Анна Саксе - Сказки о цветах
— Тебе, кому же еще. Я хотел тебе сказать…
— А?
— Поднимусь поближе к твоему уху. — Вьюнок проворно завился вверх. — Теперь ты слышишь? — спросил он.
— Теперь слышу.
— Я все думал и не мог придумать, почему никто не видит твоей красоты и силы? Разве изгородь устояла бы, не будь тебя? Ты ведь вся ее опора. По-моему, ты не только силен, но и красив. Самое красивое дерево во всем саду.
— Поднимись повыше, — попросил польщенный Кол, а Вьюнку только этого и надо было. За одну ночь он взобрался Колу прямо на голову и накричал ему в ухо столько похвал, что растроганный старикашка даже всплакнул, а воробьи от смеха за животики хватались.
— Ты единственный меня понимаешь, — лепетал Кол. — Ты — мой лучший друг. Все остальные слепы. Даже поэты — они не посвятили мне ни одного прочувствованного стихотворения. Черемуху, Клен, Дуб — их поэты воспевают и славят, а скажи, чем эти деревья лучше меня?
— Да что ты! — воскликнул Вьюнок. — Мне на них даже смотреть противно.
И случилось, что ребенок, увидев Кол, обвитый Вьюнком, воскликнул:
— Смотри, какие красивые цветы!
— Ты слышал? Устами младенца глаголет истина, — торжественно подтвердил Вьюнок.
— Останься со мной на всю жизнь, — прокряхтел Кол. — Будешь говорить всему саду о моих достоинствах, а я буду подпирать тебя, чтобы ты не оставался в тени.
Но жить вместе им пришлось недолго. Пришла зима и нахлобучила Колу на голову большую снежную шапку, и прогнивший Кол под ее тяжестью свалился.
Вьюнок не скорбел по погибшему другу, а стал присматриваться, к кому бы теперь примазаться. И к весне Вьюнок — хотите верьте, хотите не верьте— уже кружился и вился вокруг самого могучего Дуба.
СУХОЦВЕТ
Все цветы и деревья, былинки и кусты готовились к карнавалу — к празднику возвращения Солнца, который каждый год длился по нескольку месяцев. И сколько было разговоров, тайных перешептываний о костюмах, духах, о выборах королевы карнавала! Гвоздика шила себе пышную цыганскую юбку, Черемуха собиралась укрыться белой подвенечной фатой, Каштан решил быть ветвистым подсвечником, а застенчивый Поповник складывал свои лепестки четным и нечетным числом — ведь он будет изображать гадалку, к которой иногда обращаются люди. Сколько было вложено выдумки, потрачено красок, чтобы кругом было радостно и весело. Даже липучий подзаборный Репей и тот приметал к своему зеленому сюртуку серые пуговицы.
Чтобы веселье не затихало ни днем, ни ночью, устроители карнавала наняли несколько птичьих оркестров. Грачи, кукушки и иволги свистели, куковали и пели днем, соловьи и козодои щелкали и заливались по ночам. Пчелы и шмели, божьи коровки и бабочки развлекали праздничных гостей танцами и жужжанием.
Только один обитатель сада — Сухоцвет — не готовился в празднику, не наряжался, не внес своей доли на оплату оркестра. Злой и мрачный, он ворчал, что яркие краски режут ему глаза, что птицы своим пением не дают ему по ночам спать.
— Мне думается, — заговорил он шуршащим, как солома, голосом, — мне думается, что такой языческий карнавал — напрасный перевод средств, да и только. Я подсчитал, если средства, потраченные на украшения, использовать на питательные единицы…
— … то мы могли бы доставить тебе целый воз органических удобрений, — поддела его Дикая роза.
— Над такими серьезными вещами нечего смеяться, — упрекнул ее Сухоцвет. — Мне думается, было бы куда разумнее, если бы вы скинули это пестрое тряпье, прогнали птиц в лес и прослушали мою лекцию.
— Вот как? А что ты рассказал бы нам? — засмеялась Гвоздика.
— Как своевременно подготовиться к зиме.
— Нечего говорить о зиме, когда только лето начинается! — сердито крикнула Далия. — Сестры и братья, давайте продолжим наш праздник! Птицы, играйте громче, так, чтобы у этого ворчуна уши заложило.
Сухоцвет, вынужденный замолчать, предался размышлениям о том, как выгоднее и правильнее устроить свою жизнь. Как будто о женитьбе подумать пора. Но кого избрать себе в спутницы жизни? Не легкомысленную же Гвоздику или дерзкую Дикую розу. Не может быть и речи о Резеде и Матиоле, эти все питательные единицы на духи переведут.
Размышляя, на ком бы остановить свой выбор, Сухоцвет обратил свой взгляд на Яблоню, которая стояла посреди сада серьезная и задумчивая.
