Бьянка Турецки - Юная модница на балу у королевы
Луиза знала лишь одну женщину, жившую в Версале. Ту печально известную историческую личность, о которой на днях пыталась рассказывать ученикам их смешная учительница истории мисс Моррис. Но этого не может быть. Этот дворец такой красивый, такой безупречный, а дофина, с которой Луиза пила чай, никакая не взрослая женщина. Наверняка она старше Луизы всего на пару лет, и, значит, ей не больше четырнадцати. Разве будущая королева Франции, жена короля Людовика XVI, могла быть… подростком?
Господи! Да ведь это наверняка Мария Антуанетта. И сейчас голова все еще у нее на плечах.
Глава 17
Луиза попятилась от двери, за которой, всего в нескольких шагах от нее, возможно, самая известная в истории Франции женщина мерзла в одной нижней рубашке и корсете, ожидая, когда на нее наденут платье. При открытых дверях!
Потрясенная, Луиза бросилась в свои апартаменты, стуча диковинными каблуками по полу, отчего по всему пустынному коридору разносилось жуткое эхо. Неужели это в самом деле она? Входила ли Луиза, вернее, Габриэлла в круг Марии Антуанетты? Но эта Мария Антуанетта не походила на ту, какой Луиза ее себе представила со слов мисс Моррис. Эта была обычной юной девушкой с прелестным щенком на руках, которая любила играть в прятки и устраивать чаепития в своем дворце. Кажется, она в чем-то была похожа на Луизу. Девочка сразу вспомнила страшный рассказ о Французской революции и о смерти королевской семьи, потрясший их на уроке. А этот Версаль, прекрасный, почти идеальный, вызывал совершенно противоположные чувства. Нелепость какая-то. Казалось, что здесь не может произойти ничего страшного.
Поворачивая блестящую круглую ручку на двери своей комнаты, Луиза молилась про себя, чтобы там не оказалось толпы, чтобы одевать Габриэллу. Она не знала, что делать. Она, конечно, могла бы справиться с корсетом, но это было бы непросто. А как причесываться? Сама она могла только сделать хвост!
Луиза осторожно вошла в комнату с розовыми в золотой цветочек обоями и с белыми панелями и обнаружила там двух служанок в одинаковой красно-бело-синей форме (более царственной расцветки и более официальной, чем у прислуги в Малом Трианоне), которые в ожидании Луизы, то есть Габриэллы, наводили порядок в комнате. Они были там не одни. Дама в светло-коричневом платье с длинными рукавами, уже знакомая ей по чаепитию в саду, весь день не сводившая с нее презрительного взгляда… что-то искала в гардеробной Габриэллы! Она что, хотела ее ограбить?
— Прошу прощения, — кашлянув, сказала Луиза.
Аделаида резко повернулась, очевидно от неожиданности, что было странно, потому что она была в комнате Габриэллы.
— Вы что-то ищете?
Горничные, занятые глажкой шлейфа великолепного изумрудного атласного платья и, казалось, не обращавшие на их беседу никакого внимания, окинули Луизу быстрым любопытствующим взглядом и тут же вернулись к своему занятию. Тоже мне стражи.
Незваная гостья быстро захлопнула резную дверцу и, восстановив спокойствие, с многозначительным видом двинулась на Луизу.
— Excusez-moi, я подумала, что, возможно, вы позаимствовали мои любимые вечерние шелковые перчатки. Я нигде не могу их найти. Видимо, я ошиблась, — ответила, оправдываясь, Аделаида.
— Полагаю, так оно и есть, — неуверенно заметила Луиза.
Почему-то ей показалось, что эта женщина солгала. Но почему? Что она надеялась найти в гардеробной у Габриэллы? Так или иначе, поведение Аделаиды говорило само за себя, и у Луизы создалось впечатление, что та искала отнюдь не перчатки.
— Вам пора подготовиться к вечеру, — поучительным тоном подсказала Аделаида, окинув Луизу быстрым внимательным взглядом. — Солнце скоро сядет, а вы даже не причесаны.
Почему Луиза чувствовала себя так, словно попала в ловушку, как в «Плохих девчонках»[47]? Надменная дама сделала легкий реверанс и, не оглядываясь, вышла из комнаты.
Глава 18
Как только незваная гостья покинула комнату, к Луизе устремились служанки с ворохом прекрасных вещиц ручной работы и какой-то по виду средневековой косметикой. Луиза не успела глазом моргнуть, как с нее, словно с какого-нибудь манекена, сняли лиловое чайное платье и накинули легкий белый пеньюар. Одна из горничных, одного с Луизой роста, но грудастая, как взрослая женщина, встала на деревянную скамеечку и принялась орудовать горячими щипцами (наверное, нагретыми над огнем, поскольку электричества в то время еще не было), укладывая башню из Луизиных кудряшек. Другая, худая и долговязая, покрыла эту башню жирной помадой и обильно посыпала белой пудрой, от которой пахло блинной мукой (возможно, это мука и была). Хотелось бы знать, какой высоты получилась прическа? Луиза подумала, что она, наверное, стала похожа на Мардж Симпсон[48] после происшествия с кексами. Потом горничные воткнули в прическу не меньше сотни шпилек с бриллиантовыми головками, которые вынимали из карманов своих передников.
