Анвер Бикчентаев - Большой оркестр
— Я не представляю себе, чтобы девчонка могла быть такой несознательной и отсталой! — заявила Фатыма.
Маня всегда жалела людей, попавших в беду, поэтому она спросила:
— А может, Зуляйха вовсе не знала, что субботник? Она была только первоклассницей, поэтому не умела быть принципиальной.
— Зуляйха смотрела в окно, когда мы работали! — рассердилась Фатыма. — Такая девочка позорит нас перед мальчишками, и вообще… ленивые люди…
От волнения Фатыма запнулась и не смогла договорить.
Когда потом Зуляйха вышла во двор, все девочки набросились на неё. Но она расплакалась и рассказала, как было дело:
— Я хотела выйти на субботник, но меня не пустила мама. «Не смей рвать обувь, сиди дома!» — приказала она. Ведь меня даже в кино не пускают!..
Тут все вспомнили, что у Зуляйхи не родная мать. Девочки растерялись и пожалели подружку — не стали наказывать.
Фатыма всё время добивалась, чтобы девочки учились лучше мальчиков, только на пятёрки и четвёрки.
— Как же мы начнём воспитывать наших мальчишек, если сами не сможем показать пример? — спрашивала она у своих подруг.
Но случилось так, что Зуляйха опять подвела: она получила двойку по русскому языку. Узнав об этом, Фатыма расстроилась. Собрав к себе на квартиру подруг, она объявила:
— Пусть ко мне с двойками не ходят! Когда исправят отметку, то пожалуйста.
Услышав это, её мама напомнила:
— Зуляйха всего год как живёт в городе. Ей трудно учить русский язык. В её возрасте я сама не знала ни одного русского слова. Как мне кажется, вы ей обязаны помочь лучше учиться, а не отказываться от неё. Если это не так, то ради чего вы дружите?
Вот так, не особенно гладко, шли дела у наших девочек, а тут ещё произошла некрасивая история с Люцией…
Когда заболела Мария Ивановна, учительница по литературе, весь класс искренне огорчился.
— Давайте сходим к Марии Ивановне и узнаем, как она поправляется, — предложила Фатыма.
Многие девочки пятого класса «А» поддержали её предложение, а Люция расстроилась, что не ей первой пришла эта мысль.
— Подлизываются! — сказала она про девочек. — Я никогда не была угодницей и не буду.
Но про себя решила: «Опережу их и так помогу Марии Ивановне, что она во веки веков не забудет!» По пути домой Люция заглянула на службу к папе.
— У нас заболела Мария Ивановна. Она одна, и к ней надо послать доктора. Самого лучшего, потому что она хорошая учительница и все мы её любим, — сказала она отцу.
Папа согласился с ней:
— Это доброе дело. Охотно Исполню твою просьбу. Я сейчас позвоню лучшему доктору. А ты знаешь её адрес?
— Она живёт на улице Гафури, дом пять.
Отец позвонил, а потом вызвал тётю с красными губами:
— Отведите мою дочь в буфет и купите ей шоколадку. А ко мне никого не пускайте. Я очень занят…
Всё это я знаю потому, что Люция сама рассказала мне. Она была очень довольна и говорила, что, конечно, никому в голову не придёт послать Марии Ивановне профессора.
…Мария Ивановна жила в маленькой комнате. Поэтому все девочки, которые пришли навещать её, при всём желании не могли вместиться там. Фатыма разделила их на четыре группы, и они входили в комнату по очереди.
За полчаса девочки прибрали комнату, сбегали за водой, из аптеки принесли лекарство.
— Спасибо, что навестили, — говорила растроганная Мария Ивановна. — Теперь не задерживайтесь. Завтра рабочий день. Я выйду на работу дней через пять. Готовьтесь по литературе, буду спрашивать строго!..
На другой день Люция рассказывала в коридоре о том, как Фатыма подлизывается к Марии Ивановне.
— Она легко хочет заработать пятёрки, — говорила Люция. — Даже полы мыла, обед готовила учительнице. Настоящая подлиза!
Когда эти разговоры дошли до Фатымы и её подруг, все очень огорчились. Они ходили к Марии Ивановне не из-за отметок. Им даже в голову не пришло подлизываться. Да этого не позволила бы и сама Мария Ивановна. Может быть, не надо было прибирать комнату или носить воду? Может быть, пионерам положено помогать только старикам или инвалидам?
Больше всех огорчилась сама Фатыма и решила посоветоваться со своей мамой.
— Ты правильно сделала, дочка, что побывала с подругами у больной учительницы, — сказала её мама. — Ты сделала добро. Хорошо и то, что пошли всем классом.
— Не всем классом, — поправила Фатыма. — Некоторые не пошли и теперь меня обзывают подлизой.
— Это неправильно, — решила мама. — Умные люди не оценят дурно ваш поступок.
Но самое интересное произошло после того, как Мария Ивановна выздоровела. Придя в класс, она сказала:
— Конечно, спасибо Люции, что она попросила своего папу прислать ко мне профессора. Но ещё больше я признательна тем девочкам, которые навестили меня в тяжёлый час болезни. Всю жизнь будьте чуткими и внимательными к людям! Благородство всегда украшает человека.
Так всему классу стало известно, что Люция тоже сделала доброе дело, но Фатыма осуждала её.
Я тоже думаю, что это было не совсем доброе дело: ведь Люция просто хотела, чтобы все видели, какая она добрая.
Неприятности Ахмадея
Ахмадей точно в воду глядел: в шкале у него скоро начались неприятности. Только не из-за девочек, как он думал раньше, а совсем из-за другого.
Конечно, у Ахмадея очень много недостатков. Скажем, его привычка драться. Я её как-то не одобряю. Ведь живут же другие люди без драки. Я часто думал про это и вот до чего додумался: если бы все люди стали драться, как Ахмадей, — вот пошло бы дело!.. Стоит, скажем, милиционер на посту, видит — пешеход не там улицу перешёл. Подбегает он к пешеходу — и раз его в ухо! Тот — милиционеру сдачи, и начнут они тузить друг друга!.. Движение на улице остановилось, машины гудят, проехать не могут. А водителям, конечно, не нравится стоять на месте. И вот вылезают они из машин и тоже давай колотить виновников задержки…
Или по-другому: вызывает, например, директор нашей школы нашу учительницу Агнию Ивановну. Так, мал, и так, говорит, Агния Ивановна, а почему это у вашего ученика Майсура двойка по арифметике? «А вы кто такой, Николай Филиппович?!» — закричит на него наша учительница — и раз его кулаком!
Нет, это была бы не жизнь, а ужас какой-то!
И главное — зачем?.. Взять хотя бы меня — мне даже и не хочется драться! Конечно, я не сильный, и в драке мне самому и досталось бы. Но ведь и Володя — уж на что боксёр, а тоже ни с кем в драку не лезет…
Нет, я так думаю, что у Ахмадея это просто болезнь. Как-то я даже сказал ему про это. А он и сам, оказывается, уже пришёл к этому выводу. Я ему говорю: «Так ты полечись!» Но он только грустно рукой махнул. Видно, не верит врачам, совсем как Люциина мама…
Но на этот раз неприятности у Ахмадея вышли вовсе не из-за драки, а так — даже непонятно из-за чего.
В тот день у них в классе был пионерский сбор по именам существительным. А Ахмадей с Яшкой как раз домой торопились — хотели поспеть с дядей Яфаем иллюминацию вешать. Они возьми и смойся со сбора, а старшая вожатая Нора их поймала. Не разобралась, что и как, и давай кричать на них. «Тебе что, неинтересно присутствовать на сборе?» — спросила она Яшу. Он сказал, что почему же, интересно. «А тебе?» — спросила она Ахмадея. А он ей ответил: «Нет, неинтересно».
Вот тут-то и начались неприятности. Вызвали Ахмадея на совет отряда и давай прорабатывать! Вожатая всё приставала к нему, чтобы он признался, что ему интересно на сборе. А он — ни в какую. Она даже вспотела, и члены совета отряда его уговаривали, а он молчал как каменный — так и не признался!
Я, конечно, на этом совете отряда не присутствовал, но под дверью слушал и в щель поглядывал.
Вышел оттуда Ахмадей весь красный. Домой мы шли молча.
Вижу, человек совсем расстроен, не приставать же к нему с вопросами. Только показалось мне, будто он шепчет что-то.
— Ты что-то сказал? — спросил я его.
— Нет, — говорит.
— Так ты же чего-то бормотал?
— А это я с дедушкой советовался.
— Разве у тебя дедушка есть?
— Нет.
— Умер?
— Умер.
— Если он умер, то, как же ты с ним советовался? — поразился я.
— Очень просто. Я спрашивал, а он отвечал. Это меня отец научил. «Я, говорит, в трудных случаях с дедом твоим советуюсь: спрашиваю его и представляю, что бы он мне ответил».
— А твой дедушка был учителем? — поинтересовался я.
— Нет, мой дед был железняком.
— Железняком?
— Раньше железнодорожников называли «железняками». И дедушка у меня был отчаянный железняк.
— Дрался?
— Дрался. Только не на кулаках, а на бомбах. Он сам делал бомбы и бросал в казаков. Это в пятом году было, когда революцию делали.
— Значит, твой дед был революционером?
— Да. А потом его повесили в тюрьме.
— Жалко его! — пожалел я.
