Сергей Вольф - Мне на плечо сегодня села стрекоза
Только теперь я понял, что видел тогда, видел, но не осознал, что никуда дальше он записку не передал. Неужели же такой самообман возможен только потому, что мне трудно было представить, что есть такой подлец, который возьмет и не передаст чужую записку?!
— Ты — почему — не передал — записку?! — хрипло почти крикнул я Джеку. — Почему-у?! — А рука моя уже вцепилась в его цветастый галстук.
— Ну спокойно, малыш, — бледнея, сказал он. — Ну прочел твою записочку, ну не передал, эко диво. Просто решил, что девчонка слишком хороша для тебя, да и вообще не придет.
Дальше я уже быстро шел по коридору к раздевалке с обрывком его галстука в руке. Лучше я ничего не придумал.
— Здравствуйте, Алла Вениаминовна, — сказал я нашей директорше школы, весь дрожа и почти размахивая Джековым идиотским галстуком. Лучшего я выдумать не мог.
Джек догнал меня и схватил у всех на виду, пытаясь отнять огрызок своего галстука, и у всех на виду, подпрыгнув, я залепил точно ему в глаз. При всех. При директоре школы. Это лучшее, что я придумал.
Потом нас разнимали, Джек расхныкался на всю раздевалку, глаз его мгновенно заплыл и посинел, после я видел себя у Аллы Вениаминовны в кабинете с опущенной головой.
— Великолепно, великолепно, Волков, — говорила она. — Как же это понять, дорогой мой?
Но в тот момент ничто не имело для меня значения.
18
— А знаешь, Алеха, все-таки что-то удачное в твоей драке есть! — говорил мне Гошаня, обнимая меня за плечо. Паршиво было у меня на душе, и он, умница, взял меня с собой на каток СКА посмотреть его тренировку. Мы как раз шли с тренировки, и я немного повеселел, оправился. — Во-первых, вряд ли ты теперь пойдешь на занятия этого драмкружка, а ведь он тебе не по душе, явно. Да?
— Ага, — сказал я. — Я уже заявил об этом Евгении Максимовне, и она согласилась. Она меня вполне поняла.
— Она вообще отличный человек, — сказал Гошаня. — Во-вторых, раз этот гад Лисогорский зажал твою записку, значит, все в порядке, понятно, почему твоя Юля Барашкина не пришла к цирку.
С горя я рассказал Гошане про содержание записки Юле, хотя про Свету — ни слова.
— В-третьих, — сказал Гошаня, — и это очень важно, у тебя теперь в школе появился некоторый вес, особый. Ведь не каждому шестикласснику, друг мой, удалось отметелить девятиклассника. Ты теперь герой. В своем роде, знаменитость. Главное, этот гад, Джек, понес огромный моральный урон. Именно моральный, понимаешь? Глаз-то у него, может, и скоро пройдет, но память о его моральном падении будет его преследовать до самого окончания школы. Ни одна девчонка теперь не пойдет с ним танцевать на вечере, понял, друг мой?!
Оба мы немного похихикали. Но на душе у меня было не сладко, само собой. Директор Алла Вениаминовна держала меня в кабинете не очень-то долго, почти совсем не ругала, взяла только дневник, что-то написала и сказала, что вызывает на педсовет мою маму, но и меня, разумеется, тоже. Потом ворвалась наша Евгения Максимовна, вся красная (драмкружок был вместо шестого урока, и она была еще в школе). Обе они долго смотрели на меня, качая головами.
— Вот, вырастили, — сказала Евгения Максимовна директорше, как бы извиняясь. Та кивнула. — Главное, на старшеклассника полез, не испугался, — продолжала Евгения Максимовна. — Значит, в человеке еще не все потеряно.
— Будем надеяться, что не все, — сказала Алла Вениаминовна. — На педсовете разберемся.
— Я вас очень прошу, — вдруг осмелев, сказал я. — Вызывайте меня на педсовет, и маму вызывайте, если надо, но только нас по отдельности. Если вместе, я все равно не приду, даже если вы меня из школы выгоните.
— Вот как?! — сказала директор. — Хорошо, что хоть честно предупредил, что не придешь. Ладно, пусть придет мама одна…
— А мне когда?..
— Вообще не приходи. Не созывать же нам из-за тебя два педсовета. Главное, чтобы ты понял, что совершил очень и очень малопривлекательный поступок. Ты понимаешь это?
— Пока нет, — честно сказал я. — Наверное, потом пойму.
— А почему не сейчас, Алеша? — всплеснув руками, сказала Евгения Максимовна.
— Он оскорбил меня, — сказал я. — Он меня подло обманул.
— В чем именно?
— Нет, этого я рассказать не могу, не буду.
— Ну хорошо, иди, — сказала Алла Вениаминовна. — Иди и осознай свой поступок, Волков.
Я ушел, но в этот день дневник своим не показал, да они и не просили. А на другой день, конечно, разразилась буря.