— А-а-а-апчхи! — громко чихнула Луиза и при этом едва не обожгла лоб о раскаленные докрасна щипцы.
Та горничная, что посыпала ее пудрой, от которой так хотелось чихать, взяла с туалетного столика гигантского размера золотистый горшок с румянами и щеточку, сделанную, похоже, из конского волоса, и нарисовала на уже напудренных щеках Луизы два, как ей показалось, идеальных круга. Девочка начинала проникаться уверенностью, что, по-видимому, принцип «меньше — значит больше» был новомодной идеей.
После того как с прической и макияжем было покончено, горничные ненадолго оставили Луизу в покое, чтобы подобрать приличествующий случаю туалет, и Луиза получила возможность немного осмотреться. Мебели в ее комнате было не много, и каждое кресло с витиеватой резьбой, каждая скамеечка для ног были обиты той же розовой парчой с золотым рисунком, что и стены, и та же ткань была на портьерах, закрывающих высокие окна. Возле дальней стены стоял туалетный столик, а на нем — большая раскрытая шкатулка черного дерева для драгоценностей, чье содержимое было разбросано на стеклянной крышке столика и на кровати с куполообразным балдахином, стоявшей на низкой платформе и накрытой той же узорной тканью.
Над камином висел портрет женщины в белом муслиновом платье с глубоким треугольным вырезом и плоеным корсажем, которая сидела за столом в непринужденной позе, скрестив на груди руки, и мило улыбалась. Соломенная шляпа с загнутыми вниз полями и прикрепленным к ним букетиком полевых цветов, с голубой лентой на тулье частично прикрывала темно-каштановые волосы, волнистыми прядями обрамлявшие ее лицо. А его безупречный молочно-белый цвет подчеркивали удивительные фиалковые глаза (ведь в те времена наверняка не было цветных контактных линз). Кажется, это был портрет Габриэллы! Луиза не на шутку разволновалась: если портрет не врал, она стала настоящей красавицей.
Не успела она насладиться своей только что обретенной красотой, как две горничные подошли к ней с корсетом. Если на борту «Титаника» в 1912 году Луизе показались неудобными наряды мисс Бакстер, то этот корсет в сравнении с ними был просто пыточным средством. Казалось, чем дальше в историю, тем большую боль и неудобства приходилось терпеть женщинам. К тому времени, когда горничные зашнуровали на спине у Луизы корсет из китового уса (он в самом деле был из китового уса — она спросила), одетый поверх тонкой сорочки, в глазах у нее уже мелькали звезды, и не в лучшем смысле этого слова. Потом ее обмотали чем-то, так что бедра стали шире чуть ли не вдвое, чтобы складки платья легли должным образом. Зачем нужно было так сдавливать ее в корсете, чтобы в результате превратить в тыкву, было выше ее понимания.
Она подумала, что в этом платье ничего не стоит свалиться в обморок К ее огорчению и расстройству, обе горничные едва не прыснули со смеху. Как будто это было смешно, что она задыхается и ради осиной талии может потерять сознание. Если же за все эти мучения существовала какая-то награда, то она наверняка явилась в виде самого потрясающего зеленого вечернего платья, какое Луиза когда-либо видела. Это платье из благородной шелковой ткани изумрудного цвета состояло из трех отдельных частей: облегающего корсажа, огромной юбки с кринолином и длинного широкого шлейфа. Платье украшали присборенные золотые шелковые ленточки, переплетенные вокруг лифа. Оборки на рукавах были расшиты веточками с крошечными цветочками из шелка и тафты и мелкими листиками цвета нефрита, причем вышивка, разумеется, была ручной работы.
Главная часть платья медленно, как занавес на театральной премьере, опустилась на затянутую в корсет Луизу. Когда она почувствовала под рукой эту роскошную ткань и узорную вышивку, то все накопившиеся за двенадцать лет сомнения, которые вечно ее терзали и звучали в ушах, будто злобная мантра, — слишком тощая, слишком плоскогрудая, слишком низенькая, слишком странная, — все развеялись. Начиналась новая жизнь. Впервые со времени приключений в облике мисс Бакстер Луиза почувствовала себя актрисой. Она взглянула на портрет более чем в натуральную величину, с которого на нее смотрела Габриэлла, и поняла, что ее защищает эта чужая, незнакомая женщина и они связаны. По какой-то причине ее выбрали на эту роль.
