирают. А я так хочу, чтобы ты стала пионеркой.
Галя чуть не заплакала сразу. И старшая пионервожатая добавила:
— Ты не волнуйся. Постараюсь тебя отстоять. А за плот я тебя ещё буду ругать.
И она погрозила пальцем.
Борисов и Оля Сорокина
На первом уроке Борисов подтолкнул Серёжу и придвинул ему промокашку.
— Смотри, я стих написал.
На промокашке было написано вот что:
На луне подрались