Люля пришла со спектакля, мы ужинали, и я подсунул дневник папане. Шевеля губами, он молча прочел что надо, сделал себе новый бутерброд с сыром и спросил:
— А здоровый девятиклассник?
— Обычный, — сказал я.
— Что у вас там? — спросила Люля.
Папаня сделал мне глазами, показывать ли ей дневник, я кивнул, и он положил дневник перед Люлей. Она быстро пробежала глазами директоров выговор и вызов ее на педсовет и, после паузы, почти шепотом произнесла:
— Слышишь, дед? Твой внук избил ни в чем не повинного девятиклассника. Подбил мальчику глаз. Я родила негодяя! — крикнула она. — Он плохо учится!
— Я исправил две тройки, — сказал я.
— Неважно, — сказала она.
— Ну почему же? — сказал дед. — Это само по себе важно.
— Никаких рыбалок! Никакой поездки с нами в Сибирь! Избил, видите ли, невинного человека!
— Он оскорбил меня, — сказал я.
— Чем?! Чем он тебя мог оскорбить?!
— Это моя личная тайна, — сказал я. — А в Сибирь… Разве я просился туда с вами? А с другой стороны — разве можно меня, такого, оставлять без вашего присмотра?
— Никаких подледных ловов! — крикнула Люля. — Боже мой! Мне идти на педсовет! Какой позор! И это — сын актрисы и солидного инженера!
— Что же выходит? — спросил дед. — Если мальчику запретить рыбалку, он больше драться не будет? А если позволить — так обязательно будет, так что ли?
— Вы что, все против меня?! — тихо спросила Люля.
— Нет, отчего же, это безобразие с его стороны, — сказал папаня, тихонечко уходя в другую комнату.
Мне вдруг стало жалко мою Люлю. Ей, похоже, на самом деле было плохо оттого, что я отлупил человека, даже если он и гад. А то, что он действительно такой, она не знала и знать не могла. Ей казалось, что это я у нее плохой. Особенно мне вдруг стало за нее нехорошо, потому что ей придется идти на этот педсовет и услышать много горьких слов в мой адрес, а уж она-то здесь была вовсе ни при чем.
Вдруг она сделала такое, от чего я совершенно обомлел. Она встала, наклонилась ко мне и шепнула мне на ухо заговорщицки, будто не мне, а какому-то абсолютно другому человеку:
— Слушай. А ты подговори деда, чтобы он пошел на педсовет, ладно? Он, а не я.
— Ладно, — смекнул я и тоже заговорщицки шепнул ей: — А на рыбалку мне можно ездить, а?
— Ладно, — шепнула она. — Поезжай, если только уговоришь деда пойти на педсовет. — И тут же крикнула, уходя: — Сумасшедший дом! Сын бандитом растет. Муж — растяпа. Дед на своей рыбалке помешан!
— Вулкан! — сказал ей вслед дед. — Актриса!.. Ну, что? Едем на рыбалку?
— Может и едем, — сказал я. — Но при одном условии.
— Если я вместо Люли пойду на педсовет, где тебя будут чистить?
— Ты слышал, да?
— Просто догадался. Опыт, брат. Целая жизнь. Я ведь уже старый. Ты когда-нибудь думал, что я у тебя уже старый?
Вопрос был какой-то странный, неуютный, я пожал плечами и сказал:
— Ерунда, ничего ты не старый, вон как по льду шастаешь, молодым завидно.
— Старый, — сказал он. — Ну, хватит. Ладно, схожу я на этот твой педсовет. Мне что? Это Люле неприятно, а меня, может, даже развлечет: послушаю, что там о тебе скажут.
— Странно все-таки, дед, — сказал я. — Все взрослые мной недовольны, а ты вроде бы нет, доволен. Или я не прав?
— Похоже, прав. Конечно, ничего хорошего в твоей драке нет, тем более — в школе, но я догадываюсь, что не за здорово живешь ты полез в драку, да еще с таким лбом, наверное, веская причина была. Да и возникла сразу — потому и в школе.
— Да, дед, ты мудро все угадал, так оно и было. Я драться вовсе и не собирался. Только я не буду тебе говорить, что к чему, ладно?
— Конечно. Я и так тебе верю. Я думаю, и Люля тебя поняла бы, если бы ты попал в струю, ну, в лучший момент. А кричит она потому, что ей на педсовете сделают выговор — ей, а не тебе. А так бы она все поняла.
— Знаешь, дед, — сказал я. — Летом или весной ты ведь возьмешь меня на обычную рыбалку?
— Ну, дай бог, доживем…
— Вот я и думаю. Может, нам в какое-нибудь путешествие с тобой отправиться, а? На недельку.
— Каким образом?
— А на лодке. Купим с тобой резиновую лодку, двухместную, заберемся в верховья какой-нибудь речки и дунем по течению вниз. Красота, а, дед? Костерок вечером, соловьи поют! А, дед? Поедем?
— Да неплохо бы. — Он грустно почему-то улыбнулся. — Дожить надо, да и лодка — проблема.
