Семен Бытовой - Река твоих отцов
— Было дело, старухи рвали!
— И кое-кто по ночам в бубен колотит. Правда?
— Правда. Когда у старух кости ноют, мало-мало колотят. Думают, легче станет. — И, посмотрев на председателя, добавил: — Прежнее время без доктора жили, к шаману лечиться ходили…
— Ну, а новым учителем народ доволен? Помогает вам товарищ Сидоров?
Михаилу Петровичу стало не по себе: как же это он ничего не сказал о Николае Павловиче? Намунка быстро перебрал картинки, искал нужную, чтобы ответить на вопрос председателя, и не нашел. От волнения на лбу выступил пот. Неужели выпала из папки? Но тут же успокоился: наверно, про самого себя учитель картинки не нарисовал.
Захлопнув папку, поспешно сказал:
— Очень добрый человек Николай Павлович! Спасибо!
Доклад получился обстоятельный. Пока его обсуждали, Михаил Петрович все ждал, что кто-нибудь, наверно, начнет упрекать его, председателя сельского Совета: вот, мол, главный человек среди орочей, а говорит по картинкам… Но, к радости Михаила Петровича, все обошлось. Все, что просил в докладе, обещали дать. Все записали в решении. Значит, никто картинок не заметил.
Он возвращался в общежитие в десятом часу вечера. Дул холодный, резкий морской ветер. С мглистого неба падали хлопья мокрого снега. Намунка шел, покуривая трубку, и все еще не мог успокоиться.
Он вспомнил, как однажды учитель сравнил неграмотного человека с охотником, у которого нет ружья. Верно! Без грамоты человек слабый, с грамотой — сильный! Потом он вспомнил свою жизнь, год за годом перебирая ее в памяти, и пожалел, что слишком рано родился на свет.
«Ладно, чего там, — мысленно рассуждал он, — теперь все старое позади. Новая жизнь на Тумнин пришла. О ней теперь думать надо. Совсем малый народ орочи, — однако, заботы о нем у Советской власти большие».
Намунка шел, и в голове его возникали мысли одна лучше другой. А радостное чувство, охватившее его, рождало слова, которые он не мог произнести спокойно. Он шагал навстречу ветру и пел:
Тумнин-му, река отцов моих,Светлая река отцов моих,Долгая река отцов моих,Живая река отцов моих,Орочей родная река…
Больше суток Намунка добирался на нартах до Уськи. Он нигде не задерживался, давал собакам самый короткий отдых и гнал их дальше по ледяной реке. Ему не терпелось поскорей попасть домой и обо всем рассказать Николаю Павловичу.
Он вернулся в Уську вечером. На горизонте догорал закат. Ранние зимние сумерки окутали тайгу. Подогнав упряжку к дому Сидорова, он спрыгнул с нарты и постучал остолом в дверь.
— Приехал! Намунка приехал! — закричала Валентина Федоровна.
Председатель понял, с каким нетерпением здесь ждали его возвращения из города.
Не успел Намунка начать свой рассказ, как в дом набилось полно людей. Всем хотелось узнать, какие новости привез из города председатель сельского Совета. Достав свои трубки, орочи сели на пол, закурили и приготовились слушать.
— Так вот как дело-то было… — начал председатель сельсовета.
Он рассказал, где в городе жил, что ел, что видел, как докладывал по картинкам. Когда начал вспоминать, какие вопросы ему задавали после доклада, то с сожалением сказал, обращаясь к Сидорову:
— Почему-то, Николай Павлович, твоей картинки у меня не было. Забыл дать, наверно. Ну, ничего, Николай Павлович, не печалься, я про тебя тоже все сказал.
Орочи одобрительно загудели:
— Наверно, сказал!
— Сказал, чего там!
Сидоров посмотрел на жену и тут же перевел разговор на другую тему.
— Забыли мы с тобой, Михаил Петрович, одно важное дело. О сберегательной кассе забыли. А ведь пора и у нас открыть ее.
Намунка наморщил лоб, задумался:
— Однако, Николай Павлович, про сберкассу картинки тоже не было.
— Не было. Забыл нарисовать, — признался учитель.
Оказывается, квартира Сидорова давно уже превратилась в сберегательную кассу. Вот как это произошло.
Охотники, сдавая государству пушнину, получали довольно крупные суммы. Круглый год в кооперативе было много разных товаров, и орочи покупали все, чего только душа пожелает. Но у них еще оставался излишек денег, на который они обычно покупали спиртные напитки. Надо было как-то сберечь их трудовые деньги. Учитель искал удобного случая, чтобы поговорить об этом серьезно.
Узнав однажды, что у Еменки собрались, на веселье, Сидоров пришел туда.
— Сородэ! Праздник у вас тут, я вижу! — сказал он, переступая порог. — Шел мимо, слышу — веселый шум, дай, думаю, загляну.
