Анна Овчинникова - Сламона

— Уходите! — громко сказал он.

Его голос гулко прокатился по маяку, следом пробежал быстрый невнятный шепот и стих у дальней стены.

— Я закрыл для людей путь на север, серый туман больше не появится в Запределье, но Ассагардон мне не удержать!

Маг открыл бешеные от усталости глаза, каминное пламя зажгло в них яркие красные точки — и снова все на необъятном пространстве между высоких каменных стен услышали хриплый надорванный голос:

— Корабли Конрада уже входят в Лунную Гавань! Лучше уходите за камин, пока пушки не начали палить по маяку.

Маг Теварец дунул на каминные угли, они отозвались короткой усталой вспышкой.

— Я продержу ветер еще несколько минут, но торопитесь! Уходите, не медлите!

Камин погас, и погасли почти все костры.

На маяк обрушилась темнота.

Еще секунду в ней горели редкие огоньки — но вот как будто всесокрушающий вихрь рванулся от порога к камину и загасил последние костры и все глаза, тоскливо светящиеся во мраке.

Маяк потряс душераздирающий рев — наверное, кто-то наступил на хвост дракону в общей спешке и неразберихе. Вихрь отшвырнул Дэви к стене, Дэви вжался в нее, прикрывая голову руками…

А вокруг что-то рушилось и трещало, в пол впечатывались огромные ножищи, его волосы задевали чьи-то быстрые крылья, пол под ним проваливался и трясся…

И вдруг на смену всему этому пришли покой и тишина, которые были еще страшней, чем рев и топот.

— Дэви, где ты?! Откликнись, охэй! — прогремел вдалеке голос Рыцаря-Бродяги, но Дэви не успел отозваться на тревожный вопль своего крестного.

Пушки всех человеческих кораблей выпалили по маяку Великого Мага, и в тот же миг колдун Конрад швырнул в маяк всю мощь своего Кровавого Кристалла, впитавшего в себя магическую силу тысяч убитых Древних. Триста ядер, окропленных святой водой, разом ударили в старую башню, и она рухнула, похоронив под обломками Дэви и мага Теварца — единственных людей в маяке, и единственных, кто не ушел в надежное убежище за камином…

— …Господин! Как вас там… Уймите вашего мальчишку! С ума можно сойти… Третий час ночи!

— А?.. Что?.. Хрр… Гм!..

Господин Пак на секунду перестал храпеть, отвернулся к стене, укрылся с головой одеялом и захрюкал снова.

И господин с верхней полки упрятался обратно в темноту и сердито затих.

Джон досчитал до ста и еще раз до ста и только тогда рискнул высунуть нос из-под одеяла: вокруг было тихо, синие ночники под потолком уже погасли, по потолку пробегали блики заоконных огней…

Если тип с верхней полки не наврал и сейчас действительно два часа ночи, значит, до Мурленбурга остается ехать еще шесть с лишним часов. Семь часов жизни — много это или мало?

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Предел, Запределье. Маг Стрелы

Я не такой, как все —ну что поделать с этим?Напутал, видно, богв один несчастный час,и вот теперь хожуне по родной планете,а по чужой Землесреди машин и вас!

Брожу среди людей —на черти что похожий,смотрю не так, как все,смеюсь не так, как все!Нелепый и смешнойдля кошек и прохожих,и тем, что я живу —уже дразню гусей…

— Ну вот, добрались наконец! — облегченно вздохнул господин Пак, прочитав табличку на узорчатой железной ограде. — Эй, Джонни, проснись, посмотри на свои новые владения! Да, это тебе не то что наш бетонный дворик три на четыре метра, это же просто рай!

Мильн вскинул голову и одарил воспитателя непередаваемым взглядом: так несчастный смертник мог бы взглянуть на садиста-палача, предложившего ему полюбоваться красивым видом с эшафота.

Господину Паку нестерпимо захотелось шлепнуть смертника по затылку (может, хоть это немного его расшевелит?), но он только крепче сжал руку Мильна и втащил его в калитку, ведущую «прямо в рай»…

За последние сутки воспитатель вымотался так, словно помогал Сизифу вкатывать на гору его булыжник, а не путешествовал в удобном купе вместе с очень послушным и очень тихим малышом. Все дело было как раз в том, что малыш был слишком тихим и слишком уж послушным! Лучше бы он всю дорогу упирался, скандалил, вопил: «Я туда не хочу!», пытался рвануть стоп-кран и устраивал сидячие забастовки в вагонном туалете, — как делал, скажем, пару лет назад Карл Кранц по дороге в Брадж… Как, в общем-то, и должен вести себя мальчишка, которого везут в чужой город, в незнакомую страшную спецшколу.

Но с Мильном все обстояло гораздо хуже. Он не буянил, не спорил, не бился в истериках, но всю дорогу был таким сверхпокорным, сверхтихим и сверхмолчаливым, что даже за оградой спецшколы господин Пак не рисковал выпустить его руку. Хорошо хоть, скоро вся эта нервотрепка должна была закончиться: не пройдет и часа, как он сдаст парня здешним преподавателям, завтра к утру вернется в Госхольн, скоро примет новую младшую группу и привычно закрутится в водовороте новых лиц, новых имен, новых характеров и новых проблем… Пока Джонни Мильн будет помаленьку обживаться на новом месте и зализывать свои житейские раны. Можно держать пари, что в таком безмятежном уголке его раны заживут куда быстрее, чем он, господин Пак, успеет запомнить имена всех своих новых воспитанников!

Воспитатель загляделся на фонтан, сыплющий мелкие брызги в бассейн в виде каменной ракушки, — и вздрогнул, когда над парком вдруг раскатился мелодичный низкий звон.

— Донн! — протяжно прогудел невидимый колокол. — Доннн!

После третьего удара двустворчатые двери большого дома из красного киприча распахнулись, и по ступенькам с шумом и гамом запрыгали мальчишки и девчонки, с виду — ровесники Мильна.

Они промчались мимо в вихрях опавших листьев, с разбегу плюхнулись животами на край бассейна-ракушки и с радостным гомоном забултыхали руками в воде.

— Элис, Чак, выньте руки из воды! Тим-ми!

Молодая светловолосая женщина в клетчатом брючном костюме тоже сбежала по ступенькам и зашагала по песчаной дорожке к бассейну.

— Добрый день! — еще издали громко поздоровался с ней господин Пак.

— Добрый день! — женщина улыбнулась такой милой улыбкой, словно была не человеком, а замаскированной под человека русалкой.

— Как тут красиво, просто сказка! — поставив кейс и вытирая пот со лба, сказал господин Пак. — Вот только эти ваши подъемы, уф! Не позавидуешь тем, кто живет внизу, а работает на эдакой верхотуре, особенно толстякам вроде меня…

Женщина снова улыбнулась.

— Зато какой отсюда замечательный вид, правда? И какой здесь воздух, и… И когда же наконец отключат на зиму этот фонтан, о господи?! Хорошо хоть, в бассейне не водятся крокодилы… Элис, что ты делаешь, горе мое, мы же с тобой договорились! А вы, наверное, пришли в гости к кому-нибудь из старших? Тогда вам не повезло — у них сегодня экскурсионный день, они только к вечеру вернутся из Шека…

— Нет, мы сюда не в гости, а насовсем! — благодушно осчастливил ее господин Пак. — Точнее, этот молодой человек — насовсем, а я в качестве, так сказать, э-э… его почетного экскорта. Я — воспитатель госхольнского сиротского дома, Эрнст Пак, а это — Джон Мильн… Юное филологическое дарование. Прошу любить и жаловать!

— Здрасьте… — пискнул Мильн, полыхая багровыми ушами.

— Здравствуй, Джон, — слегка растерянно ответила учительница.

Она и вправду была немного похожа на русалку: такая же длинноволосая, такая же голубоглазая и даже почти такая же милая — и смотрела она на Мильна точно так же, как смотрели когда-то русалки на человеческого детеныша, подкинутого им легкомысленными дельфинами.

— А вы, должно быть… — гудел над головой Джона господин Пак.

— Я Роза Грин, учительница первого класса… Простите, вы сказали, мальчика направили в эту школу? Но разве вы не получили от нас письмо?

— Какое письмо?

Мильн быстро вскинул глаза.

— С извещением, что ребенка нужно привезти не позднее тридцатого августа. Так значит, не получили? — охнула учительница, по-девчоночьи прижав ладонь к щеке.

Теперь Мильн смотрел то на своего воспитателя, то на здешнюю учительницу, которая быстро принялась объяснять, как же их подвел муниципалитет, не закончив к сроку ремонт жилого крыла — поэтому все старшие живут сейчас в пансионате в Шеке, а на младших удалось заключить договор с местным пансионатом, вот почему в Госхольн и было отправлено… Тут господин Пак ее перебил, сказав, что ничегошеньки в Госхольн не приходило! А дальше их разговор стал напоминать перекличку очень рассерженного синего кита с очень сильно растревоженной чайкой…

Пока Мильн не вмешался в беседу старших, дернув воспитателя за рукав.