Николай Печерский - Кеша и хитрый бог
Кеша махнул на Леху рукой и побежал к причалу.
Еще издали увидел Кеша темные, разметанные волнами паузки и баркасы. Вокруг валялись на песке какие-то веревки, разбитые стеклянные буйки, никому не нужные теперь пробковые пояса…
Кеша кинул взгляд на эту страшную свалку. Это были чужие паузки и баркасы. Кеша знал, как человека, каждую свою лодку и каждое отмытое добела водою весло.
Он смотрел на разбитые лодки и думал про неизвестных рыбаков и про вчерашнего пловца. Видимо, он так и не добрался до берега. Если бы выплыл, уже давно был бы тут. Больше ему идти некуда…
Опустив голову, стоял Кеша на берегу. Ярко светило с вышины солнце. Смолкал на короткую минуту и снова шумел и хлопал волною Байкал. Казалось, кто-то рядом встряхивал на ветру большую мокрую рубаху.
За спиной Кеши послышался скрип камней. Кеша обернулся и увидел Тоню. Она шла по берегу, виновато и смущенно поглядывая на Кешу.
Сейчас он ей даст богов. Сейчас покажет!
Кеша сурово посмотрел на Тоню и тут заметил у нее в руке какое-то письмо. Тоня несла письмо, как охранную грамоту или белый парламентерский флаг.
Подошла и неуверенно подала Кеше.
— Возьми, Кеша, почитай…
— Очень мне надо читать чужие письма!
— Нет, Кеша, ты читай, — убежденно сказала Тоня. — Это папин друг пишет. Он про папу пишет.
— Какой еще друг?
— Дядя Степа. Он консервный завод будет у нас строить. Ты разве не знаешь?
— Что он пишет?
— Он все пишет… ты читай…
Кеша вынул из конверта небольшой, исписанный мелким непонятным почерком листок и начал по слогам читать.
Письмо и точно было про Архипа Ивановича и про то, что он честный и хороший человек. «В тот день я сам провожал на пристань Архипа Ивановича, — читал Кеша. — И сумка с деньгами была при нем, и кукла в золотых туфельках, для Тони. Вы не волнуйтесь. Все будет в порядке. Мы все равно распутаем этот узелок и доведем до точки…»
Кеша уже давно закончил письмо, но все не отрывал глаз от бумаги и шевелил губами, как будто бы читал. Кеша обиделся на Тоню. Он и без письма знает, кто такой Архип Иванович и какой он человек!
Но Тоня по-своему поняла это минутное молчание. Она потянула письмо к себе и, запинаясь, сказала:
— Не надо… Раз ты такой, тогда совсем не надо…
Тоня вырвала письмо из рук Кеши, круто повернулась и побежала прочь.
Все это произошло так неожиданно, что Кеша даже не успел ничего сообразить.
Тоня взбежала на каменистый, заросший чебрецами изволок, оглянулась на миг и скрылась в тайге.
— Тоня-а-а! — крикнул Кеша. — Куда же ты, Тоня-а-а!
Клесты
Но попробуй найди человека в тайге. Только минуту назад мелькнуло меж деревьев белое платье Тони, и вот уже запутала, закружила тайга следы, прихоронила для себя все шорохи и звуки.
— Тоня-а! Тоня-а!
Слушают деревья и даже листом не шевельнут. Просвистит где-то в вышине острым крылом лебедь-крикун, падет на землю сосновая шишка — и снова бредет от дерева к дереву таинственная зеленая тишина.
Где же она, эта Тоня?
Сначала Кеша гнал все напрямик, потом свернул куда-то влево, выбежал к оврагу и тут остановился. Место это показалось Кеше знакомым. За оврагом видел он когда-то кусты красной смородины, а за ними — бегущую к самому Байкалу охотничью тропу.
Кеша спустился в овраг. В сырой и душной полумгле толклись комары, под ногами, скрытый высокой травой, клокотал родничок. Кеша отслонил рукой траву, напился, а потом начал карабкаться вверх по крутому глинистому откосу.
На той стороне, к удивлению Кеши, кустов смородины не оказалось. В густой тени сосен росли только чахлые зеленокорые осинки да высокая, завешанная сетями пауков трава пырей.
Кеше надо было осмотреться, подумать толком, куда он попал и куда надо бежать. Но Кеша погорячился и, не глядя, снова кинулся в лесную чащу. Затрещали под ногами сучья и сухие, растрескавшиеся шишки. Ветки кустарников хлестали его по лицу, цеплялись за штаны, тащили назад.
Но вот Кеша совсем выбился из сил. Остановился, слизнул с руки кровь и стал глядеть вокруг. Так и в самом деле пропадешь ни за что ни про что. Вот ведь она какая, эта дикая, немеряная и нехоженая тайга!
Верней всего взобраться на сосну. Может, блеснет, на счастье, сквозь деревья серебряной искринкой Байкал. Может, покажется где голубая ниточка избяного дыма. Чего он мечется по тайге как сумасшедший!
Кеше сегодня положительно не везло. Не успел он взяться рукой за сук, в вышине раздался какой-то страшный, посвистывающий, как ветер сарма, шум и гул. Над маковками деревьев сверкнуло огненно-красное пламя. Что-то охнуло, гикнуло и понеслось вниз, прямо на Кешу.
«Пропал!» — с ужасом подумал Кеша.
Нет ничего хуже страха, которому не можешь найти объяснения. Закрыв глаза и втянув голову в плечи, Кеша стоял возле сосны. Теперь уже все равно, кто там шумит на верхотуре и мечет красные молнии — бог, черт, свинья. Главное то, что он попался и теперь не выпутается из этой истории.
Кеша не знал, сколько прошло времени, много или мало. Он истомился от ожидания, сто раз умирал от страха и снова оживал.
«Ну, скоро там уже? Ну!»
А тот, наверху, тянул, хотел подольше покуражиться над несчастным Кешей.
«Попался, Кешка! Погоди, брат, сейчас я возьму тебя за бока!»
Кеша дрожал от страха. Кожа на голове похолодела, в ушах стоял долгий нудный звон и писк. Кеша не выдержал этих испытаний и тихонько открыл глаза. На сосне ничего не было — ни бога, ни черта, ни свиньи, — а только прыгали и пищали среди ветвей озорные огненно-красные клесты. «Цок-цек, цок-цик-цэк!» — неслось по тайге.
Кеша выругал клестов, поднял с земли шишку, размахнулся и запустил вверх.
— Кы-ш-ш, окаянные!
Клестов Кеша видел уже не один раз. Но с богом и чертом Кеша клестов еще не путал, потому что раньше был совсем неверующий.
Прошлой зимой Кеша взял одну клестиху прямо из гнезда. Клесты высиживают птенцов зимой. Корма для малышей в эту пору хоть отбавляй. Тюкнул клювом по сосновой шишке, вытащил легкое спелое семечко — и лети домой. «Ешьте, пожалуйста, и будьте здоровы, птицыны дети!»
Клестиха, которую увидел Кеша, сидела на яйцах и боялась слететь с гнезда. Хлопотливый муженек ее, как видно, куда-то улетел и попал в беду. Клестиха сидела на яйцах и тоскливо поглядывала вокруг. Она даже не сопротивлялась, когда Кеша взобрался на сосну. Только расправила пошире свои крылья и опустила вниз маленькую головку с крепким крючковатым клювом.
Клестиха вывела детенышей в избе, а весной, когда подтаяли и поползли с гор рыхлые снега, улетела в тайгу.
Может быть, клестиха проведала, что Кеша заблудился, и привела с собой в тайгу эту шумную красноперую братию.
«Держись, друг Кешка! Выше нос!»
Не знала же она, что Кеша испугается самых обыкновенных лесных клестов.
Так все это было или не так, но тайга вдруг показалась Кеше уже не такой страшной и сумрачной.
Кеша подумал, что ради такой науки стоило заблудиться и немножко побродить по тайге. В самом деле, испугался каких-то крохотных красноперых клестов! Кеша подошел к сосне, поплевал на ладони и решительно полез вверх.
Бога нет
А потом было уже совсем здорово. Кеша взобрался на сосну и увидел Байкал. Справа, петляя меж деревьев, бежал к воде овраг, слева темнела Чаячья гора, а за нею, скрытый наполовину старым ветвистым кедром, виднелся причал.
Кеша понял, что кружил он где-то совсем недалеко от поселка. И если бы он не горячился и спустился чуть-чуть пониже в овраг, он бы наверняка нашел там и куст смородины, и охотничью тропку.
Вот же чудак!
Но главное, пожалуй, было не в этом. Кеша заслонился ладонью от солнца и тут же увидел возле береговых камней Тоню. Она сидела на полянке спиной к Кеше и смотрела на Байкал. Если б у Кеши был в руках плоский голыш и если б хорошенько размахнуться, можно вполне добросить до самой воды.
— Тоня-а! — закричал Кеша. — Тоня-а-а!
Но Тоня сидела не шелохнувшись.
Кеша и радовался, что Тоня нашлась сама, и сердился на нее. Ведь слышит же!
Кеше не хотелось спускаться на землю. Но что поделаешь — не допрыгнешь же вот так по воздуху до Байкала.
Прижимая коленками ствол, Кеша слез на землю, прикинул еще раз для верности, где овраг, а где Чаячья гора, и снова тронулся в путь.
Вскоре с левой руки засинел Байкал. Вдоль берега — косая гряда звонких, ускользающих из-под ног голышей, ромашки с легкими фиолетовыми лепестками, курчавый разлив жестких седых чебрецов.
Тоня была на прежнем месте. Казалось, она не слышала ни Кешиных шагов, ни его крика. Только вздрогнули чуть-чуть ее плечи, только поправила краешек платья на острой худой коленке.
Кеше было обидно, что его вот так встречают. Он замедлил шаг и хотел было уже дать от ворот поворот, но потом передумал. Все-таки у Тони горе и с этим надо считаться.