«Гм, — соображал он. — Мне думается, она будет настоящей женой. Она не мечтает лишь об одних красивых платьях и шелках, а кое-что откладывает и на черный день. В урожайные годы по целому возу яблок на рынок везет».
Итак, в один прекрасный день Сухоцвет посватался к Яблоне. Цветы застыли, ожидая, что сейчас у Яблони от смеха полопаются почки, — все были уверены, что Яблоня откажет Сухоцвету. Но как они поразились, когда Яблоня, немного поколебавшись, дала свое согласие. Правда, все, конечно, сразу догадались, что Яблоня не отказала Сухоцвету лишь потому, что хотела досадить своему жениху Абрикосу, который в последнее время стал волочиться за Сливой.
Утром в день свадьбы Яблоня надела подвенечный наряд, накинула розовую фату, сразив Абрикоса своей красотой. Брошенный жених заплакал крупными слезами, сокрушаясь, что так легкомысленно уступил свое счастье другому. И кому? Презренному Сухоцвету.
Перед свадебной церемонией Сухоцвет подошел к Яблоне. Она ожидала, что он будет восхищаться и говорить: «Как ты прекрасна, моя любимая!» А Сухоцвет только достал из кармана бумагу и авторучку и, не сказав даже «доброе утро», спросил невесту:
— Чтобы впредь в наших отношениях все было ясно, я хотел бы записать в брачном договоре, сколько яблок ты обязуешься дать этой осенью и в ближайшие десять лет.
Яблоня лишилась дара речи.
— Но… но, помилуй, откуда мне это знать, — запиналась она, немного опомнившись. — Бывает, ударят заморозки, или насекомые уничтожат цветы, или же черви попортят их.
— Если в договоре все будет точно записано, то мне наплевать на какие-то заморозки и на каких-то насекомых или червей. Где хочешь бери, а что обещано, отдай.
— Ну, знаешь! — возмутилась Яблоня. — Сухоцветом ты был, Сухоцветом и останешься. Лучше старой девой вековать, чем за этакого замуж выходить. Прощай!
Она отвернулась и увидела, как у Абрикоса на щеках проступил первый багрянец. И бывший жених вместе с остальными обитателями сада звонко зааплодировал Яблоне.
Карнавал продолжался, словно Сухоцвета вовсе и не было в саду.
КУКУШКИНЫ СЛЕЗКИ
Поселковая красотка Кукушка — необычное имя для девушки, не правда ли? — заигрывала с каждым парнем, целовалась с кем попало. Другие девушки и женщины стыдили ее, а красотка, щелкая пальцами, только посмеивалась:
— Вам завидно, что парни ко мне льнут. Недаром я лучше вас всех.
Она хихикала и напевала до самой Яновой ночи, когда первый парень поселка увел ее в лес искать цветок папоротника. Нашли они его или не нашли — этого никто не знает, только после той ночи Кукушка присмирела, с парнями больше не заигрывала, да и сами они стали обходить ее дом. Кукушка на какое-то время исчезла из поселка. Хотела она этого или не хотела, но весною на свет явился ребеночек. В поселке гадали, кого Кукушка принесет домой — мальчика или девочку, а красотка вернулась одна.
— Куда ты ребенка подевала? — спрашивали женщины.
— Трясогузке отдала, пускай воспитывает, — шепнула красотка.
— А почему сама не воспитываешь?
— Не такая я дура, как вы, — посмеялась Кукушка. — И днем и ночью к колыбели привязаны, о песнях и танцах и думать позабыли. Хочу свою молодость пропеть, чтобы на старости о чем вспомнить было. Тра-ля-ля, ку-ку! — Она трижды повернулась на каблуке и показала женщинам длинный нос.
— Теперь ты поешь, а на старости будешь одна, как пень без побегов.
— Ха-ха-ха! А вы всю свою молодость с колыбельками да пеленками провозитесь.
— Зато вокруг нас детишки лопотать будут, на старости внуки, как пташки, щебетать.
— На старости я разыщу своих детей и заставлю кормить меня. Закон есть закон, — самоуверенно сказала Кукушка.
Так она прожила свою жизнь — каждый год по ребенку, но кто растил их, не знала ни она сама, ни люди.
Судьба зло шутит с теми, кто надеется в беспечной жизни сохранить молодость. У Кукушки, не успела она состариться, поседели волосы, лицо изрезали морщины, спина сгорбилась. Теперь она вспомнила о своих детях и захотела их помощи.
Кукушка пошла к Трясогузке и пожаловалась ей на свое горе. Отдала, мол, по легкомыслию молодости своего ребенка, а теперь хочет его обратно взять.
Трясогузка, не будь дурой, спрашивает, кого она оставляла: мальчишку или девчонку? Но где уж ветрогонке помнить, кому отдала мальчишку, кому — девчонку. Мнется, мнется Кукушка, а Трясогузка, посмеиваясь, говорит ей:
