Эдуард Пашнев - Ньютоново яблоко
Деревья неожиданно кончились. Дальше начинался железнодорожный мост. Санька вел Капельку в аэропорт на концерт. Когда они были на середине, под мост ворвался товарняк. Он страшно загрохотал где-то там, внизу, и виадук стал неприятно вздрагивать. Рука Леночки выскользнула из кармана пальто и встретилась с Санькиной рукой, и до самого конца моста они шли, взявшись за руки, как в детском садике.
До аэропорта оставалось десять минут ходьбы, но тут Санька вспомнил, что говорила Козлик про марсианский язык, и остановился:
– Стой! Давай зайдем в книжный магазин.
Они пошли прямо к отделу словарей. Санька долго читал названия: французско-русский, учись говорить по-немецки. Русско-английский. Итальянская грамматика.
Продавщица с голубыми глазами, в голубом халате с эмблемой книжного магазина вместо брошки, заметила его внимательный и мучительный взгляд.
– Что тебе, мальчик?
– Скажите, пожалуйста, – краснея пролепетал Санька, знавший, что таких словарей еще нет, но спрашивавший на всякий случай, а вдруг уже есть, – скажите, пожалуйста, у вас есть марсианско-русский словарь? Или русско-марсианский?
Девушка улыбнулась:
– Пока нет, к сожалению… Но будут! Обязательно будут. Ты заходи, спрашивай.
– Спасибо!
– Спасибо! – вслед за Санькой повторила застенчивая Капелька, и они заторопились к двери.
Дверь за ребятами захлопнулась, а молоденькая продавщица погрустнела. Может, она вспомнила свое военное детство? Тогда мальчики опрашивали не словари, а хлеб. Когда привезут, и можно ли будет взять по карточкам за два дня вперед?
А со словарями знакомились уже потом, в вечерней школе.
И вот – аэропорт!
Над крышей метеорологические башенки. Над башенками – сачки, в которые ловят синоптики ветер. Флюгера, антенны. Много антенн. И где они набирают столько радиоволн, чтобы на каждую антенну хватило?
Двери в аэровокзале сквозные. Можно в одни войти с улицы, а в другие выйти и попасть прямо на летное поле. Но Саньке сейчас нужно было не летное поле.
Посередине аэровокзала проход.
Кресла стоят, как в театре, рядами. Только сцены нет.
В левом зале вместо сцены будка справочного бюро. А в правом – галантерейный киоск.
За прилавком высокая, стесняющаяся своего роста девушка. Она поэтому немного сутулится и скромно опускает глаза, когда с ней шутят летчики. А летчики любят пошутить.
Девушка за своим прилавком продает всякие ненужные пассажирам вещи: куклы, одноглазый ночник, мочалки, шкатулки.
Санька потянул Леночку Весник в галантерейный зал. Он выбрал место в четвертом ряду и щедро пригласил:
– Садись!
По аэровокзалу нервно слонялся истомившийся пассажир. Он подходил то к справочной кабине, то к телефонной будке.
Наконец все это ему надоело. Он забрал свои вещи и перебрался поближе к галантерейной лавке. Поставил чемодан, побарабанил по прилавку пальцами, подержал в руках нейлоновую мочалку. Сказал, что дорого, и потянулся за большой шкатулкой.
Эта шкатулка представляла собой круглую башенку, у подножия которой в разных позах застыли маленькие балерины.
Если поворачивать по кругу шкатулку, можно было, как в замедленном кино, прочитать танец.
Но самый важный секрет заключался в крышечке.
Леночка сидела в своем кресле, оглядываясь на пассажиров.
Она еще не знала, зачем Санька привел ее сюда, но ей здесь уже нравилось.
Все нравилось.
Нравилось прислушиваться к объявлениям диспетчера об отлете и прилете самолетов. Нравилось смотреть в огромные аэровокзальные окна. В одно посмотришь – самолет бежит по взлетной дорожке, в другое посмотришь – он уже летит, набирает высоту.
А самолеты то и дело прилетали и улетали, большие, серебристые.
Нервный пассажир осмотрел шкатулку, сказал, что дорого, поставил на прилавок и напоследок решил заглянуть внутрь. Крышечка сама так и просилась в руки. Он снял ее. А под крышечкой хранилась серебристая, колокольчиковая музыка. Нервный пассажир ее выпустил на волю, под своды высокого стремительного потолка. Шкатулка играла Чайковского. А маленькие балерины, разбросанные у подножия, исполняли танец маленьких лебедей.
Если аэровокзал сравнить с песочными часами, то пассажиры, как песчинки, стали медленно просачиваться из одного зала в другой. Они занимали свободные места, и справочный зал все больше и больше пустел, а музыкальный наполнялся, наполнялся.
Галантерейная девушка могла бы взять с прилавка крышечку и прикрыть Чайковского и маленьких лебедей. Но Санька знал, что она этого не сделает. Иначе бы он не привел сюда Капельку.
Леночка поняла, что он думал о ней, и благодарно ему улыбнулась. Девчонки ведь чувствуют музыку в тысячу раз сильнее, чем мальчишки. Они готовы расплакаться над каким-нибудь Вагнером, не то что над Чайковским. Санька, собственно говоря, и о Чайковском имел приблизительное представление, но почему-то он привык сравнивать неизвестного ему Вагнера с Чайковским. Иногда он, правда, начинал сомневаться. А композитор ли Вагнер? А может, Вагнер – это математик? Или писатель?
А крошечные колокольчики продолжали вызванивать танец маленьких лебедей. И маленькие балеринки продолжали танцевать для прилетающих и улетающих пассажиров свой вечный танец.
Санька, может, и любил музыку Чайковского, но он этого не знал. А приводила их с Зебриком в аэропорт каждый раз не только музыка композитора. Нет, не только это. А еще музыка прилетающих и улетающих самолетов.
– ГРАЖДАНЕ ПАССАЖИРЫ, НА САМОЛЕТ, ВЫЛЕТАЮЩИЙ РЕЙСОМ 264 ПО МАРШРУТУ ВОРОНЕЖ – МОСКВА – ЛЕНИНГРАД, ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ПОСАДКА!
А шкатулка продолжала играть Чайковского, который полюбился Саньке в тысячу раз сильнее, чем неизвестный ему Вагнер.
– ГРАЖДАНЕ ПАССАЖИРЫ, САМОЛЕТ, СЛЕДУЮЩИЙ ПО МАРШРУТУ ОДЕССА – МОСКВА – ЛЕНИНГРАД, СОВЕРШИЛ ПОСАДКУ.
А шкатулка продолжала играть танец маленьких лебедей.
– ГРАЖДАНИН РОМАНИН, ЧЕРЕВИЧКИН, ГУЛЯЕВ, ПРОЙДИТЕ К ДИСПЕТЧЕРУ ДЛЯ ОФОРМЛЕНИЯ БАГАЖА.
А шкатулка продолжала играть.
– ГРАЖДАНЕ ВСТРЕЧАЮЩИЕ! САМОЛЕТ, СЛЕДУЮЩИЙ РЕЙСОМ 614, ОПАЗДЫВАЕТ НА 15 МИНУТ.
А шкатулка продолжала…
И самолеты, (появившись со страшным гулом в одном окне, уже через секунду бежали по аэродрому в противоположном окне.
Но даже четырехмоторные гиганты не могли заглушить тихую музыку Чайковского.
Впрочем, на самом деле самолеты, конечно, иногда своим ревом заглушали колокольчиковую музыку. Но здесь, в аэропорту, музыкой для Саньки и Леночки становилось не только то, что они слышали, но и то, что видели в огромных аэровокзальных окнах.
И Леночка Весник, и Санька Горский не знали, что шкатулка с тихой серебряной музыкой – это как бы их маленькая жизнь, в которую уже врывается большой мир с четырехмоторными самолетами разных стран и авиакомпаний.
На лице галантерейной девушки можно было прочесть самое настоящее вдохновение.
Как будто всем этим: и музыкой Чайковского, и самолетами разных стран, и авиакомпанией – дирижировала она.
В действительности же никто этим не дирижировал. Никто не заставлял слушать бессмертную музыку Чайковского. Здесь, в аэропорту, все на добровольных началах. Хочешь – слушай музыку, а хочешь – улетай 264-м или 614-м рейсом.
Завод кончился. Пружина раскрутилась, и шкатулка перестала играть танец маленьких лебедей.
Галантерейная девушка завела шкатулку, закрыла музыку крышечкой. Концерт окончился. Капелька, взволнованная, повернулась к Саньке.
– Сань, а вдруг ее кто-нибудь купит?
– Нет, – уверенно ответил Санька. – Она знаешь какая дорогая?
Вышли на улицу и долго шли молча, как взрослые. Потом Капелька в порыве благодарности сказала:
– Хочешь, я дам тебе дочитать «Графа Монте-Кристо»? Только у него почему-то мыши всю обложку съели.
