Андрей Ефремов - Я успею, ребята!
Ленка сидит — щеки у нее красные-красные — и даже не моргнет ни разу.
Я говорю:
— А эта… Ну, та пластинка. Ее посмотреть можно.
Степан Трофимович чай допил.
— Пошли, — говорит.
Я даже руки за спину убрал, а Базылева сбоку стоит, локоть мой стиснула и прямо в ухо дышит. Он перед нами конверт подержал и в отдельную коробку спрятал.
Я на пластинке прочел: «Трио сестер Босвелл». И буковки «КО» в углу на машинке отпечатаны. Ленка мой локоть отпустила и спрашивает:
— А сам-то он где?
— Видишь ты, Леночка, какая история. Уж сколько там жизни пластинке отпущено, уронил — и нет ее, а вот пережила хозяина.
Степан Трофимович по комнате походил.
— И вот, знаешь, чем дальше, тем меньше надежды, что я колобовский диск найду, а остановиться уже не могу. Такая вот, Витя, история. Ты, поди, уже думаешь, что я забыл, зачем Юре звонил?
Он в соседнюю комнату вышел и с пакетом возвращается.
— Вот. Я ведь с самого начала знал, где для вас интересную музыку найти. У меня такие вещи сын собирает. Тоже, понимаешь, музыкой ушибленный. А что сразу не сказал, так мы, коллекционеры, со странностями. Ну откуда я знал, даст он вам пластинки или нет? Он, правда, для первого раза только дубликаты взять разрешил, ну двойные экземпляры, они для обмена у него, а уж дальше-то видно будет.
Я таких конвертов никогда и не видел. Там чего-чего только не было: чудовища доисторические, айсберги…
Я из кармана деньги вынул, а он головой качает:
— Ну что вы, ребятки, придумали, не надо мне от вас денег никаких. Возьмешь ты эти диски, перепишешь спокойно и вернешь. Все равно у меня кассетника нет. Так мы с тобой сегодня поговорили, а ты — деньги. Это тебе спасибо, что зашел. Ну вот бумажку с вашими адресами возьму, пожалуй. А сумка-то у тебя для пластинок есть?
Мы в прихожей одеваемся, а мне из-за этих денег неудобно — ну прямо вспотел весь. И Лена странно смотрит. Не знает же она ничего.
Я уже прощаться хотел, а Степан Трофимович тоже за шапку берется.
— Вы, Степан Трофимович, не беспокойтесь, я аккуратно.
— Да что ты, Витя, просто у меня вторая смена начинается. С восьми до десяти с внуком сижу. Младший сын на вечернем учится, жена его тоже. Юре привет.
С Базылевой до самого ее дома дошли. Во дворе стоим.
— Витя, а вы с Юрой еще к Степану Трофимовичу пойдете?
— А что, — говорю, — может, и пойдем. Если надо будет.
— А я обязательно пойду. Эх ты, Кухтин!
Я и домой не заходил, все Юре по телефону рассказал.
— Ну, Витек, завтра из школы прямо ко мне. Все перепишем — и вперед. А скажи, есть люди!
Я эти пластинки каждую в две газеты завернул. Еле сумка в парту влезла.
На перемене в буфет пошел, по лестнице спускаюсь — Ленка бежит снизу.
— Кухтин, Витя!
И вниз меня тянет. Я через ступеньки прыгаю, еле успеваю. До вестибюля доскакали — она меня отпустила.
— Иди, Витя, иди.
Вот еще новости, куда мне идти? Стою посреди раздевалки столбом, вдруг — Юра. Я так удивился, смотрю на него и молчу. Он ближе подошел.
— Спасибо, Ленточка.
Ко мне повернулся.
— У тебя диски? Порядок. После уроков на остановку приходи. Я Виталику звонил, на сегодня уговорились. Аппаратура у него нормальная, я смотрел, прямо там перепишем. Ну что ты? Завтра же Трофимычу пластинки вернем. Боишься, что ли? Ничего с ними не сделается. Это тебе не Ленечка. Ну, пока, мне еще к маме заехать надо.
Я на последнем уроке только и думал про Юру, как он меня на остановке ждет. Сумку из парты вытащил, на коленях держу. Только зазвенело, вскочил — и к двери. В коридор вылетаю — около двери Ляшин стоит, а с ним еще двое из десятого. Тоже гудилинская контора. Один поперек дороги ногу вытянул, я еле перепрыгнуть успел.
— Сейчас запрыгаешь, точно, парни?
Ляшин меня вперед пихнул.
— Отвали. Иди, Кухтин, куда шел.
Я к подоконнику пристроился, пластинки в сумке перекладываю, чтобы нести удобней было, а из класса народ уже вовсю пошел. Пока я с сумкой возился, в коридоре стало тихо. Поворачиваюсь — Ваньчик в дверях стоит. Ляшин ногой, как шлагбаумом, в дверь перед ним уперся, а эти двое из десятого со смеху помирают. Ляшин на своих оглянулся, ногу опустил.
— Ты, мальчик, зачем товарищей подводишь?
Вот так. Схлопотал, значит, Ляшин свою пару по физике. Ваньчик оглянулся. Не было, кроме нас, в пустом коридоре никого.
