Рыжий кот - Драгутин Малович
Пишты нигде не было. Не было его и в ризнице, где он иногда помогал отцу Амврозию готовиться к службе или крутился возле мальчиков, прислуживавших священнику во время мессы, помогая им надевать облачение, казавшееся ему царскими одеждами.
— Благодарение Иисусу, ваше преподобие! — поздоровался я с господином Амврозием, заходя в ризницу. — А где Пишта?
Отец Амврозий снял очки с круглыми стёклами, через которые глаза его казались огромными, как пятаки, протёр их платком и, бережно положив в карман, уставился на меня.
— Стало быть, тебе нужен Пишта? — сердито пробурчал он. — Этого выродка и богохульника я выбросил с колокольни!
Заметив мой недоуменный взгляд, отец Амврозий пояснил:
— Он прикарманивал деньги, вырученные за свечи, вот я и прогнал его! Теперь понял?
Я кивнул головой и медленно направился к выходу. Но в дверях я обернулся.
— Ваше преподобие!
— Что тебе, сын мой? — отозвался он елейным голосом.
— Вы осёл! — крикнул я и во весь дух помчался по улице.
Уже при первом знакомстве с отцом Амврозием я почувствовал к нему неприязнь, хотя на первый взгляд в нём не было ничего отталкивающего. Длинное лицо его казалось даже добродушным; он щедро расточал снисходительные, ласковые улыбки и был со всеми любезен и обходителен. И всё же, разговаривая с ним, я невольно думал, что всё это напускное, что каждое его слово, каждый жест заранее обдуманы и рассчитаны. За его ослепительной улыбкой, за сладкими, медовыми речами я видел человека холодного, чёрствого, безжалостного. Я не сомневался, что отец Амврозий оклеветал Пишту, в которого я верил, как в самого себя.
Слова отца Амврозия не выходили у меня из головы, я уже ругал себя за то, что не обозвал его как-нибудь похлеще. Дав себе слово сделать это при первом же удобном случае, я весело побежал домой.
Только я дёрнул звонок, как дверь отворилась. Я очень удивился, увидев Пишту.
— А я пришёл к тебе! — сказал он. — Где ты был?
— У тебя.
— А я пришёл к тебе! — повторил он. — Отец Амврозий выгнал меня на улицу.
— Знаю, я был там. Говорит, ты прикарманивал церковные деньги.
— Это неправда! — возмутился Пишта.
— Верю. Я сказал ему, что он осёл.
Разговаривая с Пиштой, я как-то машинально рассматривал его штаны. И только сейчас до меня дошло, почему они привлекали моё внимание.
— А где новые штаны? — спросил я с удивлением.
Пишта опустил голову.
— Отец Амврозий взял… за свечи…
— Вот как! — вскипела мать. — Он думает, что священнику дозволено снимать штаны, с кого он хочет? Пошли, дети!
Я впервые видел мать в гневе.
У ворот мы встретили возвращавшегося с работы отца.
— Эй, вы куда собрались?
Мать объяснила.
— Что с возу упало, то пропало! — твёрдо сказал отец. — Знаю я этого Амврозия. Что он взял — взято на веки веков, аминь… Удивляюсь только, как он втиснет своё брюхо в детские штанишки.
Мы рассмеялись и вернулись домой. Отец внимательно разглядывал Пишту.
— Так это вы и есть господин Пишта? — спросил он уже в кухне. — Я это сразу понял по твоим… по твоим так называемым штанам.
Мы долго говорили об отце Амврозии и о Пиштиных штанах. Мать накрывала на стол. После обеда отец сказал:
— А ну-ка вставайте! Идём в город!
— Милутин, ты, никак, с получкой? — озабоченно спросила мать. — Ты же знаешь…
— Никакой получки я не получал. Списки ещё утрясают. Пошли, дети!
— Лучше я останусь играть с Лазарем и Витой, с Миленой и Дашей, — сказал Пишта.
— Ты пойдёшь с нами!.. — прикрикнул на него отец.
— Милутин… — Мать хотела было что-то сказать, но вдруг передумала и только махнула рукой.
Мы перешли площадь, прошли через парк и направились к центру города.
— Папа, куда мы идём? — спросил я.
— Разговаривай с Пиштой, не мешай мне думать! — ответил он. — И будь уверен, кирпичи таскать я не заставлю!
Зазвонил трамвай, и мы остановились. Потом перешли через линию и… увидели большой магазин тканей и одежды «Хартвиг и К°».
— Папа, так мы идем! — воскликнул я.
— Конечно, мы идём, — небрежно заметил он.
Мы вошли в магазин Хартвига. Несмотря на дневное время, он был залит электрическим светом. Швейцар смерил нас презрительным взглядом.
— Этот оборванец с вами? — спросил он, показывая на Пишту.
— Этот юный господин со мной! — с достоинством ответил отец. — У вас есть ещё вопросы?
Мы поднялись на второй этаж. Там находился отдел детской одежды.
— У меня немного денег, — сказал отец. — Тебе, сынок, нужна куртка, а Пиште — штаны. Мы купим один костюм, и вы его поделите. Это тебе подарок ко дню рождения!
Мы купили голубой матросский костюмчик. Я надел куртку, а Пишта — брюки. Новая одежда нам очень шла. Словно заворожённый стоял Пишта перед огромным зеркалом, не веря, что он видит в нём своё собственное отражение.
— Ах, как к лицу тебе синий цвет! — воскликнула продавщица.
— Ты в них настоящий моряк, — прибавил я.
Пишта гладил штаны, засовывая руки в карманы, вертелся перед зеркалом и, наконец, встал, выпятив грудь и выставив вперёд правую ногу. Несколько минут стоял он так, не шевелясь, в полной неподвижности, и вдруг сорвался с места, повис у отца на шее, прижался головой к его груди и разрыдался.
— Господин Малович… — лепетал он сквозь рыдания. — Господин Малович…
Отец гладил Пишту по голове и повторял смущённо:
— Вот ведь как… Вот ведь как…
Мы вышли из магазина и молча направились домой. У трамвайной линии отец вдруг остановился.
— Давайте-ка немножко прогуляемся, — предложил он. — Боюсь, что дома нас ждёт скандал. Я должен подготовиться к обороне!
Мы долго гуляли по городу. Отец завёл нас в кондитерскую и купил мороженое и медовых конфет. Потом мы зашли в кафе, где он выпил красного вина. Домой мы вернулись уже на закате.
Я думал, что мама удивится, но, казалось, именно этого она и ожидала.
— Ну и франты! — сказала она, поглаживая нас с Пиштой по голове. — Теперь вы точно братья. — И, повернувшись к отцу, сердито проговорила: — Молодчина! А почему бы тебе ещё не купить рубаху, пальто, чулки, башмаки и шапку?.. Давайте, господин миллионер, посмотрим, что осталось от вашей жалкой получки!
АХ, КАКОЙ ДЕНЬ!
Дело было так. Отец три дня кашлял, потом три дня чихал, а в субботу был уже совершенно здоров. Он вынес в сад раскладушку и лёг загорать.
— Наконец-то, сынок, мы разбогатели, — сказал он, увидев меня.
— Каким образом?
— Обыкновенным! Я выздоровел. А здоровье дороже денег!
Он закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Я рассмеялся.
— Папа, — заговорил я,