— Сородэ! Садись, пожалуйста! Ты всегда у нас добрый гость! — Хозяин налил учителю в стакан спирта, пододвинул тарелку с вареным оленьим мясом.
— Ну что ж, будем здоровы! — Сидоров поднял стакан. — За новую жизнь!
— Ай-я кули!
— Ай-я гини!
Когда хозяин стал опять наливать, Николай Павлович решительно отказался:
— Много пить нельзя!
Орочи переглянулись: неужели два стаканчика ему много? Сами они успели изрядно выпить, а на столе стояли еще две нераскупоренные бутылки.
— Деньги есть, почему не можно? — спросил Мулинка, склонив набок большую, давно не чесанную голову, которая сидела у него, как гриб, на тонкой короткой шее.
— Вот и плохо, что тратите свои деньги на водку. А польза от нее какая? У пьяного человека в голове туман. Ничего не соображает. — Учитель посмотрел на часы. — Вечером у нас урок арифметики. Будем учиться цифры складывать. А вы, по-моему, пальцев на руке теперь не сосчитаете…
— Сосчитаем, чего там, — уверенно заявил Еменка и поднес к глазам руку с растопыренными пальцами. — Пять, однако…
— И для здоровья много пить вредно. Доктор вам уже рассказывал, какие болезни бывают у человека от водки и спирта.
— Говорил, — закивал головой Парамон Дюанка, сидевший на полу, подобрав под себя ноги. — Наш брат ороч в прежнее время пил…
— А нынче мы с вами новую жизнь строим. От прежних привычек отказываться надо… И потом, — учитель помедлил, — плохой пример своим ребятишкам показываете… Отпустили мы из интерната вашего Петю, вы и его водкой угостили. Петя после этого весь день в кровати провалялся. Уроки пропустил… Помните?
— Было дело…
— Разве хорошо это?
— Худо, конечно…
— А куда же лишние деньги девать? — после краткого молчания спросил Мулинка, уставившись узкими хмельными глазами на учителя.
— Я вам скажу, куда девать деньги, — ответил Сидоров. — Есть в нашей стране такая касса, где советские люди хранят свои деньги, а когда нужно, берут их полностью или частями. А касса за деньги, которые хранит, выплачивает вкладчику проценты. Поняли?
— Нет, не понял, — признался Дюанка и приложил ладонь к уху.
Учитель стал объяснять:
— Скажем, вот вы, Парамон Иванович, положили в сберегательную кассу сто рублей. Так? А через год вы получите больше — сто три рубля. Теперь понятно?
— Зачем больше дает? — Парамон расстегнул тесный ворот сорочки, вытер ладонью шею. — Недавно Тихон у меня сто рублей в долг брал, после то же самое сто отдал.
— Значит, еще три рубля должен тебе! — воскликнул Еменка.
— Так то Тихон, — сказал Сидоров, — а сберкасса государственная. На деньги, что она берет в долг у вкладчиков, государство строит новые города, заводы, школы, больницы. Поэтому и выплачивает проценты. — И, помолчав, спросил: — Ну как, договорились? Будем хранить излишки денег в сберкассе?
Орочи не ответили. Понуро сидели за столом, Сидоров поднялся:
— Мне пора.
— Посиди, чего там, — предложил Еменка. — Еще кое-чего расскажи.
— В другой раз поговорим, когда будете трезвые. А теперь идите проспитесь. — И предупредил: — На урок можете не являться…
— Ладно, в другой раз придем, — сказал Мулинка. Николай Павлович не слишком был уверен, что этот разговор пойдет на пользу. Во-первых, не так-то просто отучить таежников от спиртных напитков. Во-вторых, в Уське не было сберкассы и неизвестно, когда ее откроют.
Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло…
До поздней ночи друзья гуляли у Еменки. Когда хозяин дома, совершенно захмелев, заснул, уронив на стол голову, Мулинка и Дюанка собрались уходить. Поддерживая друг друга, они брели в темноте, заплетаясь ногами, во все горло спорили и на берегу реки разошлись: Парамон пошел вправо, а Мулинка почему-то повернул на Тумнин, хотя ему нужно было идти вдоль берега. Не успел он сделать и десяти шагов, как провалился по грудь в прорубь. Мгновенно весь хмель вылетел из головы. Мулинка попытался выбраться из воды, но руки скользили по льду и он еще глубже уходил в ледяную воду. Позвал на помощь Парамона, но тот уже успел уйти далеко. К счастью, на крик Мулинки со всех дворов отозвались громким лаем собаки.
В ближних домах проснулись люди. Выбежали на улицу, кинулись к реке и вытащили из проруби окоченевшего до костей Мулинку. Хорошо еще, что в первую, не глубокую прорубь попал. Дальше были еще две — там сразу бы под лед затянуло.