— Ну чего таращишься, Иваницкий? Физика своего ищешь? Вместе пошли поищем.
Я с пластинками стою, а они по коридору уходят. Ваньчик в самом конце обернулся.
— Слышь, Кухтин, ты сумку свою крепче держи, упадет.
Дверь на первом этаже хлопнула. Все.
Ну кому тут объяснишь.
Сумка с пластинками болталась и почти задевала ступеньки. Я подхватил ее двумя руками. Теперь еще поскользнуться… Один этаж, другой…
Я не знал, где искать Бориса Николаевича, кабинет был закрыт. Запертая дверь гремела, я тряс ее, тряс.
— Что шумишь, Кухтин?
Он незаметно подошел, цепко меня за плечо взял.
— Ваньчик там, Ваньчик?
— Да оставь ты ее. Где Ваньчик, что?
— Ну поругался со мной, на меня обиделся. Борис Николаевич, он вас послушается. Позовите его, Борис Николаевич!
Еще немного — я бы все ему рассказал.
Физик пошел вниз по лестнице, потом оглянулся на меня и стал прыгать через две ступеньки сразу.
Когда я вышел из школы, на крыльце никого не было, я остановился на минутку, но они, видно, ушли в самую глубину двора, и я ничего не расслышал, только трамвай постукивал за углом и малыш в красном пальто гремел велосипедным звонком. Я бежал на остановку, перехватывал неудобную сумку, а он все тренькал и тренькал у меня за спиной.
Юра, наверное, адрес этого Виталика наизусть выучил. Мы стояли на трамвайной площадке, а он бумажку с адресом перед собой остановки три держал. То на нее посмотрит, то в окно… Проехать боялся, что ли? Потом говорит:
— Ладно, далеко еще.
Сумку к стене коленом прижал, чтобы не болталась.
— Знаешь, Витек, мы с тобой теперь перерыв сделаем. Ну, после Виталика. Мама из больницы выйдет — в гости к нам придешь. Съездим куда-нибудь в воскресенье. Точно? С Ваньчиком твоим съездим, а?
Минут сорок мы в трамвае тряслись. Юра остановку узнал, заторопился. Из трамвая выскочили — он говорит:
— Давай сумку, устал ведь. Да не бойся ты, не уроню.
Я и без сумки за ним еле поспеваю, а Юра еще торопит:
— Давай, Витек, давай!
И головой по сторонам крутит. Там впереди дом в лесах был, мы за него повернули. Юра остановился, смотрит вперед и говорит почему-то шепотом:
— Слушай, Витек, ну чего тебе к Виталику тащиться? Время у меня сегодня есть, что мы там вдвоем делать будем? Проводил ты меня, и хватит. Еще к физику своему успеешь.
Как он про Бориса сказал, я сразу Ваньчика вспомнил. Слушаю Юру и стою. Молчу и все.
— Ну что ты молчишь? Я ж тебя по-человечески прошу.
А сам не на меня, а опять вперед смотрит. Я поглядел туда — никого. Одна серая «Победа» у тротуара стоит. Он подождал немного, подумал.
— Ладно, может, обойдется. Пошли, Витек. Тут двором хороший кусок срезать можно. Мне Виталик объяснял. Из подворотни угол его дома виден.
Наверное, в доме начинался капитальный ремонт и жильцов уже выселили. Дверь в квартиру под дворовой аркой была приоткрыта, и бочка, вымазанная белым, стояла рядом. Я хотел крикнуть Юре, чтобы он не махал сумкой — она у него как маятник качалась, — и тут из квартиры они вышли. Я сначала ничего такого и не подумал — ну вышли и вышли. Я бы, может, и сам в эту квартиру зашел, если бы не торопились. Интересно же.
— Пришли, отцы?
Они даже рук из карманов не вынули. Гудок с Толиком стояли перед Юрой, другие двое сзади.
— Ну чего, Юрик, накапал кто-то Психу про твою самодеятельность. Псих велел тебе премию организовать.
— Сам же ты договаривался. — Юра смотрел прямо на Толика. — Сам же на Виталика вывел. И этот козел с наушниками.
— А про это ты забыл.
И вдруг два раза сильно и быстро Толик ударил Юру в лицо. Я успел дать с размаху кулаком по чей-то спине и ткнулся головой в стенку. Руку мне вывернули так, что я согнулся пополам и, кроме пары ног в джинсах, ничего сзади не видел. Рядом возились, топали.
— Пусти, рожа, никуда я не денусь! Слышишь?
— По-тихому надо, по-тихому. Ты отдаешь Психу место, где диски взял, а Псих тебя опять любит. Он сейчас сюда придет, и ты ему все скажешь. Ты не скажешь — Псих его вот колоть будет.
— Шестерка он, не знает он ничего. Совсем я дурной, что ли?
— Ты это Психу сейчас расскажешь.
— Врешь, я сначала про Виталика расскажу и про наушники, которые этот дурень крал. Годится?
— Ну ты… Говори чего хочешь.
— Парня отпусти.
— Толик, Толик… — Тот, который держал меня, засуетился, задергался. — Псих из машины вышел.
